— Отдай ее! — ревела толпа. — Отдай добром!..

— Мы спросим у Раипа,— сказал Ватент, — он всех старше, он рассудит!

Раип, до сих пор сидевший безучастно, обвел глазами толпу, с легкой улыбкой остановил их на мгновение на черном шамане, злое лицо которого выдавалось безобразием даже среди всех этих полудиких фигур. Потом он перевел их в другую сторону, где во главе

78

группы молодых людей молчаливо и грозно стоял Ваттан, не выпуская из рук копья.

— Чего многие люди хотят, — сказал он наконец торопливо, — то всегда хорошо. Но я помню, когда я еще не был женат, на такой же ярмарке пришла великая зараза, половина людей умерла у всех племен; тогда Кочен, богатый владелец, сам себя принес в жертву духам!

— Гу! — заревела толпа. — Отдай девку! разнесем шатры!

— Берите! — сказал Ватент, отступая от входа. — С вами мудрость и сила.

Двадцать человек бросились в палатку, но девочки нигде не находилось. Койгинт неутомимо шнырял из угла в угол, перебрасывал кучи рухляди, смотрел под полами внешнего и внутреннего шатра; Ваттувий стоял в дверях и смотрел на него горящими глазами.

— Берегись, — сказал он ему. — Солнце видит. За таким делом надо приходить ночью, при месяце, тайно от людей...

— Запрятали! — запальчиво крикнул Койгинт. — Разнесем все!

Он яростно схватился за огромную кожаную суму, лежавшую позади спального помещения и наполненную невыделанными шкурками.

— Воровать хочешь? — насмешлиово сказал Ваттувий, — сырошкурник!

Соседи говорили про людей Алют, что они, встретив чужого оленя, сдирают с него живьем шкуру и надевают на себя, как рубаху. Но Койгинт не обратил внимания на насмешку, он почувствовал, что в одном конце сумы что-то мягкое и круглое перекатилось с места на место.

— Есть! — заревел он, запуская руку в кожаное устье сумы. — Вот она!

Девочка действительно была здесь; она сделала себе гнездо из мягких лоскутьев и притаилась, как мышь, пережидая дневную суету и дожидаясь ночи. Захваченная врасплох, она не думала о сопротивлении. Тело ее повисло в крепких руках черного шамана, голова беспомощно перекатывалась с плеча на плечо. Глаза ее часто мигали перед яркими солнечными лучами. Взъе-

79

рошенные волосы были наполнены шерстью. Она, кажется, спала в своем темном и мягком гнезде и не успела отделить новых врагов от Мышеедов, которых только что видела во сне.

— В воду, в воду! — кричала толпа. — В полынью!

— Пойдем!.. — решительно сказал Ваттувий, хватая девочку за плечо. — Пускай будет по-вашему!..

Койгинт хотел воспротивиться, но Ваттувий не отступился.

— Девка наша! — кратко объяснил он. — И разве я не слуга Авви?

Они пришли на берег Анапки, волоча за собой полубессознательную жертву, но белая поверхность реки изменилась против прежнего. Целые пласты льда, подъеденные снизу быстро текущей водой и придавленные сверху грудами снега, наметанными вьюгой, не выдержали и обломились, и полынья далеко протянулась посредине реки, одним концом загибаясь к берегу.

Плотно утоптанная дорожка, по которой раньше рыболовы ходили к своему обычному месту, посерела и стала как-то глубже прежнего.

Человек, шедший впереди, стал пробовать лед копьем, но костяной, наконечник свободно проходил внутрь. Толпа попятилась, Авви, по-видимому, хотел сыграть над ними такую же шутку, как лисица в старой сказке, которая заманила стадо оленей на прорубь, прикрытую вместо снега огромным покрывалом, сшитым из белых заячьих шкур.

— Все назад! — сказал Ваттувий. — Мы одни полезем.

Они выбрали по два длинных и тонких копья и, бросив их на лед, поползли на четвереньках, придерживая между собой жертву и осторожно передвигая вперед свои гибкие деревянные опоры.

Народ стоял на берегу и смотрел им вслед. Теперь, когда никто не мог отнять добычу у Авви, многие чувствовали ужас перед кровавым делом.

— Видишь, тащут, как собаку! — говорили Ватенто — вы бабы, которые пришли за толпой.

Только час тому назад они были рады избавиться от чужеземки, которая свалилась к ним в шатер как снег на голову и все пряталась по темным закоулкам. Но

80

человеческие жертвы были редкостью в тундре, несмотря на непрерывные взаимные убийства. Эти, воинственные племена, занятые вечной борьбой, не боялись настолько своих мелких и проказливых богов, чтобы поить их кровью пленников и своих собственных детей. Сварливый Авви был одним из самых страшных; но многие таили на него зло еще с начала ярмарки и теперь, видя, как два шамана волокут беззащитную девочку в прорубь с опасностью собственной жизни, не могли удержаться, чтобы не упрекать его вслух.

— Несытое брюхо! — кричали они. — На, жри!.. Мало тебе утопленников, рыбий сын!..

А Койгинт и Ваттувий все ползли и ползли вперед. Черный шаман по временам закрывал глаза и что-то шептал. Он не хотел упустить удобного случая и произносил имена своих врагов, пополам с заклинаниями. Он собирался укрепить их отпечатком ладони, обагренной свежей кровью и приложенной к снегу. Черные шаманы употребляют для этого кровь черного оленя, заколотого на жертву солнечному закату, но человеческая кровь, разумеется, была гораздо действеннее. Ваттувий двигался вперед уверенно и проворно, как охотник, подбирающийся к тюленю, заснувшему над дыхательной прорубью. По временам, когда Койгинт закрывал глаза, он бросал на него странный взгляд, короткий и блестящий, как будто именно Койгинт был искомым тюленем.

Закраина рыхлого льда тихо вздрогнула и потихоньку стала оседать под ногами. Дальше ползти было невозможно. Койгинт вытащил из-за пояса длинный костяной кинжал и, повернув девочку лицом к проруби, сорвал с нее меховой кафтан и шаровары. Он двигался, как мог, осторожно, чтобы не расшатать зыбкой почвы под ногами, но все старался привести тело жертвы в такое положение, чтобы кровь брызнула прямо вперед и достала до открытой воды. С кровью из смертельной раны выходит главная из пяти душ человека, и было очень важно, чтобы Авви успел ее подхватить на лету, не то она могла вспорхнуть вверх и лишить Рака самой заманчивой части.

Девочка не сопротивлялась и, подталкиваемая настойчивыми руками шаманов, послушно приняла желательную позу. Лишенная мохнатой одежды, она внезап-

81

но стала совсем маленькой, и ее тщедушное нагое тельце белело у полыньи, как будто не чувствуя холода и влажного льда. Быть может, душа ее уже была во власти подводного бога, который поторопился укрепить за собой еще живую добычу.

— А! — ахнула толпа на берегу. Племянница Ватента даже застонала и поспешно закрыла лицо руками.

Рука черного шамана поднялась и опустилась вниз, потом опять поднялась, вырывая из раны кинжал. Девочка внезапно рванулась и опрокинулась назад, и струя крови, брызнувшая из раны, попала прямо в лицо Койгинту. Оба приносящие в жертву шамана быстро схватили трепетавшее тело и с силой толкнули его вперед по гладкому льду.

«Лови!» — хотел крикнуть Койгинт, но неожиданный толчок в спину заставил его самого подвинуться вперед, как ракета. Он попытался схватиться руками за лед, но лед был гладок, и только на одном месте его правая ладонь положила красный отпечаток и скользнула мимо. Послышался зловещий треск. Ваттувий, бросив копья, с нечеловеческим проворством скользнул назад к берегу, вытягиваясь по льду, как выдра, перебегающая между двух прорубей. Большая льдина откололась от закраины, тихо подвинулась вперед и вдруг распалась на части. Белое тело девочки на минуту всплыло на поверхность, окрашивая воду тусклым красным цветом, как свежеубитая нерпа, но Койгинт ушел на дно, как мешок с рухлядью, и ни разу не показался. Его спина, немного пониже шеи, была пробита навылет блестящим ножом, который молодой Ительмен подарил Ваттану и который сегодня с утра находился, в одном из неведомых тайников фокусника.

— Авви! — закричала толпа в ужасе.

Последняя сцена на льду произошла так быстро, что никто не успел заметить удара. С берега казалось, что Койгинт, увлекаемый неизвестной силой, сам бросился вперед вслед за телом жертвы и что Ваттувий успел спастись от такой же участи только благодаря своей сверхъестественной ловкости.