Брайан заходит внутрь и закрывает за собой дверь.

– За тобой должок. Это уже в третий раз, если я правильно подсчитал, – заявляет он, тяжело опускаясь на кровать меня.

Я открываю рот, но ничего на ум не приходит. И затем, наконец-то, слабым голосом я повторяю его слова.

– В третий раз?

– Ммм-хмм. В первый раз я скрыл, что ты попала в аварию. Во второй раз я не донес, как ты выскользнула из дома, когда была под домашним арестом.

О. Оу. Меня накрывает облегчение. Я смотрю вниз, улыбаясь и вспоминая ту ночь, когда он взял меня с собой на вечеринку в Монклере. Это Брайан.

– И правда, я твоя должница, – подтверждаю я. – Что мне для тебя сделать?

Он это обдумывает.

– Ничего. Я собираю фишки.

– Фишки? – я вскользь вспоминаю о тех упаковках с чипсами, что он спрятал в шкафу.

– Как в покере. Просто накапливаю их. Пока еще не пришло время, чтобы их обналичивать. – Он взъерошивает мои волосы. – Но для начала, как насчет того, чтобы ты мне поведала, насколько плох этот стих.

Я следую за его взглядом на дневник, лежащий на моих коленях.

– На самом деле, я думаю, что он довольно хорош.

– Замолкни, – говорит он не слишком дружелюбно и выхватывает дневник. – Ты много раз говорила мне о том, как ужасно у меня это получается. Ты единственная одаренная личность в этой семье – я понял.

Я проникаюсь сочувствием к Брайану и его необналиченным фишкам, его комнате, увешанной спортивной атрибутикой, тогда как его книги спрятаны под матрацем.

– У каждого писателя бывают неудачи, – говорю я. – Я просто пыталась поддержать тебя.

– Довольно запутанным образом, Кайли.

– Что сказать – порой я могу быть грубой. – Я встаю, поправляя юбку. – Но если серьезно, то думаю, что тебе стоит показать этот стих Лейле.

– А я думаю, что этот разговор окончен, – возражает он, становится рядом и обхватывает меня рукой за плечи. Прежде, чем я успеваю среагировать, он начинает тереть кулаком по моей макушке.

– Эй!

– О, ты определенно это заслужила.

– Ладно, ладно, – говорю я, потирая голову. – Хотя я серьезно насчет стиха. – Пулей лечу к двери. – Лейле он понравится.

– Вон! – кричит он, хотя я уже итак в коридоре. Я оглядываюсь украдкой, но Брайан уже не смотрит на меня. Его глаза изучают страницу.

Я не могу сдержать улыбку. Брайан не Кир – он просто обычный бестолковый, неряшливый и очаровательный Брайан, написавший тайный стих, в котором сравнивает свою девушку с насекомым. И за это я его обожаю.

Глава 14

– «Щелкунчик» – моя любимая часть праздников, – говорит миссис Морган, когда мы идем в театр за Брайаном и мистером Морганом. Ее щеки порозовели от чистого холодного воздуха, и глаза светятся. Такое сочетание заставляет ее походить на девчонку.

Мне тоже нравится балет. Шарлотта и я ежегодно посещаем постановку в Военной мемориальной опере в Сан-Франциско. Теперь уже посещали, печально думаю я. Это была наша традиция, только для нас двоих. Как-то раз с нами пошла Амелия, но затем весь вечер она критиковала себе под нос атлетизм танцоров.

– Артисты цирка не получают и капли уважения, – фыркнула она, ссылаясь на свою предыдущую карьеру воздушного акробата. – Они могут делать все, что делают эти балерины, пока раскачиваются в воздухе с трапеции. – После этого мы оставляли ее дома.

Миссис Морган берет меня под руку.

– Я же рассказывала тебе о том, как часто мой отец ставил эту запись мне в детстве? И то, как мы с сестрами танцевали в гостиной, претворяясь Кларой и вальсом снежинок?

Мистер Морган смеется.

– Лиза, ты рассказываешь нам об этом каждый год.

И после этих слов я вычеркнула родителей Кайли из списка подозреваемых.

Театр находится в переделанной церкви, солидном здании, сделанном искусным мастером, с толстыми карнизами, темным деревянным сайдингом и витражными окнами. Оно выглядит красиво, но не так, как Большой театр, к которому я привыкла. Я задумываюсь о том, как я присутствовала на премьере постановки «Щелкунчика» Джорджа Баланчина в Нью-Йорке вместе с Киром. Он поглаживал, мои темные волосы и шептал мне, что я выгляжу так же, как Мария Толчиф, прима-балерина, которая танцевала в роли Феи Драже.

– Только ты еще прекраснее, конечно же, – добавил он. – Может, твое следующее тело должно быть как у танцовщицы?

Брайан и я следуем за мистером и миссис Морган к нашим местам. Я присаживаюсь и начинаю изучать присутствующих, обнаруживая Лейлу и ее родителей несколькими рядами выше, ближе к сцене. Они несут огромный букет молочая и бриллиантово-оранжевых георгин.

Занавес поднимается, и знакомые звуки игривой напряженной увертюры заполняют театр. Я украдкой смотрю на миссис Морган, увлеченный пристальный взгляд которой следует за каждым движением на сцене. Я представляю ее как молодую девушку из Милуоки, делающую пируэт с ее сестрами по гостиной из 1970-х с махровым ковром цвета зеленого авокадо, и их родителей, следующих за ними с камерами. В моем воображении она выглядит точно так же, как Кайли.

На сцене прекрасно выступает сестра Лейлы, которой, может, лет тринадцать, и она – идеальная Клара. Вскоре я теряюсь в этой истории, радуюсь семейной вечеринке в честь Рождества, переживаю, когда брат Клары ломает ее игрушки; мурашки бегут по коже, когда Щелкунчик оживает и сражается с Королем мышей. К тому времени, как Щелкунчик-принц переносит Клару в волшебную Страну Сладостей, я почти забываю о Кире. Почти.

Ловлю себя на мысли о побеге. Так много моих любимых историй связаны с побегом в фантастический мир: Дороти переносит торнадо в Страну Оз, детишки Певенси находят портал в мир Нарнии внутри платяного шкафа.

Моя жизнь здесь, с семьей Кайли, – это мой волшебный мир. Ной хотел сбежать, путешествовать в разные страны и оставить свою семью позади, и я понимаю почему. Но, насколько я могу судить, жизнь Кайли замечательная. Жизнь Кайли – моя Страна Оз, моя Нарния, моя Страна Сладостей.

Нарастают финальные аккорды оркестра, и я чувствую слезы в глазах. Я смаргиваю их, когда опускается занавес и зажигается свет для антракта.

– Я думал, это никогда не закончится, – говорит Брайан. – Я умираю с голода. Встретимся снаружи. – Его уносит к торговой палатке до того, как зал становится полностью освещенным.

– Анна превосходно сыграла, как думаешь? – говорит миссис Морган о сестре Лейлы, когда мы выскальзываем из театра. Она зевает. – Эрик, ты бы не мог добыть нам немного горячего шоколада? – спрашивает она у отца Кайли. – Я такая сонная. Может, сахар взбодрит меня. – Он кивает и шагает прочь.

Группки жителей Беркли слоняются возле театра, их наряды разнообразны: от длинных вечерних платьев до пола до поношенных джинсов Левис; дыхание каждого из них формирует облако белого пара в холодном воздухе.

– Вот вы где! – слышу я голос Лейлы и поворачиваюсь, чтобы увидеть, как она машет нам. – Идите сюда, – говорит она. – На этих каблуках невозможно ходить.

Я заливаюсь смехом, пока мы с миссис Морган пробираемся сквозь толпу к Лейле. На ней надето то платье, которое она купила вчера, и на ногах обута пара бежевых туфель-лодочек на трехдюймовом каблуке.

Миссис Морган сморит на меня с неодобрением.

– Почему ты смеешься? Лейла мило выглядит.

– Спасибо, миссис Морган, – сладко произносит Лейла, кладя свою руку на мое плечо для равновесия. – И ни капли благодарности вашей грубой дочери, – подмигивает она.

– Нет, – возражаю я. – Ты выглядишь отлично. Просто немного... неустойчиво.

Лейла вздыхает, неловко смещаясь и дергая за подол своего платья.

– Знаю, знаю. Ты права. Мои ковбойские сапоги лежат в машине, но я собираюсь продержаться ночь в этих орудиях для пыток. Где Брайан? – спрашивает она.

– Уделяет внимание своему аппетиту, – отвечаю я.

– Я слышал это, Кайли. – Я оборачиваюсь, чтобы увидеть Брайана и мистера Моргана, оба несут по две чашки дымящегося горячего шоколада. В каждый из карманов пиджака Брайна засунут сладкий крендель, брауни покоится в изгибе его руки. – Ничего не могу с собой поделать, извините, из-за балета мне хочется есть, – говорит он. – Сахарные сливки, леденцы. Будто они специально сделали их для того, чтобы продавать в торговых палатках.