— Это невозможно, ваше императорское величество, совершенно невозможно! — воскликнул Панин. — Вы хотите подвергнуть свою жизнь такой опасности? Этого не должно быть, это должен решить Правительствующий Сенат. Я уверен, что высшее правительственное учреждение торжественно воспротивится подобному решению. Ваше императорское величество! Ваше доблестное самоотвержение не знает границ, — прибавил он, склоняясь перед гневными взорами императрицы.

— Сенат? — воскликнула Екатерина Алексеевна. — Но если бы я была мужчиной и могла так же смело владеть мечом, как твердо я держу скипетр, и если бы я повела свое войско в кровавый бой — скажите мне, граф Никита Иванович, разве в этом случае Сенат, опасаясь за мою жизнь, вздумал бы удерживать меня, хотя бы я повела на смерть тысячи своих подданных? Сенат прославил бы геройское мужество полководца, а теперь, когда я хочу поставить на карту свою жизнь для спасения тысяч людей, неужели Сенат решится воспротивиться моей воле?

— Нет, ваше императорское величество, нет, это невозможно! — в свою очередь воскликнул Потемкин. — Что, если заблуждается тот врач, который еще не применил своего изобретения в своем отечестве?

— Нет, он не заблуждается, — возразила императрица, ласково взглянув на взволнованное лицо Потемкина, — он не заблуждается, так как на себе самом испытал верность своего средства. Поверьте мне, Григорий Александрович, — прибавила она, положив свою руку на руку Потемкина, — поверьте, что я ради какого‑нибудь безумного предприятия не решилась бы легкомысленно рисковать своею жизнью, которая сулит мне еще много–много счастья и осуществление массы блестящих надежд. И если Европа, которая так превозносится над нами, питает суеверный страх перед этим благотворным открытием, то пусть она теперь узнает, что русская императрица не колеблется, когда ей с помощью просветительной науки предстоит избавить свой народ от губительной язвы.

Потемкин молча склонил голову.

Императрица говорила тоном, не допускающим возражения.

— Ваше императорское величество, — произнес Панин, — ваше намерение великодушно и возвышенно, и я уверен, что и Сенат выразит вам свое восхищение, но все‑таки я нахожу полезным предложить ему, чтобы сначала лучшие врачи нашего государства исследовали это дело, и уже после результатов его…

— Все врачи Европы до сих пор были бессильны в борьбе с оспою, — перебила его государыня, — и их суждение не имеет в моих глазах никакой цены. Если же Сенат помнит свои обязанности, то он должен последовать моему примеру. Доктор Димсдаль, готовы ли вы?

— К вашим услугам, ваше императорское величество! — ответил доктор, вынимая из кармана небольшой футляр с хирургическими инструментами.

Крик ужаса пронесся по залу. Цесаревич бросился к своей матери с распростертыми руками, Панин загородил дорогу врачу, а Потемкин, забыв в этот миг все правила этикета, схватил императрицу за руку.

Екатерина Алексеевна тихонько освободила свою руку, гордо выпрямилась и заговорила таким строгим тоном и с таким повелительным взглядом, что все присутствующие робко замерли:

— Я объявила о своем решении — кто осмелится противиться воле государыни? Григорий Александрович, подайте мне кресло!

Потемкин молча придвинул ей кресло.

Императрица села и легким, грациозным движением откинула кружевной рукав платья. Доктор Димсдаль вынул из футляра маленький граненый флакончик с жидкостью, омочил ею кончик длинного, тонкого ланцета и затем, к ужасу всех присутствующих, погрузил блестящее острие в белую и полную руку императрицы.

По залу пронесся лишь один глубокий вздох.

Панин стоял пораженный, скрестив руки на груди; ландграфиня Гессенская в изнеможении оперлась на руки дочерей; Дидро, высунувшись вперед, с любопытством следил за операцией; цесаревич схватил руку Разумовского и, дрожа от страха, глядел на императрицу; Потемкин опустился на одно колено и поддерживал руку государыни, между тем как доктор вторично смачивал острие ланцета.

— Я думала, что это причинит боль, — заметила императрица с ясной улыбкой при виде маленькой, едва заметной капли крови. — Продолжайте, доктор!..

При гробовом молчании окаменевшего от ужаса общества доктор Димсдаль погрузил еще семь раз ланцет в руку императрицы. Затем он отступил с молчаливым поклоном.

Государыня поднялась с места, опустила рукав и осведомилась:

— Сколько времени надо ждать действия прививки, доктор?

— Восемь или девять дней, ваше императорское величество, — ответил Димсдаль.

— А какой мне следует вести образ жизни, пока оспа не выйдет наружу?

— Соблаговолите, ваше императорское величество, пока продолжать ваш обычный образ жизни, в дальнейшем достаточно будет ограничиться простой диетой и некоторыми средствами для уменьшения жара.

— Хорошо! — сказала Екатерина. — Я надеюсь, — прибавила она, гордо оглянувшись кругом, — что сегодня я ценою лишь нескольких капель крови выиграла сражение в борьбе с врагом, дотоле непобедимым и в продолжение столетий бывшим бичом своего народа.

— Клянусь Богом, ваше императорское величество, — воскликнул Дидро, улыбаясь и со свойственной ему непринужденностью дотрагиваясь до плеча императрицы, — я удивляюсь вам; сознаюсь откровенно, у меня никогда не хватило бы мужества так смело играть со смертью.

— Итак, — ответила императрица, — вы убедились здесь, в России, что и монархини, о которых вы, к сожалению, кажется, не слишком блестящего мнения, иногда обладают сознанием долга и мужеством исполнить его.

Цесаревич сжал руку Разумовского и дрожащим голосом прошептал:

— Я никогда не решился бы на это, Андрей Кириллович, никогда, Бог свидетель! Неужели же мне оспаривать престол у такой женщины, которая вдобавок моя мать? Даже древние великие герои, которыми мы восторгаемся, не могли бы совершить больший подвиг! — И, целуя руку матери, он воскликнул: — Благодарю вас, ваше императорское величество, благодарю от лица моей родины. Теперь же да будет и мне дозволено сделать опыт, дабы моя доблестная родительница не слишком превзошла меня в своем великодушии!

— Нет, нет, сын мой! — возразила императрица. — Я не могу подвергнуть опасности твою жизнь, за которую так трепещет граф Панин, до тех нор, пока не обнаружатся результаты произведенного надо мною опыта; моя жизнь возместима, твоя же нет.

— Что же касается меня, ваше императорское величество, — воскликнул Потемкин, — то я желаю немедленно произвести над собою этот опыт, я требую этого как доказательство милости вашего императорского величества. Операция может произвести в мужском организме иное действие, и если вы, ваше императорское величество, желаете вполне обезопасить жизнь цесаревича, то разрешите произвести этот опыт над мужчиною.

Он засучил рукав мундира и приблизился к доктору Димсдалю.

Последний вопросительно посмотрел на императрицу.

— Исполните его желание, — продолжала Екатерина Алексеевна, — генерал привык рисковать своею жизнью в борьбе против всех врагов моего государства; он заслуживает почетного места наряду со своей государыней.

Доктор Димсдаль быстро и уверенно совершил операцию.

— Мы с вами — товарищи по оружию, — произнесла императрица, улыбаясь и подавая руку Потемкину. — Теперь же, — весело продолжала она, — мы уже достаточно занимались оспой; пора успокоить нервы этих кавалеров и дам и предоставить им более отрадное зрелище, — присовокупила она, бросив насмешливый взгляд на шептавшихся придворных. — Нас ожидает спектакль, мы увидим представление «Тартюфа».

Она взяла под руку все еще дрожавшую ландграфиню и направилась через ближние покои в маленький театральный зал Эрмитажа.

Цесаревич следовал за ней с принцессой Вильгельминой. Последняя задумчиво и серьезно шла под руку с высоконареченным женихом, склонив голову и тихо шепча про себя:

— Она прибыла сюда бедной и одинокой принцессой, а теперь она — всемогущая властительница; мужество и сила воли служили ей оружием. Я тоже чувствую в себе мужество и силу воли.