Человек сзади меня на мгновение замер, потом отнял от меня руки и тут же исчез, бесшумно канул в ночь. Но перед тем как исчезнуть, он не то лизнул, не то легонько укусил меня за шею. «Надеюсь, что он не вампир», — подумала я, совершенно ошеломленная, сбитая с толку неожиданным происшествием. Спина у меня горела, словно еще ощущала чужое прикосновение, а голова кружилась, хотя я ничего не пила.

Утром я встала как обычно, спустилась вниз. Нина Федоровна, Валерик и Алексей Степанович как раз садились завтракать, я села с ними. Ни Маринки, ни Милы, ни Вадика не было. Чуть позже Марина появилась, правда, аппетита у нее не было, но кофе и сок она выпила. Ребенок запросился купаться, я согласилась, а Марина заколебалась. С похмелья тяжело находиться на солнце, но, видимо, она решила, что родители с их неизбежными нотациями еще хуже, и потащилась с нами на пляж. Я обрадовалась компании и посоветовала ей взять зонтик от солнца. Она послушно пошла за зонтиком, а я нырнула в кухню, нашла в холодильнике банку пива и спрятала ее в пляжную сумку. На пляже по случаю воскресенья было много народу, и для Валерика сразу нашелся подходящий товарищ для игр, что было мне на руку.

Посматривая на ребенка, подсела к Марине на лежак и сразу приступила к делу:

— Слушай, Марин, а откуда этот Вадим взялся на вашей даче?

— Ну как откуда? Приехал, — ответила она, морщась от головной боли.

Видя, что так с ней каши не сваришь, я достала из сумки банку пива и подала ей. Она присосалась к ней, как пиявка, и через некоторое время у нее стало осмысленное выражение лица. Она обратила на меня благодарно-вопросительный взор.

Я повторила, изменив вопрос:

— Вадик что, знаком с твоими родителями, ведь он кавалер Насти?

Тут выяснились любопытные вещи. Оказалось, что Вадим работает в фирме отца Маринки, неизвестно, правда, кем, и что с Аськой его познакомила Марина, причем по его просьбе.

— Сначала он ухаживал за мной, но папахен такой зануда, сказал, что ему такой зять не нужен, ну тут он и переключился на Настю.

Маринкино бесхитростное объяснение ситуации выглядело достаточно правдоподобно, но меня как-то не убедило, пусть она считает как хочет, но тут что-то не то.

— Ну хорошо, а чего он за мной увивается, да и этот прилизанный Жека тоже, не пойму, чего им от меня надо?

— А чего тут понимать-то, ты женщина, а они мужчины.

— Ну и что? Что они, на каждую женщину бросаются?

— Скажешь тоже, на каждую. Да ты в зеркало на себя смотрела?

Было ясно, что, кроме этих банальных объяснений, я от Маринки больше ничего не получу, все, что могла, она мне уже сказала. Что ж, спасибо и за это.

Прибежал Валерик с жалобой на приятеля, что тот толкается. Я взяла ребенка, и мы пошли купаться. Сегодня было жарко, солнце шпарило, как в Сахаре, и мы с удовольствием плескались чуть ли не целый час. Рядом в воду полезла какая-то развеселая компания теток и мужиков, не то они с утра успели нахлестаться, не то с вечера не могли остановиться. Один из мужиков, самый пьяный, желая покрасоваться перед дамами, зашел глубже и стал показывать, как он умеет нырять. Я собиралась уже выйти на берег, но, отослав ребенка, осталась: не нравилось мне лихачество этого молодца, еще утонет. Нырнув несколько раз под одобрительные возгласы всей компании, он вдруг вынырнул с криком:

— Эй, люди! Там русалка, ща я ее достану, — и нырнул опять.

Сердце мое замерло от злого предчувствия. Он вынырнул, таща что-то за собой, и вдруг толкнул это что-то с силой вперед, хвастаясь с пьяных глаз своей добычей и желая, чтобы все ее видели. Тело колыхалось ничком в воде, видна была светлая то ли рубаха, то ли кофта, длинные светлые волосы плавали нимбом вокруг головы. Одна из женщин заголосила. Разом протрезвевший ухарь перевернул тело лицом вверх. Я уже поняла, кого сейчас увижу. Передо мной плавало Милочкино лицо с широко открытыми, навек испуганными глазами. Я повернулась и пошла на берег, подхватив ребенка на руки и стараясь как можно быстрее унести его.

Вслед послышалось чье-то:

— Вот тебе и русалка!

Подойдя к дремлющей под зонтом Марине, я толкнула ее, а когда она недовольно открыла глаза, бросила ей:

— Одевайся, уходим, — и стала быстро одевать притихшего мальчика.

Маринка заартачилась, но мне было не до церемоний, и я рявкнула:

— Или ты одеваешься, или остаешься одна, мы уходим. Ну?

Тут она увидела наконец все увеличивающуюся толпу на берегу, услышала испуганные возгласы, испугалась и стала поспешно собираться. Я не стала ее ждать, не маленькая, догонит, я досадовала на себя, что промедлила и не увела ребенка раньше, и в то же время понимала, что догадки догадками, но я не могла уйти, не удостоверясь, что это Мила. Маринка догнала нас в тот момент, когда ребенок, чье молчание тревожило меня, спросил:

— А почему эта тетя лежала в воде, она заболела? Я вздохнула с облегчением, главное, что он заговорил, и ответила ему спокойным голосом:

— Да, она немножко заболела, долго купалась и была на солнце без головного убора, вот ей и стало нехорошо, но сейчас ей помогут, и она выздоровеет.

— Да, я знаю, без кепки нельзя быть на солнце, а то голова заболит, — сказал повеселевший Валерик с важностью, что он знает такие нужные вещи, а тетя нет.

Маринка слушала наш разговор, побледнев и вытаращив от ужаса глаза. Она хотела что-то спросить, но я показала ей глазами на ребенка, и она послушно закрыла рот. Я стремилась как можно быстрее дойти до дачи и уведомить о случившемся Алексея Степановича, но на половине дороги мы его встретили. Он шел быстрым шагом, за ним неизменный телохранитель, сзади, поднимая пыль, топали два «быка». Мы обменялись с ним быстрым взглядом, Маринка потянулась к нему что-то сказать, но он бросил:

— Идите домой, — и даже не остановился.

Не знаю уж, как это могло произойти, но только я по его взгляду прочитала, что он знает о случившемся. Когда он уже скрылся с глаз, я подумала, что, должно быть, на пляже был кто-то из его соглядатаев, вот только как он успел так быстро сообщить? Ах я недотепа! Позвонил по сотовому — и все дела!

На даче все уже были в курсе, я поняла это по остановившемуся взгляду Нины Федоровны и заплаканному лицу домработницы Марии Сергеевны. Маринка поняла, что все вокруг все знают, одна она не в курсе, и закричала в раздражении:

— Кто-нибудь мне скажет, наконец, что происходит?

Я пошла дальше с Валериком, который не обратил на выкрик матери никакого внимания, а она осталась на веранде. Вскоре мальчишка уже возил игрушечный поезд по полу, с увлечением пыхтел, подражая звукам паровоза. Я сидела в кресле без сил и только надеялась, что кто-нибудь уже все объяснил Марине, я сейчас не в состоянии говорить об этом. Я вспомнила, как вчера вечером пыталась помочь Миле выпутаться из ее мелких женских неприятностей, а сегодня… К горлу подступила тошнота. Господи! Что же это за жизнь?! На моих глазах погибает уже вторая молодая женщина! Я раскачивалась в кресле, обхватив себя руками и беззвучно воя, со стороны могло показаться, что я убаюкиваю сама себя. Ребенок смеялся, ползая за поездом, за окном заливались птицы, пахло розами из сада, а из кухни доносился аромат свежесваренного кофе — жизнь продолжается в этом мире, прекрасном и ужасном!

Обедать я не пошла, кусок не полез бы мне в горло. Я все бродила по саду, словно заблудившаяся тень. Да и не было привычного обеда, на стол ничего не подавалось, кто хотел есть, перекусывал тем, что под руку попадется. Хозяин приехал вечером. Я читала в гостиной Валерику книжку про Карлсона. Помимо него, слушателей у меня оказалось много, все оставшиеся в доме жались друг к дружке и, не сговариваясь, собрались в гостиной. Алексей Степанович был угрюм, но спокоен, сказал, что голоден и через пятнадцать минут будет готов к ужину. Это заявление мужа вывело из прострации Нину Федоровну, и она поспешила на кухню осведомиться об ужине. За столом, помимо домочадцев и меня, были еще Вадим, телохранитель и два «быка», все ели молча, не поднимая глаз. Мужчины пили водку, предложили выпить женщинам, но мы отказались, даже Марина. То ли она не любила водку, то ли выпивка на глазах у родителей не доставляла ей удовольствия.