— Нет, они не были в масках.

— Нет, лиц я их не видела.

— Да, наверное, должна была бы видеть, но не видела, может быть, потому, что сразу испугалась.

— Нет, как одеты, тоже не видела. Просто метнулись откуда-то сбоку две серые тени, и раздались хлопки.

И сколько со мной ни бились, ничего больше я сообщить не смогла. Они злились, а я начала переживать, что сейчас у меня начнут спрашивать имя, фамилию и адрес, чтобы зафиксировать свидетельские показания, а что я им скажу? Что и сама хотела бы это знать? Но в этот момент моих мучителей отозвали: нашлись свидетели лучше, чем я, — некая молодая пара, которая сидела по другую сторону входа и видела убийц достаточно близко. Я посидела еще несколько минут, окончательно приходя в себя, попробовала привести свою одежду в порядок, отряхивая рукой брюки и куртку, но усилия мои были напрасными. На меня никто не смотрел, и я поняла, что надо уходить, пока кто-нибудь опять не прицепился. Я встала и поплелась к выходу, ноги гудели и ныли, хотя пока еще держали, но вряд ли их хватит надолго. Хватило на несколько метров, я споткнулась не знаю обо что и чуть не упала. Пришлось опереться о стенку дома. Толпа обтекала меня, никто не обращал на меня внимания. Я подумала, что могла бы поймать такси или частника, деньги ведь еще не истратила. Ну и куда я на такси поеду? Может, на вокзал? Авось до вокзала мне денег хватит, ну а потом? Вопросы, вопросы, на которые нет ответов, голова уже распухла от них. Все, к черту! Ловлю такси и еду на Ярославский вокзал, заваливаюсь спать на какой-нибудь скамейке, и пропади все пропадом! Я полезла в сумку, чтобы достать косметичку, но тут обратила внимание, что у меня в руках болтается еще какой-то пакет. А это у меня откуда? И тут же вспомнила, что его подал один из милиционеров. Пакет лежал возле меня, и он, естественно, решил, что это моя вещь, а я в таком состоянии даже не обратила внимания. И что же теперь, как быть? Вернуться назад и отдать его? Сказать, что это не мой, а я растерялась и не сразу сообразила? Вернуть-то несложно, а если они ко мне опять прицепятся и на этот раз я так легко от них не отделаюсь, что тогда? Мысль холодила и неприятно тревожила. Надо было на что-то решаться, и я решила заглянуть в пакет.

В пакете были всего две вещи: свежий номер журнала «Вог» и маленькая сумочка без ручек из очень мягкой шелковистой кожи. Я оглянулась по сторонам, на меня никто не смотрел, но все-таки я не стала доставать сумочку из пакета, открыла прямо в нем. Небольшой бумажник, носовой платок, ключи, помада, еще ключи с какой-то штучкой и… паспорт. Я подняла пакет повыше, придержала его поднятым коленом и раскрыла паспорт: Белкина Анастасия Альбертовна. Я уже поняла, чей это паспорт, но листнула дальше, вот фотография, так и есть. Это она, убитая девушка, соседка в кафе, на которую я все смотрела, это ее назвал Аськой блондин, прежде чем упал. Это ее паспорт и ее пакет. Одной частью своего мозга я понимала, что вещи чужие и их нужно немедленно вернуть, что паспорт — документ серьезный, а присвоение чужого паспорта преследуется по закону. Но другая часть мозга вопила — нет! Ни за что не отдавать! Теперь это будет мой паспорт, мы действительно немножко похожи, а девушка мертва, мертвым документы не нужны. Вслед за этим появилась мысль, что если в бумажнике есть деньги, то с этим паспортом я смогу устроиться в гостинице, а не ночевать на вокзале. Да, стоит только начать, так и покатишься по наклонной плоскости! Сначала паспорт, теперь еще и чужие деньги. Но я успокоила себя тем, что у меня нет другого выхода, а этот шанс сам пришел ко мне в руки, ведь пакет мне дал не кто-нибудь, а милиционер.

Я приоткрыла бумажник, увидела доллары и тут же закрыла: не пересчитывать же их посреди людной улицы! Меня занимали ключи. Вот эта связка поменьше — уж не от машины ли? И если да, то от какой? А эта штучка, прикрепленная к ним, мне тоже кое-что напомнила. Не без страха я нажала на нее, на мои манипуляции отозвался писком красивый серебристый «опель», стоящий в двух метрах от меня. На ватных трясущихся ногах я подошла, взялась за ручку дверцы, секунду помедлила, ожидая, что сейчас на мое плечо ляжет железная длань слуги закона и ехидный голос за спиной спросит: а куда это ты, голубушка, собралась?

Но никто меня не хватал, было тихо, я глубоко вздохнула, словно собралась бросаться в глубокую воду, отцепилась от дверцы, обошла машину и решительно села на водительское место. Страха не было, было удивление и почти детское любопытство. Машина тронулась с места, может быть, и не очень уверенно, но все-таки чувствовалось, что водить я умею. Первым делом мне надо уехать подальше от этого места, остановиться где-нибудь и решить, что делать дальше. Пришлось немного понервничать, никак не удавалось влиться в поток, машины шли бампер к бамперу. Наконец образовался просвет, и я юркнула в него. Через некоторое время я остановилась на тихой улице, на которой располагались почти сплошь офисы, в это время уже закрытые, так что кругом не было ни души. Я достала паспорт и посмотрела прописку: Мичуринский проспект; где это, я не знала, но можно спросить у кого-нибудь. Так, дальше, штампа о браке нет, записи о детях тоже, возраст двадцать четыре года. Конечно, не факт, что она живет, вернее, жила одна, но это можно проверить только опытным путем. Что касается возраста, то я решила, еще раз оглядев себя в зеркало, что мне чуть больше, скажем лет двадцать шесть, но это разница небольшая, пустяковая разница. Конечно, спутать нас может только слепоглухонемой и идиот вдобавок, но у меня просто нет другого выхода, а в отчаянии все средства хороши. Правда, совесть вопила, что я становлюсь авантюристкой, но я затолкала ее поглубже и решила, что у меня совести пока нет. Если у меня пропала такая наинужнейшая вещь, как память, то на кой ляд мне совесть? Решив больше не думать об этом, я осмотрелась в машине. Взгляд упал на бардачок, я протянула руку и открыла его. Там были права и документы на машину в небольшой планшетке, тряпка, аэрозольный баллончик для протирки стекол, карта города, пачка сигарет, две аудиокассеты и — о ужас! — небольшой серебристый пистолет! Я повертела его в руках, потом направила в пол и нажала на спуск. Я угадала, это была всего лишь зажигалка. Убрав все, кроме карты, и отыскав на ней Мичуринский проспект, я сориентировалась, как мне ехать, и тронулась в путь. Ехала дольше, чем нужно, два раза сворачивала не там, где надо, но все-таки доехала. Отыскивая нужный мне номер дома, я размышляла о том, где настоящая хозяйка машины Анастасия оставляла на ночь свою серебристую красавицу, ведь не на улице же? Голову я себе ломала зря: у нужного мне дома была охраняемая стоянка, все как у белых людей. Охранники эту машину, видимо, хорошо знали и беспрепятственно пропустили, один даже приветливо помахал мне рукой. Неужели он слепой и не видит, что за рулем знакомой ему машины сидит совершенно чужая баба? Я припарковалась, вылезла из машины, прихватив пакет и сумку, и хотела побыстрее уйти, пока меня кто-нибудь не разоблачил. Дорогу мне преградил здоровый дядька с пузом как у беременной женщины.

— Ну ты, лахудра! Сколько раз тебе говорить, чтобы не ставила свою сраную тачку на мое место!

Я струхнула, и мне было обидно, что он так обозвал красивую машину, на которой так хорошо ездить и которую я уже считала чуть ли не своей. Дядька придвинулся ко мне. Я опасливо шагнула назад к машине, не зная, что делать и где место, на которое можно поставить машину без риска вызвать еще чьи-нибудь претензии. Выручил охранник, он уже стоял рядом, теребил меня за рукав и показывал на место буквально в метре от этого.

— Насть, да поставь свой «опель» туда, что ты с ним каждый раз собачишься? Разницы ведь никакой.

Разницы действительно никакой не было. Я переставила машину, вышла из нее, посмотрела, как пузан паркует свой «ровер» на только что освобожденный мною прямоугольник асфальта, и подумала, что совершенно зря считала себя сумасшедшей, есть более тяжелые случаи.