Чтобы найти источник жужжания, пришлось хорошенько покопаться в сумке, где, казалось, пространство было так же расширено, как и в фургоне. Может, так и было. Усилия не прошли даром, вскоре Ама нащупала что-то маленькое и холодное.

– Переговорный медальон! – обрадовалась она, увидев находку, и поспешила открыть маленькую крышку, чтобы установить связь.

Из медальона полилось слабое голубое свечение, а в воздухе появился тонкий аромат лаванды. Жужжание перестало, и Ама услышала встревоженный голос матери:

– Ама! Ама, ты слышишь?

– Мама? Это ты?

– Да, девочка моя, это я! Как ты там? Удалось выбраться из города?

– Да, мам, удалось. Мы сейчас подъезжаем…

– Не говори! – резко перебила ее мама. – Ни в коем случае не говори, где ты. Я не должна знать.

От слов матери страх прострелил все тело Амы. Это что же должно стрястись, чтобы мама даже слышать не хотела, куда отправляется ее дочь? Ее что, могут пытать? Одна только мысль уже вызывала дурноту, так что Ама постаралась как можно скорее отбросить подобные догадки и сменить тему:

– Мам, что происходит? Ты можешь объяснить, почему мне пришлось уехать? Что мне делать дальше? Мам, я ничего не понимаю!

– Тише, тише, Ама. Я знаю, тебе сейчас нелегко, но ты должна понять, что побег был необходим. Неизвестно, что бы с тобой сделала Корпорация.

– О чем ты, мам? Ты говорила, я была в каком-то списке?

– Да, у них есть список стиллеров при исполнении для обработки, что бы это ни значило. Там пока всего три имени, включая твое. Но один мальчик уже пропал утром того дня, когда я попросила тебя бежать.

– Но почему? Зачем мы им нужны?

– Я не знаю. Пока что не знаю, но, клянусь, обязательно выясню. Моего уровня допуска не хватает для этой информации, все держится в секрете, но я непременно найду способ что-нибудь разузнать. А пока что ты просто будь рядом с теми, кто тебя приютил. Седвик сказал, они достойные люди. Я буду на связи.

– И мы сможем еще увидеться?

– Ну конечно, малышка! Все рано или поздно уладится, а если даже и нет – мы найдем выход. Только ты пока что постарайся сама меня не вызывать, никогда не знаешь, кто окажется рядом.

– А если что-то срочное?

– Тогда, конечно, вызывай. Но только в крайней ситуации, поняла?

– Хорошо, мам.

– Вот и славненько. А сейчас мне пора бежать. Люблю тебя, девочка моя!

– И я тебя люблю!

Голубое свечение медальона погасло, и Ама вновь осталась одна. Только теперь она уже не чувствовала себя одинокой и такой потерянной. Все будет хорошо. Они со всем справятся, и Ама снова увидит родных. Может, вся эта история – одно больше недоразумение, и потом все станет как раньше? Аме хотелось в это верить. И сейчас, быть может, для нее эта вера была единственной опорой, которая удерживала ее голову в гордо поднятом положении. Все наладится. Девочка так приободрилась, что даже решила выйти в основное помещение фургона.

Когда, крадучись по привычке, она вышла из комнаты, то застала мужчин за горячим спором. Они шумели и так перебивали друг друга, что даже обрывки их речи не удавалось разобрать, но, как только Иль заметил Аму, воцарилась звенящая тишина. Неужели они спорили о ней? Иначе чего ради им так резко замолкать?

Градус настроения вновь пополз вниз, к отметке «отвратительно». Под пристальными взглядами Ама прошла к дивану – тому самому, с дурным характером – и присела на самый краешек. Бархатное чудище взбрыкнуло, но не с целью столкнуть ее на пол, а, напротив, чтобы поглубже усадить скромную гостью. Ама громко ойкнула и свалилась на диван так резко, что ноги на мгновение задрались выше головы. Стыд-то какой! Джарвин рассмеялся искристым заливистым смехом. Ама не удержалась и присоединилась к нему, хотя ее щеки до сих пор не покинул румянец смущения. Лица старших мужчин расплылись в улыбках. Атмосфера в комнате резко изменилась, и вдруг запахло яблоками с корицей.

Джар, отсмеявшись, тоже принюхался и снова залился смехом.

– Эй, Джар, ты чего хохочешь? – как будто бы ворчливо спросил Старец, но на деле говорил он сквозь сдерживаемый смех.

– Видите духовой шкаф в углу?

Ама ожидала увидеть обычную жаровню или уж печку, на худой конец, но в углу стоял самый что ни на есть обычный шкаф из красного дерева, только весьма скромных размеров. Джарвин убедился, что все обратили внимание на шкаф, и продолжил:

– Так вот, я его три года назад заколдовал, чтобы он в Рождество ворожил печеные яблоки с корицей.

– И что, уже Рождество? – осведомился Иль своим невероятно серьезным голосом.

– Нет, конечно! Тут ведь вся хитрость в чем? Мы с Ли Рождество празднуем как попало, когда она с лицевой возвращается. Вот я и заколдовал шкаф, чтобы он чувствовал рождественское настроение и пек яблоки.

– И как, сработало? – спросил Старец.

– Как видишь, сработало! – вновь рассмеялся Джар.

В шкафу глухо бухнуло, запах яблок усилился. Ама первая догадалась, что произошло, и тоже принялась хохотать. Шкаф отозвался теперь уже грохотом, а корицей запахло так, что ноздри щекотало. Старец присоединился к общему веселью, и яблоки посыпались на пол фургона, распахнув дверцы.

– Отставить рождественский смех! – вовремя спохватился Иль. – А не то нас всех засыплет!

От перспективы быть погребенными под яблоками истерика только усилилась. Ама свалилась на диван, а он подпрыгивал и вибрировал, хохоча вместе с нею.

Когда они на силу успокоились, было поздно. Весь пол покрывал ковер из печеных яблок. Джарвин с криком «Я знаю, что делать!» дотянулся до своего стола, схватил одну из колб, и принялся кисточкой разбрызгивать зелье на яблоки и бормотать заклинание. Яблоки взмывали в воздух, как толстые неуклюжие птички, и продолжали кувыркаться под потолком. Ама поймала одно на взлете, осторожно откусила кусочек и, отбросив всякое стеснение жадно впилась в яблоко зубами. Вкусно было – жуть! Остальные сначала смотрели с сомнением, а потом последовали ее примеру.

Видела бы их Ли – уши бы пообрывала. Что происходит, когда оставляешь мужчин и детей одних? Правильно: они объедаются сладким, а потом мучаются животиками. Это правило незыблемо, как сама Вселенная, и не важно, в каком из миров вы его проверяете. Вся честная компания страдала от переедания, и только у Амы закралась шальная мысль: «А может, стоило сначала пообедать?». Как и все хорошие мысли, эта пришла слишком поздно.

Беззаботное веселье во время войны и погони прекрасно, но скоротечно. Как бы ни хотелось забыть обо всем и просто подурачиться, рано или поздно придется взять себя в руки и начать решать, что делать дальше. Их волшебный фургончик несся на всех парах к Большому Испытательному Полигону, и все ярче и ярче в воздухе вырисовывался вопрос: а как, собственно, выжить? Ама не хотела об этом думать, все ее существо протестовало против таких размышлений и подначивало заняться чем повеселее, например, взять вон ту старинную швабру в углу и заставить яблоки под потолком прыгать и задорно биться друг об дружку. Усилием воли Ама заставила себя сосредоточиться и задала волнующий вопрос:

– А что со мной будет дальше? Ну, когда мы приедем в Круглый город.

Повисло неловкое молчание. Одно из двух: или они еще не думали об этом или, напротив, успели уже обсудить. Слово взял Джарвин:

– Ама, послушай. Я обещал твоему брату позаботиться о тебе и от своих слов не отказываюсь. Пока будет тянуться вся эта неразбериха с отделом взыскания, поживешь с нами. А там уже посмотрим по обстановке, ладно?

– Ладно. Тем более, что у меня теперь есть связь с мамой. Она мне переговорный медальон в сумку положила, сегодня меня вызывала.

– Напомни-ка, а кто твоя мама? – перебил ее Старец.

– Она старший магистр высокой магии, ее зовут Ильзабет.

– Знаю такую, знаю. Весьма талантливая, хотя и неприлично молодая дама. Сколько ей, около пятидесяти?

– Вообще-то сорок три. А это имеет отношение к делу?

– Извини старика, вечно я на молодежь ворчу. Так что, твоя матушка связалась с тобой?