Спаси, Господи, душу мою И обереги меня

От в ночи блуждающей души неприкаянной,

Восставшей прежде времени от пелен своих,

Не имущей места покоя своего,

Кою не держит ни покров земли,

Ни крест в ногах,

Ни икона в головах,

Ни гвозди с гробовой крышке,

А только слово Твое запретное

Законом будет ей.

Уповаю на Тебя, Господи,

Как на крепость святую и нерушимую.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Из письма: «...Когда мне было 12 лет, дед взял меня с собой на кладбище собирать пустые бутылки. На одной могиле я увидела расстеленное

вафельное полотенце, а на нем выложенный из мелочи крест. Крест был довольно большой, и я набрала полный карман мелочи. Я решила не показывать найденные деньги деду, опасаясь, что он заберет их. Дома я положила мелочь в банку, а банку поставила под свою кровать.

К утру у меня отнялись ноги. Это было большое горе для всей семьи. Представьте себе: абсолютно здоровый ребенок – и вдруг без всякой причины лишился ног. Врачи говорили, что это вирус сродни полиемиелиту, а как лечить его, никто не знал.

В доме стало тихо и неуютно, как бывает во время похорон. Однажды мама взялась за уборку и обнаружила под кроватью банку с мелочью, о которой я уже позабыла. Мама спросила, откуда это, и я рассказала ей все. Мама привезла ко мне старенькую бабушку, она выслушала меня, задала несколько вопросов, и они с мамой поехали на кладбище, прихватив банку с мелочью с собой. Не знаю, что они там делали, но уже через несколько дней я стала шевелить сперва пальцами, а затем и ступнями. Через месяц я уже ходила, хотя и с трудом, по комнате. Потом я стала посещать школу.

Прошли годы, я, к счастью, здорова. А ваша чудесная книга напомнила мне о том, что нужно быть очень осторожным. Возможно, мое письмо предотвратит чью-то беду. С уважением, Нарыбина Клара».

Я уже писала, что нельзя подбирать на кладбище ничего, пусть даже это будет очень ценная вещь. Ведь иногда, чтобы откупиться от беды, делают откуп, то есть кладут на могилу деньги или золотые украшения со специальным заклинанием. Человек, взявший откуп, берет на себя все плохое.

А теперь, как от этого освободиться.

Отнесите найденное на кладбище, положите все так, как было, и прочтите заклинание.

Кладу я поклажу на тебя, в гроб одетого,

Церковью и людьми отпетого,

В третью бездну, в окалы-кола.

Кто тебе это до меня дал,

Кто это до меня поклал,

Тому поклажу отдаю,

Через тебя, в гроб одетого,

Церковью и людьми отпетого,

В третьей бездне, в окалы-кола.

Ключ, замок, язык. Аминь.

Ко мне привезли больную, которая совершенно не могла передвигаться. Руки и ноги у нее были расслаблены и мелко тряслись. Еле ворочая языком, она мне рассказала следующее:

«Я знаю, отчего я больна. На мне лежит большой грех. Я украла одежду, которую приготовили для похорон покойницы. Случилось это так. Я ездила на юг и там снимала комнату у одной женщины по имени Нина.

Квартировала я у нее каждое лето, и она всегда принимала меня как родную. По возрасту мы с ней были одногодки, и это тоже способствовало нашей дружбе. Мы писали друг другу письма, поздравляли открытками и телеграммами со всеми праздниками. Я ей высылала кедровые орехи, а она мне фрукты. Последние годы Нина не брала с меня деньги за постой, говорила, что копить деньги ей все равно не для кого. У нее не было дочери, а сын как уехал на север, так ни разу за 12 лет даже не позвонил.

А теперь я перехожу к главному, к тому, как я обокрала человека, который относился ко мне как к своей сестре.

За день до того, как это случилось, мы сидели с Ниной на кухне и пили чай с пирожками, которые она умела очень вкусно печь. Я спросила Нину, почему она такая грустная, а она мне говорит:

– Ты будешь смеяться, если я расскажу, или сочтешь меня ненормальной.

Я уговорила ее все-таки сказать, в чем дело. Оказывается, Нина почти каждый день на протяжении месяца видит во сне свои похороны. Видит деревянный крест и на нем дату своей смерти. Причем видит себя в гробу в поношенном ветхом платье.

– Из-за этого сна, – сказала Нина, – я пошла и купила себе страшно дорогое платье, на смерть.

Конечно, я понимаю, может быть, мой сон пустой, но я не хочу лежать в старье. Всю жизнь пахала как лошадь, хоть в гробу полежу в шикарном платье.

Нина пыталась улыбаться, но я видела на ее глазах слезы. Я стала ее утешать:

– Купила и купила, шут с ним, с этим платьем, пусть оно подольше лежит в шкафу! Живи, а то я к кому буду приезжать?

Но Нина сказала:

– Понимаешь, подруга. Дело в том, что во сне я видела дату смерти: нынешнее число и год. С одной стороны, я вроде здорова и не могу ни на что пожаловаться, а с другой стороны, скорее бы наступило завтрашнее число, чтобы уж об этом не думать. И вот еще что я видела, – встрепенулась Нина, – будто сынок мой Лешка дал мне телеграмму, что должен приехать ко мне. Это-то меня и утешает, телеграммы-то я ведь никакой не получала, значит, весь сон мой пустой!

Чтобы отвлечь ее от этих мыслей, я стала говорить о посторонних вещах. Мы выпили еще по одной чашке чая, и она предложила мне посмотреть ее «смертное платье». Мне стало понятно, что отвлечь мне ее не удалось. Когда Нина достала из шкафа то, что она приготовила себе на смерть, у меня перехватило дыхание. Много лет я проработала в московской комиссионке и видела всякие наряды. Иногда фарцовщики приносили нам такую вещь, что и английской королеве не стыдно было бы надеть. Такие вещи мы оставляли и продавали клиентам особой категории за очень приличные деньги. Но та одежда, которую приготовила себе на смерть Нина, сразила меня наповал. Ткань была нежная на ощупь, она таинственно мерцала при электрическом свете. Наверное, именно такая ткань облекала царственное тело египетской царицы. Я никогда ничего подобного еще не видела. Как и всякая женщина, я мысленно примерила этот наряд на свою красивую фигуру и подумала, вот бы мне это платье! В тон этому платью были туфли, кстати, тоже моего размера. Нина показала украшение. Все это было на одной полке вместе со смертной одеждой. Не удержавшись, я спросила ее:

– А если не умрешь, продашь мне это платье, я тебе хорошо переплачу.

В ответ Нина покачала головой:

– Нет, подружка, ты разве не знаешь, что есть примета: смертное не надевают, иначе сами рано уберутся на тот свет.

На этом наш разговор закончился. Где-то через час раздался звонок в дверь, принесли телеграмму. В ней было сказано, что на следующий день, в два часа дня, приезжает Алексей, сын Нины. Тот, который не подавал о себе ни слуху ни духу целых 12 лет. Стоя с телеграммой, Нина растерянно повторяла, что ее сон начинает сбываться. Казалось, она меня не видела и не слышала. Кое-как я ее успокоила, и часа через два, посмотрев новости, мы легли спать.

Она пожелала мне спокойной ночи, и это были ее последние слова.

Утром я обнаружила Нину, лежащую в своей постели с широко открытым ртом. Глаза ее смотрели прямо на меня. От страха меня пробрал понос. Пока я сидела в туалете, решила, что мне следует немедленно уехать, чтобы потом не доказывать в милиции, что я не виновата в ее скоропостижной смерти. Соседи не знали, что я у нее поселилась. Ее домик стоял в стороне, да и не ходили к ней соседи, во всяком случае, при мне этого не было ни разу.

Прежде чем уйти, я забрала ее смертный наряд вместе с туфлями и украшением. Даже комбинацию и новые трусики. В шкафу были деньги, их я тоже забрала. Видите, Наталья Ивановна, я все честно рассказываю и надеюсь на то, что не наврежу себе своей искренностью, не настрою Вас против себя.