— Ты в порядке?

Сложно было остаться невозмутимой, сидя после позорного падения на пол аэропорта с малиновым от смущения, волнения и гнева лицом. Плюс, Хантер выглядел еще красивей, чем мне запомнилось. Когда я уставилась на него — невероятно привлекательного, загоревшего под калифорнийским солнцем и окруженного обычной аурой небрежности и самоуверенности — у меня ослабли колени, и я даже порадовалась, что сижу на полу. Но как бы мне ни нравился общий вид, он выбивал меня из колеи, и это бесило.

— Что ты здесь делаешь?

Хантер перепрыгнул через барьер, разделяющий нас, и оказался на коленях передо мной чуть ли не до того, как я поцеловала задницей пол.

— Приехал забрать тебя. Ты разве не видела мою табличку со своим именем?

— Наталия Sbagliato-Numero? Миленько. Очень миленько. Как ты вообще узнал, что я говорю по-итальянски?

Хантер протянул руку, чтобы помочь мне подняться.

— На свадьбе Анны и Дерека ты чертыхалась по-итальянски в мой адрес.

Я такого не помнила. Хотя, опять же, большинство воспоминаний о том вечере были расплывчатыми. Я приняла руку Хантера и поднялась на ноги.

— А что случилось с Самантой? Она должна была забрать меня, чтобы мы сразу занялись приготовлениями к вечеринке.

Хантер сверкнул ухмылкой.

— Я вызвался взять часть ее дел на себя.

Я знала Саманту. Может, внешне она и походила на свою старшую сестру, но в ней не было столько же энергии. Скорее, ее можно было писать словом «ленивая».

— Уверена, тебе не пришлось просить дважды.

— Нет. И ради того, чтобы забрать тебя из аэропорта, я бы переделал их все. — Хантер взялся за ручку моего чемодана. — У тебя есть еще вещи?

— Нет, это все. Я ненавижу ждать багаж.

— Я оставил машину на временной стоянке. Здесь недалеко.

Мы пошли через переполненный аэропорт к стоянке. Шаги Хантера были длиннее моих, поэтому когда мы остановились у перехода на светофоре, а потом продолжили путь, я, возможно, воспользовалась возможностью заценить его задницу в шортах. Он явно делает до хрена приседаний.

Когда мы подошли к его машине, я не удивилась, увидев сверкающий чистотой черный пикап последней модели. Когда Хантер открыл для меня пассажирскую дверцу, опустилась автоматическая подножка, чему я обрадовалась, поскольку посадка у машины была очень высокой. Он положил мой чемодан на заднее сиденье, закрыл мою дверцу и, оббежав капот, сел за руль.

Внутри оказалось гораздо просторнее, чем казалось снаружи.

Хантер заметил, что я разглядываю его автомобиль.

— Что?

— Он такой большой.

На его лице появилась двусмысленная ухмылка.

— Мне это уже говорили. Не раз.

Я закатила глаза.

— Я про автомобиль. Еще никогда не сидела в пикапе.

— И каков вердикт?

Автомобиль Хантера не был типичным рабочим пикапом. Он больше походил на современный внедорожник с кожаным салоном, огромным количеством аппаратуры и панелью из темного дерева.

Я одобрительно кивнула.

— Хорошая машина. Тебе подходит.

Он положил руку на руль.

— Вот так? А что водишь ты?

— Угадай.

Он прищурился, сделав вид, что задумался, и стал быстро сдавать назад.

— Легко. Приус. Ты водишь «приус».

— Откуда ты знаешь? От Анны?

— Нет. Твоя подруга Анна ничего мне о тебе не рассказывала. У меня даже не получилось вытянуть из нее твою фамилию или номер телефона.

— Тогда как ты догадался?

— Отвечу то же, что сказала мне ты: она подходит тебе.

Хантер вырулил к выезду со стоянки, вставил талон в автомат и заплатил сорок долларов за парковку.

— Кошмар. Это хуже стоянки в аэропорту имени Джона Кеннеди.

— Движение еще хуже. И цены на жилье.

— Тогда почему люди так любят Лос-Анджелес?

Хантер высунул руку в окно.

— Здесь круглый год солнечно. Что может быть лучше.

— А мне нравятся все времена года.

Он рассмеялся. Звук его смеха был глубоким и хрипловатым.

— Анна не шутила.

— Насчет чего?

— Когда мы познакомились, она сказала, что мы полные противоположности и можем поубивать друг друга.

Большую часть времени я едва помнила, что ела на завтрак. Однако комментарий Хантера девятимесячной давности — «Мы могли бы поубивать друг друга, но вариант затрахать друг друга до смерти мне нравится больше» — вспомнила моментально.

После маневров в лабиринтах аэропорта Хантер выехал на шоссе.

— Ну что, Наталия Sbagliato-Numero, почему ты оставила мне неправильный номер и запретила Анне давать настоящий?

Я отвернулась к окну.

— Подумала, так будет лучше.

— Лучше для кого?

— Для нас обоих.

— Для нас обоих? То есть, ты знаешь, что лучше для меня?

— Просто пытаюсь уберечь тебя от разбитого сердца.

Хантер мельком взглянул на меня, и уголок его рта дрогнул.

— От разбитого сердца? Думаешь, после одной ночи в твоей постели я буду годами горевать по тебе?

Я повернулась к нему лицом.

— Прошло девять месяцев, а ты до сих пор преследуешь меня после той ночи в моей постели. При том, что мы даже не переспали. Только представь свое состояние, если бы это все-таки произошло.

Хантер покачал головой.

— Анна ошиблась в одном. Она сказала, что мы совершенно разные, но у тебя такое же самомнение, как и у меня.

Мы свернули на 405 шоссе, вот только направились на север, а не на юг, где жила сестра Анны. Я собиралась переночевать у нее, чтобы Анна не увидела меня до начала вечеринки.

— Ты не туда едешь.

— Нет, все верно. Сэм сказала, что сегодня вы бегаете по делам.

— Да. Но она живет на юге, а не на севере.

— А, так вот, что тебя смутило. Ты думаешь, что будешь бегать по делам с Самантой.

— Таков план...

— Я не только согласился забрать тебя из аэропорта, но и взвалил на себя большинство обязанностей Сэм. Поэтому ты проведешь день со мной.

— Почему ты подписался на это?

— Потому что ты не сможешь сбежать от меня, пока находишься в плену моего пикапа.

— Боже, как же приятно пахнет.

Это была наша вторая остановка по списку Сэм: цветочный магазин, где от нас требовалось забрать восемнадцать ваз с сиренью. Женщина за прилавком аккуратно упаковывала их, пока я бродила по магазину и нюхала различные растения.

— Что это?

— Душистый горошек. — Я бережно взяла в ладонь тонкий фиолетовый бутон. — Вот понюхай.

Хантер наклонился и сделал глубокий вдох.

— Пахнет приятно.

— Да. Он напоминает мне о бабушке. Когда мне было десять, мы с мамой ездили к ней в гости в Италию. У бабули весь участок был ими засажен, и они вились по ограде так плотно, что едва было видно деревянные рейки. Подливка по воскресеньям и аромат душистого горошка — это всегда ассоциируется у меня с бабушкой Валентиной. Она скончалась, когда я была подростком. Мама сохранила традицию подливки по воскресеньям, но для душистого горошка в Ховард-Бич слишком холодно.

— У тебя большая итальянская семья?

— Из четырех женщин. Мы собираемся вместе каждое воскресенье за ужином у мамы. У двух моих сестер есть дети, тоже девочки. У нас не так уж много тестостерона в семье.

Позади раздался голос флористки:

— Мы закончили упаковку сирени. Я пробью вашу покупку, и вы сможете подъехать к черному входу, чтобы загрузить цветы.

— Отлично, — сказал Хантер. Он указал на горшок с душистым горошком. — Его тоже берем.

— Надеюсь, это не для меня. Я не смогу взять его в самолет.

— Нет. Это для меня. У меня дома совсем нет цветов. — Хантер подмигнул мне и наклонился ближе, чтобы флористка не услышала его следующие слова: — Плюс я подумал, что когда ты проснешься, тебе понравится этот аромат.

Стоило отдать ему должное: он не сдавался даже спустя почти год.

Хантер загрузил в машину сирень и свое растение и закрыл багажник.