В такой одежде поверх рыцарских доспехов Кола отправился на свидание с папским легатом. Под громкие звуки боевых труб и восторженные крики своих воинов он вошел во дворец, где его ждал кардинал.

Бертран де До настойчиво звал Колу в город, рассчитывая расправиться с ним с помощью баронов-заговорщиков, пока римская армия занята осадой Марино. Но осторожный плебей спутал ему все карты, приведя с собой войско. Известие о разрушении дворцов Орсини еще сильнее встревожило легата.

Он не знал, как быть. Инструкции из Авиньона требовали немедленно сместить трибуна, лишив его всех постов и титулов, или по крайней мере заставить отказаться от изданных им эдиктов. В случае если Кола смирится и даст согласие вернуться к прежней скромной роли ректора, послушного распоряжениям курии, его можно было оставить у власти, взяв с него письменные гарантии быть верным папе.

Теперь кардинал жалел о том, что впутался в столь опасное дело. Что, если Кола узнал о готовящемся заговоре? Ведь этот сумасброд еретик способен поднять руку и на духовное лицо. Недаром о нем ходят самые невероятные слухи. Бертран де До с ужасом представил, как по приказу отступника его волокут на виселицу.

В этот момент в дверях выросла могучая фигура Колы ди Риенцо. Толпившаяся вокруг кардинала свита невольно подалась назад, оставив его один на один с трибуном.

— Вы призывали нас? Что вам угодно сообщить? — спросил Кола.

— У нас есть распоряжения от нашего господина папы, — пересилив наконец испуг, произнес кардинал.

— Что же это за распоряжения?

Легат, почувствовав в голосе трибуна открытый вызов, потупил взор и долго смущенно молчал, не решаясь продолжать беседу. Кола ди Риенцо не стал дожидаться ответа. Внезапно повернувшись спиной к собеседнику, он вышел из комнаты и покинул дворец.

В тот же день кардинал вместе с многочисленной свитой бежал из Рима и поспешил в Монтефьясконе, куда незадолго до того прибыл с войсками новый ректор Патримониума, папский племянник рыцарь Гуичард де Камбрен. Кола ди Риенцо, избавившись таким образом от легата, снова отправился под Марино продолжать войну с Орсини.

В круглой походной палатке трибуна было холодно и сыро. С провисшего полотняного потолка часто капала вода, на земляном полу образовались лужи. Кола, запахнувшись в плащ, посматривал на открытый полог входа, откуда, стряхивая с плеч воду, в палатку один за другим входили вызванные им капитаны и усаживались на лавках вокруг большого, грубо сколоченного стола. Лица воинов были хмуры и озабочены.

Внезапные ноябрьские дожди, почти непрерывно лившие уже вторую неделю, сковали действия осаждавших. Размытые дороги не позволяли подвозить камни для баллист, мешали снабжению армии. Подходили к концу захваченные с собой продовольствие и фураж, не хватало палаток и теплой одежды. Горожане-ополченцы, не привыкшие к суровым условиям, сильно страдали от непогоды.

— Больных с каждым днем все больше. — Чекко Манчини смахнул упавшую на него с потолка каплю и окинул взглядом собравшихся. — Если опять отложим штурм Марино, скоро не с кем будет идти на приступ.

— Штурмовать двойные стены, не разрушив башен, невозможно, — отозвался один из капитанов. — Надо ждать. Дождь не может продолжаться до бесконечности.

— Даже если он перестанет, дороги подсохнут не сразу, — сказал Чекко. — Мы взяли приступом Кастелуцци. Почему бы не попробовать атаковать и эту крепость?

— Лучше рисковать жизнью в открытом бою, чем гнить здесь в дырявых палатках, — поддержал художника его сын Конте.

— Рисковать можно, когда есть шансы на победу, а так — лишь зря губить людей, — возразил столяр Паоло Буффа.

Снаружи донеслось тяжелое хлюпанье конских копыт по размокшей глине. У входа показался промокший, забрызганный грязью всадник. Все узнали в нем городского нотария Гуаллато.

— Тьфу ты пропасть! Ну и погодка! Пока до вас доберешься, хоть выжимай одежду. — Он припал губами к предложенной кем-то фляжке и устало опустился на скамейку.

— Хорошо, что приехал, — сказал трибун. — Что в Риме? Удалось достать продовольствие?

— С хлебом худо. Приходится раздавать последние запасы населению. А тут, как назло, дождь не перестает. — Гуаллато махнул рукой.

— Что сказал брат Андреа? Ты виделся с ним?

— Францисканец просил передать, чтобы вы немедленно вели армию назад. В городе неспокойно. Вместо папского легата в Рим явился кардинал Джованни Колонна. Он запугивает народ интердиктом.

— Проклятые гиены в рясах! Хотят всадить нож в спину. — Кола, сжав кулаки, заходил по палатке.

— Но не это главное. — Гуаллато понизил голос. — Пока кардинал орудует в городе, в Палестрине собрали войско. К Колонна примкнули многие бароны. Старик Стефано ведет к городу семьсот всадников и четыре тысячи пехоты.

— Если их впустят в Рим, все пропало! — в волнении воскликнул Чекко Манчини. — Что же ты не сказал сразу?

— По такой грязи им и за три дня не добраться, — отвечал Гуаллато. — За этот срок мы успеем подготовиться.

— А как же с Марино? — спросил Паоло Буффа.

— Осаду придется снять, — вздохнул Кола ди Риенцо. — Орсини займемся после.

— Я еще не все сказал, — хмуро глядя себе под ноги, продолжал нотарий. — Есть сведения об измене многих римских купцов и кавалеротти. Кардинал убедил их послать письмо Стефану Колонна. Они обещали баронам открыть городские ворота и помочь разгромить чернь.

— Вот как! — усмехнулся трибун. — И эти предали Рим! Кто же нам верен, кроме простого люда?

— Джордано и Никколо Орсини пока еще поддерживают республику, — сказал Гуаллато. — Джованни ди Вико как префект отправился за продовольствием для города. Но брат Андреа ему не доверяет. Возможно, он заодно с Колонна.

— Что же, жаловаться на судьбу не приходится. Врагов становится все больше, — с горькой иронией сказал Кола. — Однако попробуем с божьей помощью обратить неудачи в победу! — Он окинул соратников пристальным взглядом и велел седлать коней.

Колокольный звон плыл над Римом, призывая народ принять участие в парламенто. На Капитолийскую площадь отовсюду стекались ремесленники, лавочники, школяры, солдаты-ополченцы. Горожане спешили занять места поближе к портику дворца, чтобы лучше слышать ораторов. Наконец звон колоколов затих, на балконе появился трибун. Он был с непокрытой головой, в доспехах и простом белом плаще. Подняв над собой скипетр, Кола ди Риенцо выждал, пока смолк шум приветствий, и обратился к римлянам.

— Сограждане, республика в опасности! — Его сильный голос разнесся над площадью. — Бароны-изменники опять развязали войну. Забыв присягу и клятвы, они напали на нас, когда мы были заняты мирным трудом. Снова горят селения и льется кровь невинных. Снова наемники обращают в пустыню наши сады и нивы. Но разве тираны слышат плач вдов и сирот? Стефано Колонна ведет сюда свою армию, чтобы лишить вас свободы. Пусть же каждый возьмется за оружие и встанет на защиту родного города. Встретим врагов, как встречали их наши предки. Пусть этот бой будет последним для баронов!

— Смерть предателям! Отстоим Рим! — дружным эхом откликнулась толпа. — Да здравствует свобода!

На площади долго не смолкали возбужденные крики. Когда они начали затихать, Кола продолжил речь.

Трибун призвал не верить слухам, распускаемым приспешниками баронов, и особенно кардиналом Джованни Колонна, обвиняющим его в ереси. Затем Кола ди Риенцо объявил подвластными Риму все крепости и земли в Кампании, приобретенные бесчестным путем кардиналом Колонна.

Горожане затаив дыхание слушали трибуна и потом долго не расходились с площади, обсуждая нависшую над Римом опасность. Все были преисполнены решимости с оружием в руках защищать свободу.

Утром девятнадцатого ноября Рим облетела неожиданная весть. Джованни ди Вико, выпущенный незадолго до того из тюрьмы, сдержал обещание, доставив в город обоз с продовольствием. Он привел большое стадо быков и пятьсот повозок с зерном. Вместе с Вико прибыли пятнадцать тосканских баронов и многочисленным отряд кавалерии из Витербо.