Бывал ли ты как-нибудь летом у маленького островка, где чудные березы качаются на ветру? Где вода так прозрачна, так прозрачна, что видно, как уклейки плавают на белом песчаном дне? Если ты бывал там, то наверняка видел большой серый скалистый утес у берега, а у подножья его белую Кувшинку, которая каждый вечер смыкает венчик своих лепестков под зелеными листочками. Многие полагали, что Кувшинка была обручена с Солнцем, так как каждое утро она, такая бело-снежная и невинная, снова открывала свой ясный цветочный глазок навстречу солнечному сиянию, струившемуся с небес. Но Кувшинка не была столь самонадеянна и вовсе не мечтала о таком знатном суженом, как Солнце, стоявшем неизмеримо высоко по сравнению с ней, а кроме того, Солнце ведь было куда старше ее! И Кувшинка не осмеливалась даже назвать его крестным отцом.

Нет, Кувшинка очень подружилась со Стволом Юной Березки, росшей близ берега и склонявшей свои длинные кудри над гладью вод, где плавала, не отрываясь и не уплывая далеко от своего корня, белоснежная Кувшинка.

Кувшинка была не только красива, но и добра, и нежна, и кротка. Поэтому все ее любили, и так уж случилось, что у нее объявилось множество женихов — целая армия! Неподалеку поднимались заросли тростника, и один из них всегда кланялся ей, стоило лишь ветерку пронестись над водой.

— Ваш покорнейший слуга! — говорил ей Тростник, кланяясь так низко, что верхушка его почти касалась водной глади.

Но Кувшинке не по душе была подобная смиренность, зависевшая лишь от наклона спины, ведь она заметила, что Тростник порой бывал крайне высокомерен и заносчив с мелкими плотичками, что плавали вокруг него, выполняя свои пируэты на солнечном свету.

Был там и еще один жених — с более неподатливой спиной, — врытый у берега Столб, к которому старый рыбак обычно привязывал свои сети, чтобы волны не смыли их. Столб стоял всегда прямо, словно аршин проглотил, и никогда никому не уступал дороги, будь то люди или животные. Он постоянно перебранивался с любым, кто осмеливался слишком близко подойти к нему. Кувшинке это было не по нраву, ведь, кроткая и нежная, она неохотно вступала с кем-либо в спор, даже со старым ботом, которому случалось проплывать над нею.

Третьим женихом был сам большой Скалистый Утес, звавшийся еще Межевой Знак, поскольку там, где он стоял, проходила межа, или граница, меж двумя селениями.

В прекрасные солнечные дни Межевой Знак, разглядывая Кувшинку, прогревался насквозь, до самой глубины своего каменного сердца. Но был Скалистый Утес так ужасно стар, ему перевалило за шесть тысяч лет, да и все его трещины и расселины мхом проросли! Кувшинка испытывала глубокое почтение к Межевому Знаку, но это вовсе не значило, что ей хотелось выйти за него замуж. В этом случае ее почтение зашло бы слишком далеко.

Короче говоря, Кувшинке скорее нравился стройный Ствол Юной Березки с кудрявыми ветвями, дружески кивавший ей всякий раз, когда он отражался в воде. Но это происходило, пожалуй, даже слишком часто, потому как Березовый Ствол почти все время видел свое собственное отражение в воде рядом с беленькой Кувшинкой, своей маленькой красавицей.

Совсем забыл вам сказать, кто же, собственно говоря, была Кувшинка. А была она — самое меньшое и самое любимое дитя старого Водяного[1]. Когда Кувшинка была еще ребенком, Водяной часто качал ее на руках, а еще чаще сажал на свое широкое плечо, выплывая из морской бездны наверх, в прозрачные утренние волны. А потом наступал вечер, Солнце садилось в море, Кувшинка укрывала свою беленькую головку под листьями, и старый Водяной пел ей свои песни, а она едва покачивалась на волнах, пока глазки ее не смыкались и ей не начинали сниться светлые летние сны обо всем самом прекрасном в мире.

— Не подходи ко мне слишком близко, ты, старое морское чудище, привидение ты этакое, — ворчал Столб на Водяного.

Но Тростник, всегда готовый подольститься к знати, сгибаясь в изысканнейших поклонах, шептал:

— Ваш нижайший слуга, милостивый государь! Ваш покорнейший слуга!

— Не обращай внимания на этих болванов, — советовал Скалистый Утес Водяному, они ведь были старыми знакомцами. — Можешь перенести свою малютку-дочь ко мне наверх, она будет тут как сыр в масле кататься! — обещал он.

— Нет! Вы только послушайте! — воскликнул как-то Водяной и расхохотался так, что вода забурлила вокруг его бороды. — Да, только этого не хватало — перенести мой беленький цветочек в твое мшистое логово!

— Ну-ну! — проворчал Скалистый Утес. — Какое это имеет значение, коли мне несколько тысяч лет отроду? Я, по крайней мере, в зрелом возрасте, крепко стою на ногах и не унесусь прочь при легком дуновении ветерка, как некоторые…

— Нет, — возразил Водяной, — брось ты эти фантазии и останемся по-прежнему друзьями.

Но Скалистый Утес, Столб и Тростник вбили себе однажды в голову, что один из них непременно женится на белой Кувшинке.

Как-то ночью Скалистый Утес взял да и разбудил молодой и задорный Юго-Западный Ветер, что улегся спать у самого его подножья, и сказал ему:

— Раз я дал тебе пристанище на ночь, то будет только справедливо, если ты окажешь мне услугу.

— Какую такую услугу? — спросил Юго-Западный Ветер.

— А вот какую! Когда солнце утром взойдет, дуй изо всех сил, чтобы сдуть и опрокинуть зеленый Березовый Ствол здесь, у берега. Ведь это из-за него Кувшинка никогда и ни за что на свете не пожелает стать моей женой!

— Ладно! — согласился Юго-Западный Ветер. — Я сокрушал, словно спички, кедры и пальмы, так почему бы мне не сокрушить маленький ничтожный Березовый Ствол?

Тростник же, в свою очередь, заговорил с блестящей морской волной, чуть подернутой сонной зыбью в проливе.

— Ваш покорнейший слуга, милостивый Морской Вал, — молвил он. — Будьте добры, окажите мне мимоходом маленькую услугу!

— Ну, какую еще услугу? — зевнул Морской Вал.

— Будьте добры, нахлыньте здесь поблизости на берег да опрокиньте там Березовый Ствол. Это из-за него Кувшинка никогда и ни за что на свете не пожелает стать моей женой!

— Ладно! — согласился Морской Вал. — Я смывал с лица земли леса и города, для меня это мелочь — снести прочь какой-то березовый росток. Однако же сейчас я желаю спать, подождем с этим до утра!

Столб тоже затаил зло против Березового Ствола и стал задираться с рыбаком, привязывавшим как раз в тот же вечер к нему, Столбу, свою сеть.

— Эй ты, Позорный Столб, — рассерженно спросил рыбак, — никак ты собираешься разорвать мою сеть?

— Разве я виноват, что я такой сучковатый? — спросил Столб. — Здесь рядом стоит Березовый Ствол, может, он больше подойдет тебе? А впрочем, сруби его завтра утром и брось в море.

— Пожалуй, ты прав, — ответил рыбак. — Подумаю об этом деле завтра утром.

Так прошел вечер, наступила ночь, и Кувшинка вновь сомкнула свои белые лепестки. Крона Березового Ствола еще больше позеленела от восторга, любуясь цветком в нежных и прекрасных августовских сумерках. Никого из них ничуть не мучили предчувствия какой-либо беды, а Кувшинка спала, будто послушное дитя. Большая желтая Бабочка, услыхавшая нечаянно, что задумали Скалистый Утес, Тростник и Столб, опечаленно шелестела крылышками, летая вокруг Березового Ствола, но тот ничего не заметил. Он был занят совершенно другим, умываясь в росе и думая лишь о том, чтобы стать по-настоящему стройным и красивым к тому часу, когда Кувшинка снова откроет свои невинные цветочные глазки.

Спустя недолгое время на северо-востоке показалась алая полоска зари, и вся окрестность осветилась ее сиянием. Алая полоска становилась все ярче, пока вся северная и восточная сторона неба не запылали, как на пожаре, а тучи, казалось, извергали огонь.