— Я, конечно, понимаю, что открытие будет для вас жестоким и неприятным, но Тереза Гарсиа Лорка — ваша сестра по отцу.

Посмотрев на Стива, Джуди вздрогнула. Его красивое, обычно спокойное лицо пылало. Зубы были стиснуты от злости.

— Ни черта подобного! Джуди — моя сестра! Если у отца не хватило мужества разобраться со своими незаконнорожденными детьми при жизни, почему он надеялся, что мы сделаем это за него теперь, когда его уже нет?

Сидящая рядом с Фанетт Аманда Адамс покачала головой.

— Она не только незаконнорожденная, но к тому же еще и полукровка, — проговорила она, и ее глаза загорелись бешеной яростью. — Я всегда говорила Биллу, что такой красивый и мужественный мужчина не может жить совершенно один среди разных бродяг и мексиканок. А их было слишком много, этих экономок-мексиканок, они постоянно менялись… — Аманда повернулась к Джуди, прижавшейся к Стиву и старавшейся изо всех сил сдержать дрожь в коленях. — Странно, что твоя мать оставила тебя ему… Он ведь не был тебе отцом, не имел к тебе никакого отношения, — сказала она, словно сожалея о всей той почти материнской заботе, которой она всегда старалась окружить покойного.

Стив начал задавать Фанетту вопросы о том, как можно опротестовать завещание. Джуди не слышала, что отвечает Фанетт. Осторожно освободившись из объятий Стива, чего, казалось, никто не заметил, Джуди быстро прошла в свою комнату. Оказавшись у себя, она подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Лицо у нее было бледнее мела. Глаза напоминали глаза жеребца Дервиша… Когда он сломал ногу, ей пришлось пристрелить его. Его глаза были все так же открыты, но в них не осталось ни одной живой искорки.

Ее лишили наследства! Отец завещал половину ранчо и рудника своей НАСТОЯЩЕЙ ДОЧЕРИ, Терезе. Значение этого Джуди, вероятно, сможет понять позже, а сейчас она ощущала лишь ужасающую, отвратительную пустоту. Джуди всегда считала себя его дочерью. Она и была его дочерью и никогда ни на секунду в этом не сомневалась. Уж кто-кто, а отец (вернее, Билл Баркарт, — мысленно поправила она себя) должен был знать об этом лучше всех.

Если бы он только был жив, она постаралась бы убедить его в этом. Она всегда подстраивалась под настроение Билла, потакала ему, сносила все его выходки, терпела его тяжелый характер, она вела себя как настоящая дочь.

Ей было странно сознавать, что теперь все эти годы не имеют никакого значения. От горя у нее сосало под ложечкой, вся ее жизнь наполнилась печалью. Ей было непонятно, за что ее так жестоко обидели… Всего несколько слов, написанных на бумаге и прочтенных вслух, сделали ее незаконнорожденной.

Теперь ей придется уйти с ранчо, на котором будет жить Тереза, законная дочь. Про Джуди же теперь все начнут говорить, что она падчерица, которую бросила женщина, ничего не значащая для обитателей ранчо.

Ноги у нее так дрожали, что ей пришлось опуститься на стул перед конторкой. Она даже не может остаться здесь, а ведь ей совсем некуда идти, ранчо ла Рейна всегда было ее домом.

Джуди заставила себя осмотреть комнату. Всегда такая веселая и милая — с канареечно-желтыми стенами, белыми ковриками и желтым покрывалом на кровати, — сейчас девушке казалось, что она смеется над ней. А может, это потому, что отец, вернее, тот, кого она всю жизнь считала своим отцом, никогда не любил ее? Может быть, он даже ненавидел ее, она его тяготила? Теперь у нее на многое открылись глаза… слишком на многое…

Анализируя свое прошлое, Джуди вдруг с ужасом поняла, что жила с людьми, которые держали ее только из милости и открыли ей свой секрет в тот момент, когда она оказалась наиболее уязвимой, заставив ее возненавидеть саму себя и все свои чувства по отношению к близким людям.

Джуди поднялась из-за конторки и осторожно прилегла на край кровати. Замерев, девушка прислушивалась к боли в животе.

Тут она обратила внимание, что ее сердце бешено колотится. Она сжала кулаки и положила их на грудь. Вены на тонких запястьях казались маленькими змейками, которые стараются уползти и спрятаться. Ее мысли начали биться в такт с сердцем. Но его удары были слишком часты. Как может она думать с такой быстротой? Как справиться ей со всеми мыслями, которые готовы были вырваться наружу?

Джуди чувствовала, как горячая кровь стремительно носится по жилам.

Это была чужая кровь. Кровь незаконнорожденной. Она вдруг стала задыхаться. Джуди захотелось умереть, тогда никто не смог бы причинить ей зла. Она бы никогда не узнала, что ни мать, ни отец, ни даже Джонни не любили ее.

Она встала и спустилась вниз. Обойдя гостиную, в которой домашние все еще разговаривали, Джуди вошла в комнату Стива. Она открыла верхний ящик платяного шкафа. Оттуда на нее сверкнуло лезвие остро наточенной бритвы. Она достала ее и положила в карман платья. Потом выскользнула из комнаты и снова прошла мимо гостиной.

Никто из них не хватится ее до завтрашнего утра.

Из гостиной доносились голоса. Она очень четко различила слово «незаконнорожденная». Значит, они говорят про нее. До Аманды наконец-то дошло, что мать Джуди вышла замуж за Билла Баркарта за два года до того, как родилась Джуди. Значит, все эти годы Билл знал, что Эллен Баркарт родила дочь не от него, но делал вид, что считает ее своей.

— Но почему, спрашивается, — говорила Аманда, понизив голос, — ведь Джуди незаконнорожденная?

Джуди услышала громкий и грубый голос Стива, который предлагал Аманде убираться из их дома.

Джуди закрыла глаза. Что толку, если Аманда уйдет? В их семейной Библии, которая сейчас лежала на столе в гостиной, все записано. Дата свадьбы ее родителей, дата рождения Джуди. Теперь, когда отец отказался от нее, там все будет переписано. С рождением Стива все в порядке. Его мать умерла, когда ему было четыре года. А она — Джуди — незаконнорожденная…

Джуди вдруг захлестнула волна стыда, ей показалось, что ее схватили за горло, не давая дышать. Это было невыносимо. Так можно умереть.

Незаконнорожденная, незаконнорожденная, незаконнорожденная.

Джуди достала лезвие из кармана. Она поднесла к лицу руку — под тонкой кожей пульсировала голубая жилка. Ей стоит полоснуть по руке один раз, только один раз — и кровь выльется из нее…

Однажды в детстве она сильно порезалась. Сначала боль полыхнула, как вспышка, а потом рана долго болела, как наказание за то, что она была так неосторожна.

Джуди закрыла глаза и начала давить. Из крошечного пореза засочилась кровь. Казалось, бритва не хотела поразить указанную ей цель, она соскользнула и слегка разрезала кожу недалеко от вены.

Всхлипывая от обиды и страха, Джуди опять поднесла лезвие к вене.

Вдруг она почувствовала, как ей стало жечь ногу в том месте, которым она наступила на гвоздь, когда ей было десять лет. Боль запульсировала так остро, как будто она только вчера поранила ногу. Джуди вспомнила, что тогда занесла в рану инфекцию, которая очень быстро стала подниматься по ноге. Кармен через каждый час несколько дней подряд промывала ей больную ногу в растворе крутой соли, а потом в горячей воде.

В панике Джуди откинула бритву. Значит, она не только незаконнорожденная, но еще и трусиха.

Незаконнорожденная. Это слово заставило ее вспомнить мать. Она вдруг увидела ее очень отчетливо. На матери было голубое платье, такое же голубое, как ее глаза. Светлые шелковистые волосы закинуты за изящные уши, они сбились в беспорядочные блестящие спиральки, которыми Джуди так любила играть…

Обычно мама всегда улыбалась ей, но в тот день она была сердита.

— Выйди на улицу и поиграй! — приказала она ей резко.

— Но я хочу помочь тебе, мамочка.

— Оставь меня в покое!

— Я же могу тебе помочь. Видишь? — Джуди взяла одно из маминых платьев и попыталась положить его в чемодан, лежавший раскрытым на кровати. Мать выхватила у нее платье.

— Я же сказала тебе, оставь меня в покое!

Джуди отвернулась, чтобы не видеть сердитое лицо матери. Неожиданно ее охватило волнение. Она ясно слышала торопливые движения матери и ее частое нервное дыхание. Джуди снова повернулась к кровати и стала наблюдать, как мать одну за другой складывает вещи в чемодан. Наконец девочка не выдержала, пошла в кладовку и принесла оттуда пару туфель.