— Мы не можем! — кричал он раздирающим голосом. — Без Мами не можем ничего! Нас олени не слушают!

Мышеед с ненавистью посмотрел на пастуха, потом на огромную добычу, которая опять угрожала ускользнуть. Несколько животных успели вырваться из круга воинов и убегали вперед, несмотря на стрелы, летевшие вдогонку, но большая часть стада еще держалась вместе. Мышеед поспешно вернулся к девушке и развязал ей руки.

— Собери их вместе! — приказал он, толкая ее по направлению к стаду.

— Скажи своим людям, пусть уйдут с дороги! — ответила девушка.

Рынто, очевидно бывший главным в шайке, побежал к своим товарищам. После кратких переговоров Мышееды соединились вместе и отошли в сторону, держа наготове луки и недоверчиво наблюдая за движениями пастухов. Мами бегала вдоль стада, успокаивая оленей особым призывным криком, похожим на хорканье молодой важенки.

— Га-га-гак! гак! гак! — кричала она, заставляя оленей сгруживаться вместе.

Ободренные мальчики ревностно помогали ей, забегая дорогу самым смелым животным. Белый бык все еще стоял на месте; стрела поразила его под левую лопатку, но он боролся с болью и смертью и не хотел упасть на землю. Завидев подходившую Мами, он поднял голову и протянул ее вперед. Из его глаз выкатились две большие слезы и потекли по гладкой шерсти щек; потом глаза животного приобрели неподвижное выражение, в бедрах его пробежала мелкая дрожь, и оно тяжело рухнуло на снег, подергиваясь в предсмертных конвульсиях. Вожак стада как будто только ожидал хозяйку, чтобы попрощаться с ней и потом покориться концу.

62

По лицу Мами тоже текли слезы, но она продолжала бегать и успокаивать стадо. Убежавшие олени один за другим стали возвращаться. Стадо понемногу двигалось вперед, а за ним следовала шайка Мышеедов, жадными глазами наблюдали за своей новой собственностью. Убитые животные были беспечно брошены в добычу песцам и волкам.

С левой стороны показался обоз на собаках под предводительством женщин, которые ловко управлялись с плохо выдрессированными псами тундры. Но воины из осторожности не позволили им подъехать близко, чтобы не испугать стада. Справа подошли немногие олени, оставшиеся у Мышеедов после недавнего бегства. Очевидно, нападение было строго обдумано и отдельные отряды расположены на соответственных местах, как того требовали правильные боевые расчеты.

В эту ночь на стоянке Мышеедов было много веселья. Они знали тундру лучше Мами и указали ей для остановки другой лес, за четыре часа пути, где было прекрасное пастбище для оленей и обильное топливо для людей. Скоро несколько больших костров засияли на опушке. Мышееды изловили самых жирных животных и, убив их копьями, приготовляли ужин. Когда стемнело, они опять отпустили мальчиков охранять отдыхающее стадо, но Мами велели сесть у самого большого костра.

Они смотрели на девушку, как на заложницу, и чувствовали уверенность, что, пока она с ними, стадо не ускользнет из их рук. Девушка устало опустилась на землю перед огнем. Чувство полной беспомощности разрослось в ее душе и превратилось в оцепенение. Она готова была машинально выполнить всякое приказание, лишь бы эти дикие люди не били ее и не вязали ей рук арканом. Так, чувствовали себя во все века военнопленные рабыни, только что начинающие свое тяжелое поприще под чужеземной властью.

Мышееды разрывали мясо на части и пекли его на раскаленных угольях, каждый для себя; женщинам доставались части похуже, с большими костями, которые они постепенно обгладывали, разбивали каменными молотами и глодали снова. Вождь Мышеедов был теперь

63

добрее к Мами и даже бросил ей бесформенный кусок, который наполовину обуглился, забытый в глубине костра, и потому не годился для счастливых победителей.

Мами, однако, не стала есть; она посмотрела на эту дикую толпу, уничтожавшую с волчьей жадностью лучших животных ее стада, и в душе ее на минуту проснулось прежнее отчаяние.

— Лучше бы ты убил меня вместе с оленями, — повторила она, стиснув руки и склоняя голову к земле.

— Зачем? — нагло усмехнулся Рынто. — Ты доведешь стадо к Телькепу.

Так называлась главная река Мышеедов.

— А потом? — невольно спросила девушка.

— Потом видно будет! — уклончиво возразил Рынто. — А ты ешь!.. — повелительно прибавил он, видя, что Мами все еще держит в руках нетронутый кусок.

Мышееды кончили ужин и теперь заедали его сухим снегом, как собаки. Женщины мало-помалу собирались вокруг Мами. Их было около двух десятков, многие были высоки и статны, но все лица обезображивались низким лбом и массивными, выходившими вперед челюстями. Они рассматривали молодую девушку с видимым недружелюбием.

— Чертовка! — шипели они. — Таньгинская ведьма!..

Самые смелые стали плевать ей в лицо. Другие бросали в нее комья снега или сучья, валявшиеся вокруг.

Вождь схватил из костра головню и, размахивая ею направо и налево, стал отгонять, женщин, как отгоняют хищных животных, наступающих слишком близко.

— Суки! — кричал он. — Пошли отсюда!.. Пошли к саням!..

Он приложил к губам продырявленный олений позвонок, висевший у него на шее и заменявший свисток, и пронзительно свистнул, созывая свое племя на ночной совет.

Ото всех костров стали собираться воины с раскрасневшимися лицами, еще лоснившимися от недавнего ужина; некоторые держали в руках кости, продолжая их обгладывать на ходу.

— Слушайте,— сказал вождь, когда собрание было в полном составе. — Мы захватили в плен много быков

64

я одну важенку... Быков съедим. А с важенкой что делать?

— Убить ее, чертовку! — кричали бабы, которые все-таки вернулись вместе с мужчинами, но, опасаясь вождя, теперь стали сзади, ибо у Мышеедов женщины большею частью принимали участие в совете.

— Слушайте, люди! — сказал Рынто, немного помолчав. — Я возьму ее себе... рабыней!

— Не надо рабынь! — кричали бабы. — Задушить чужую тварь!

— Если мне надо, — возразил Рынто вызывающим тоном, — то вам какое дело?

Мужчины тоже заворчали, Мышееды устраивали жизнь сообща, а браки заключались у них по добровольному взаимному согласию и не были крепки; владение пленницей было новым и неслыханным делом.

— Еще подростки есть! — напомнил приземистый воин с коричневым лицом, курчавой головой и прилюснутыми губами, похожими на негра или мулата. — Придем на тундру, там видно будет.

Рынто подумал с минуту.

— Ты, Каянто, ты, Петки, ты, Теуль, ты, Екуйгин, — он перечислил еще шесть или восемь имен, — придите сюда!

Названные один за другим вышли вперед и стали рядом с вождем. Это были самые выдающиеся воины, если судить по их росту и всему внешнему виду. Все они были друзьями Рынто, и теперь вместе с ними он чувствовал себя в состоянии противоборствовать толпе.

— Слушайте теперь вы! — сказал Рынто, обращаясь к своим товарищам. — Вот нас десяток. Этой рабыней давайте владеть вместе. Подростков возьмем тоже: будут пасти оленей, какие достанутся; будем с работниками, а ее станем иметь женой... отдельно от всех.

Толпа глухо роптала.

— Придем на тундру, там видно будет, — с угрозой повторил смуглолицый, — какие бывают отдельные жены!

Будущие совладельцы Рынто, однако, были довольны новым проектом. Для пущей осторожности они даже легли спать вместе с вождем. Рынто на ночь обвязал стан молодой девушки концом аркана, а другой конец

65

обернул вокруг собственной ноги для предупреждения побега.

Другие Мышееды ушли к своим, кострам и улеглись, кто где мог, нередко прямо на снегу, бросив под голову связку хвороста или полено и укрываясь разной рухлядью и даже кровавыми шкурами, содранными с оленей, недавно убитых на еду.

Воины, сопровождавшие стадо Мами, погибли еще в лесу под ударами враждебных копий, но Чайвун отделался легче. Мышееды, пропустившие живыми молодых пастухов, были, вероятно, расположены даровать и ему временную пощаду, но, увидев гибель защитников стада, бедный пастух поднял такой громкий крик, что один из Мышеедов не удержался и бросил в него дротиком. Дротик был направлен в голову, но взял влево и прорезал Чайвуну своим иззубренным лезвием всю щеку. Лицо Чайвуна залилось кровью. Считая себя убитым, пастух упал на землю и лишился чувств. Даже голова его погрузилась в снег. Воин, нанесший удар, подобрал свой дротик и с уханьем побежал дальше, выпугивая стадо на простор. Другие тоже не обращали внимания на павших; им в конце концов было все равно, убиты ли они наповал ударом копья или погибнут через несколько часов от холода и истощения в пустынном лесу.