— И это знаю.

— Но не знаешь, что заговор красной гвоздики и заговор подземелья — одно и то же?

— И это знаю.

— В таком случае перейдем к третьей новости… Уж этой, наверное, ты не знаешь… Сегодня вечером мы захватили кавалера Мезон Ружа.

— Схватили кавалера Мезон Ружа?

— Да.

— Значит, ты поступил в жандармы?

— Нет, но я патриот; каждый патриот должен служить отечеству, а так как этот кавалер Мезон Рууж своими заговорами произвел гнусные покушения в моем отечестве, то отечество и приказывает мне, патриоту, избавить его от вышеозначенного кавалера Мезон Ружа, который жестоко ему досаждает, и я повинуюсь отечеству.

— Все равно, — сказал Морис, — странно, что ты взялся за подобное поручение.

— Я не брался, на меня его возложили. Впрочем, скажу откровенно, я бы сам стал добиваться этого поручения. Нам необходимо подняться в глазах общественности каким-нибудь блистательным подвигом, потому что от этого восстановления репутации зависит не только наша безопасность, но оно даст нам еще и право при первом удобном случае распороть брюхо гнусному Симону.

— Но как же узнали, что зачинщиком подземного заговора был кавалер Мезон Руж?

— Этого покуда не знают наверное, но только подозревают.

— А! Вы заключаете по догадкам.

— Заключаем по верным следам.

— Любопытно узнать, потому что, наконец…

— Слушай же хорошенько.

— Слушаю.

— Только услышал я крик: «Большой заговор, открытый гражданином Симоном…» (везде суется мерзавец!..), как тотчас же захотел удостовериться в истине собственными глазами. Говорили о подземелье…

— Существует ли оно?

— Существует, я видел своими глазами.

— Итак, говоришь, ты видел…

— Подземелье… Повторяю, что я видел подземелье, ходил по нему; оно сообщается из погреба гражданки Плюмо с одним домом на улице Кордери… точно не помню, какой номер, двенадцатый или четырнадцатый.

— И в самом деле ты ходил в этом подземелье?

— Прошел во всю длину и уверяю тебя — славная труба; притом она была загорожена тремя железными решетками, которые надо было откапывать одну за другой и которые в случае, если бы заговорщикам удалось, дали бы им время, пожертвовав тремя или четырьмя сообщниками, увезти вдову Капет в безопасное место. По счастью, попытка не удалась, и опять-таки открыл эту штуку мерзавец Симон.

— Я думаю, прежде всего надо было забрать жильцов в доме на улице Кордери, — заметил Морис.

— Что, наверное, и сделали бы, если бы дом этот не был пуст.

— Но ведь он принадлежал же кому-нибудь?

— Да, новому хозяину, которого никто не знал. Знали только, что дом этот продан две или три недели тому назад — вот и все. Соседи слышали по временам шум, но так как дом был старый, то и думали, что в нем производится ремонт. Что касается прежнего хозяина, то он уехал из Парижа. Вот при таких обстоятельствах я и пришел в подземелье.

«Да, признаюсь, положение ваше затруднительно», — сказал я Сантеру, отведя его в сторону.

«Совершенно верно», — отвечал он.

«Дом этот продан, не так ли?»

«Да».

«Недели две тому назад?»

«Две или три».

«И купчая совершена у нотариуса?»

«Да».

«В таком случае разошлите ко всем парижским нотариусам узнать, у которого из них продан дом, и потребуейте купчую. Там вы увидите имя и место жительства покупателя».

«Вот и прекрасно! Вот это совет, — сказал Сантер. — И такого человека еще обвиняют в недостатке патриотизме! Нет, Лорен, я восстановлю тебя в мнении патриотов, или мне сейчас провалиться».

— Словом, — продолжал Лорен, — сказано — сделано. Нашли нотариуса, отыскали акт, а на акте прочли имя и адрес виновного. Тогда Сантер сдержал свое обещание и поручил мне арестовать его.

— И человек этот был кавалер Мезон Руж?

— Нет, его сообщник… то есть следует так предполагать.

— Так за что же вы арестуете Мезон Ружа?

— Мы арестуем всех вместе.

— Но прежде всего, знаешь ли ты кавалера Мезон Ружа?

— Как нельзя лучше.

— И знаешь его приметы?

— Еще бы! Сантер все рассказал: ростом пять футов и два или три дюйма, белокурый, с голубыми глазами, нос прямой, борода русая; притом я сам его видел.

— Когда?

— Не далее как сегодня.

— Видел?

— Да и ты видел.

Морис вздрогнул.

— Тот самый человек, который, помнишь, спас нас обоих и еще так бойко поколотил марсельцев.

— Так это был он? — спросил Морис.

— Он самый. Его преследовали и потеряли из виду около дома нового владельца на улице Кордери, так что полагают, что они живут вместе.

— В самом деле, очень вероятно.

— Даже полностью.

— Но, кажется мне, Лорен, — прибавил Морис, — если сегодня вечером ты арестуешь того, кто спас нас нынче утром, не будет ли это неблагодарностью?

— Что за вздор! — сказал Лорен. — Разве ты думаешь, что они спасли нас, желая спасти?

— Так для чего же?

— Они забрались в этот дом, чтобы похитить бедную Элоизу Тизон, когда ее повезут. Наши головорезы помешали им — и они кинулись на головорезов. Мы спасены просто случайно, а так как все дело в намерении, а тут не было никакого намерения, то и мне незачем упрекать себя ни в малейшей неблагодарности. Притом же, Морис, самое главное — необходимость, а нам необходимо отличиться блистательным подвигом, а вдобавок я отвечал за тебя.

— Кому?

— Сантеру; он знает, что ты командуешь экспедицией.

— Как так?

«Уверен ли ты, что арестуешь виновных?» — спросил меня Сантер.

«Да, — отвечал я, — если будет со мной Морис».

«Да уверен ли ты в Морисе? С некоторого времени он что-то остывает».

«Кто говорит это — ошибается. Морис так же горяч, как и я».

«Ручаешься?»

«Как за себя». Потом я пошел к тебе, но, не застав дома, отправился по этой дороге, во-первых, потому, что и мне тут было по пути, а во-вторых, я знал, что это твоя всегдашняя дорога, — и вот наконец мы встретились.

— Очень жаль, любезный Лорен, но у меня нет ни малейшей охоты идти в эту экспедицию. Скажи, что ты не встретил меня.

— Невозможно! Нас видели.

— Ну так скажи, что ты меня встретил, и я не захотел быть заодно с вами.

— Опять-таки невозможно!

— Отчего?

— Оттого, что тогда ты станешь не остывшим, а подозрительным… А тебе известно, как разделываются с подозрительными… Ведут их на площадь… и…

— Будь что будет, Лорен; но тебе покажется, без сомнения, странным, что я хочу сказать…

Лорен выпучил глаза и посмотрел на Мориса.

— Знаешь, — продолжал Морис, — мне опротивела жизнь.

Лорен расхохотался.

— То есть мы рассорились с возлюблнной и впали в меланхолию. Вздор, прекрасный Амадис! Будем мужчинами, а потом сделаемся гражданами… Что касается моей персоны, я делаюсь отличнейшим патриотом именно в то время, когда бываю не в ладу с Артемизой! Кстати, она посылает тебе миллион приветствий.

— Поблагодари от меня. Прощай, Лорен.

— Как «прощаай»?

— Да, я ухожу.

— Куда это?

— Домой.

— Морис, ты губишь себя!

— Так что ж?

— Одумайся, Морис, одумайся, мой друг!

— Я уж все обдумал.

— Постой, я еще не все рассказал…

— Не все? Чего недостает?

— А что сказал мне Сантер.

— Что же он сказал?

— Когда я просил назначить тебя начальником экспедиции, он сказал мне: «Берегись!»

«Кого?» — спросил я.

«Мориса».

— Меня?

— Да. «Морис, — прибавил он, — часто похаживает в тот квартал».

— В какой квартал?

— А где живет Мезон Руж.

— Как! — вскричал Морис. — Так вот где он скрывается!

— Так, по крайней мере, думают, потому что здесь живет его возможный сообщник, купивший дом на улице Кордери.

— В предместье Виктор? — спросил Морис.

— Да, в предместье Виктор.

— А на какой улице предместья?

— На старой улице Сен-Жак.

— Боже мой! — проговорил Морис как ослепленный молнией.

Он закрыл глаза рукой и через секунду, как будто собравшись с духом, спросил: