– Хорошо. Значит... скоро в школе будут те танцы. Ты бы хотела пойти со мной? – Он слегка опускает подбородок и кланяется мне, и меня удивляет, что он действительно нервничает.

Серафина Эймс на школьных танцах? Смешной.

Но танцевать с Ноем? Находиться в его объятиях? Быть нормальной? Опьяняет.

– Знаю, что ты Мисс Маленькая Мятежница и все такое, но...

– С удовольствием, – быстро отвечаю я, и он усмехается с очевидным облегчением.

После того, как мы поели, мы идем рука об руку по тропинке, окружающей озеро Мерритт. Ной пытается избегать берега, где предположительно был убит Кир.

Пока мы были внутри, похолодало, но с Ноем, идущим рядом, я даже не чувствую этого. Мысли о нашем будущем продолжают возникать в моих мыслях, не прошенные и не устрашающие в лунном свете. Но затем он тянет меня в тень кипариса, и я забываю обо всем, кроме этого прекрасного момента. Потому что рука Ноя на моей талии, и его изучающие губы, и огни зданий центра города сияют в лунном свете на озере. Наши тела прижаты друг другу, как цветок между книжными страницами.

Хотела бы я рассказать ему, кем на самом деле я являюсь, чтоя действительно такое. Ведь как он может любить меня, не зная даже моего настоящего имени?

Но я не могу рассказать ему. Вместо этого я его целую.

Глава 12

На следующий день после школы Ной поднимает голову от микроскопа девятнадцатого столетия в антикварном магазине, где я работаю.

– Это самая лучшая игрушка за всю историю, – заявляет он. Я смеюсь.

– Спорю, на улице найдется ребенок, который сможет согласиться с тобой, – дразню я. Я благодарна ему за компанию. За сегодня здесь был только один покупатель, женщина лет тридцати с хвостиком, которая пробыла в магазине всего лишь пять минут для того, чтобы выбрать ручное зеркальце из слоновой кости Эдвардианской эпохи. Меня всегда забавляли вещи, которые люди покупают здесь.

Ной достает кусочек бумаги из кармана и кладет его под объектив микроскопа.

– Ты знала, что бумага покрыта волосами? – спрашивает он.

– Думаю, они называются «волокнами», а не волосами, – говорю я.

– Ладно, умненькая мордашка. Подойди сюда, – требует он, махая мне.

– Ты хочешь, чтобы я взглянула на волосатую бумагу?

– Почему бы и нет? – Но когда я подхожу к нему, он берет мою руку и располагает ее под объективом. Медная поверхность охлаждает мою кожу. – Хмм, интересно.

– Что ты видишь? – приближаюсь к нему. Я могу учуять запах мыла чайного дерева, которым он пользуется. Я хочу пробежать пальцами по темным запутанным волнам его волос.

Он вертит в руках ручку.

– Вот, – наконец-то говорит он. – Я вижу ее. Она вся серебряная.

– Что ты видишь?

– Твою душу, – отвечает он.

Я вырываю свою руку.

– О ч-чем ты говоришь?

– Господи, Кайли. Что не так? – Он выглядит задетым.

– Просто услышать от тебя такую вещь очень странно, – отвечаю я, потирая руку. На ней царапина от острого угла микроскопа.

– Об этом мне рассказывал мистер Шоу, – объясняет он. – Он сказал, что душа человека не является религиозным вымыслом – она что-то физическое. Был даже доктор, который измерил ее. Ты знала, что в среднем душа весит 21 грамм? – Нервно смотрит на меня.

Я заставляю себя оставаться спокойной. Я понимаю, что ему необходимо поговорить о Кире. Он скорбит по другу. Ной не виноват, что не имеет ни малейшего представления о том, что на самом деле Кир жив – или о том, каким монстром он является.

– Я не знала об этом, – вру. Я помню сверкающую улыбку Кира в марте 1907 года, когда были опубликованы исследования доктора МакДугалла.

Видишь, Сера? Современная наука наконец-то поняла то, о чем знали алхимики сотни лет.

Ной откидывается на хрупком викторианском диване, оставляя микроскоп. Я сворачиваюсь клубочком возле него, и он обнимает меня за плечо.

– Да, мистер Шоу рассказал мне, что между духовным и физическим миром нет никакой разницы. Он сказал, что большинство людей воспринимают алхимию как дешевый фокус. Превращение свинца в золото – звучит эгоистично, не так ли? Как... эквивалент средневековой аферы разбогатей-по-быстрому. – Он поглаживает мои волосы, я прикусываю язык. – Но это нечто большее. Когда алхимики говорили о превращении одной вещи в другую, они также подразумевали и духовное преобразование. Это было благородно.

В моем рту чувствуется привкус горечи.

– Они искали бессмертие. Не думаю, что что-то еще может быть более эгоистичным.

– Не думаю, что это эгоистично, не по отношению к ним. Это зависит от того, как ты поступишь, воспользуешься этим во имя добра или зла. – Он делает паузу. – Многие вещи можно охарактеризовать таким же образом, я полагаю.

– Если подумать, бессмертие ужасно. – Мое горло распухло от непролитых слез, и я с трудом глотаю. – Можешь ли ты представить, какого это – быть вынужденным оставаться молодым, наблюдать за тем, как все, кого ты знаешь, умирают? Насколько бессмысленной покажется жизнь, если ты видел такое?

Ной обхватывает меня крепче своей рукой.

– Эй, – говорит он. – Что случилось?

– Ничего, – шепчу я. Теперь, когда я попробовала бессмертие на вкус, мне не хочется больше обсуждать с Ноем алхимию, несмотря на риск. Мое сердце жаждет рассказать ему обо всем, позволить ему увидеть, какую ношу я храню внутри. Все мои слезы, все мои жизни.

Он так близок к истине и даже не знает об этом.

– Разумеется, бессмертие будет терпимым, если ты выберешь правильного человека, с которым его можно разделить, – говорит он, и мое сердце замирает. Я смотрю прямо перед собой, но закрываю глаза, когда он поворачивается и целует меня в щеку.

– Ты бы выбрал его, если мог? – мой голос едва слышен.

– Выбрал, – отвечает он. – Может, я слишком романтичен в этом отношении, но для меня бессмертие означает свободу.Тебе не нужно стареть. Не нужно ходить на работу, которую никогда не желал. Не нужно сожалеть о тех местах, в которых не побывал, вещах, которых упустил. Ты можешь действительно, истинно следовать своим мечтам. Многие люди проживают свою жизнь куда ужаснее.

В его словах есть доля правды, которая резонировала с серебряными нитями моей души.

– Звучит так, будто мистер Шоу дал тебе возможность о многом поразмыслить. – Говорю я. – Я начинаю понимать, насколько он был важен для тебя. – И я действительно так считала. Кир знал, как сыграть с Ноем, горько поминаю я. Он знал, каким заманчивым это покажется для парня, чья семейная жизнь разваливается на части, умного, чувствительного и страстного парня, чей мир был просто слишком мал.

– Вчера мне приснился сон о нем, – говорит он, и я напрягаюсь. – Мне приснилось, что он был в моей комнате, сидел на столе. Что было очень странным – он выглядел совершенно по-другому. Несмотря на это, я каким-то образом все равно знал, что это был он.

По голой коже пробегают мурашки.

– Странно, – говорю я, борясь с желанием спросить, как выглядел Кир во сне.

– Но знаешь, что самое странное? Полиция так и не нашла его тела. Что заставляет меня задуматься. – Он запускает свои руки в волосы.

– Заставляет тебя задуматься о чем? Отдел по убийствам Окленда довольно загружен, знаешь ли. Я уверена, что, в конечном счете, они найдут его. – Уверена, что они не найдут.

Он качает головой.

– Не совсем так. Они прочесали озеро. То есть, его смерть подняла шум. Хладнокровно застрелили учителя государственной школы - новости, которыми люди сыты по горло.

– К чему ты клонишь? – спрашиваю я, почти боясь услышать его ответ.

– Ты скажешь, что я сумасшедший, – говорит он, вскакивая с дивана и начиная ходить туда-сюда.

– Не скажу, – говорю я ему. – Клянусь.

– Может быть только два варианта. Первый – кто-то не хочет, чтобы полиция нашла его тело. Или же он все еще жив.

Мое сердце начинает колотиться.

– Были свидетели, – говорю я, мой голос дрожит.