– Не хочешь? Я все же посмотрю, есть ли врач. Посиди здесь.

Воронцов уселся на стульчик. Рядом играли несколько девочек и еще один мальчик, которого по обыкновению забирали последним. Ваня наблюдал какое-то время за ребятами, и вдруг заметил, что Люда Коновалова смотрит прямо на него. Ваня быстро отвернулся, понимая, что та знает про него самое ужасное. И уже успела рассказать, наверное, всем. Все знают про то влажное пятно. Не только мама теперь беспокойно шарила по утрам рукой по его простыни, но и нянечка с опаской и неодобрением здесь, в садике. Мечта превратиться в комара и улететь вновь забралась в его голову. Вчера он жалостливо просил маму больше не водить его сюда, нота сделала вид, что не слышит. А отец угрожающе указал на пряжку ремня, предупредив, что его хныканья стоят у него поперек горла…

«За тобой пришли!» – раздалось откуда-то сверху.

Мальчик с радостью поспешил на выход, но завидев знакомую куртку, остановился. Затем опасливо приблизился к своему шкафчику. Лицо приняло выражение абсолютного послушания, шкафчик быстро распахнулся, а руки торопливо стали натягивать штаны. Только бы никого из ребят не было! Присутствие же воспитательницы, как всегда, успокаивало и приободряло. Та никогда его не ругала, лишь иногда журила за взятые без спроса вещи. По большей части – хвалила и ставила другим ребятам в пример его рисунки и поделки. Но она тоже знала, что он мочится во сне, и поэтому не может относиться к нему так, как раньше. Какой-то барьер теперь вставал перед ним каждый раз, когда он хотел к ней подойти.

– Ты чего это? А? – спросил Константин, выслушав речь воспитательницы о том, что ребенок может быть не здоров.

Ваня виновато уронил взгляд в пол.

– Не придуривайся! Взял моду! Чуть что – сразу жаловаться! Мало, что ссыкун…

Заметив, что из группы вышла Марина, Ваня громко заплакал, а отец подытожил:

– …еще и тряпка! Вон, все над тобой смеются!

Воспитательница, пряча глаза, мгновенно исчезла из раздевалки.

Тугая резинка старых штанов больно врезалась в кожу,– Ваня машинально задрал край пиджака, почесался. Его взгляд, полный тревоги, упал на отца – тот был абсолютно спокоен и невозмутим. Маленькая ладонь тут же доверчиво легла в большую ладонь отца. Они пересекли шумную трассу, кишащую смрадными машинами. Ваня сморщил нос и покрутил головой.

 Местность казалась пустынной, заброшенной. Вокруг виднелись бурьяны репейника и бугры соломенной травы с возвышавшимися над ними рваными краями крыш. Показался грязный трактор на вывернутых наизнанку пластах земли, за ним – канавы, полные бурой жижи. Вдалеке – ряд зданий, расположенных вплотную друг к другу, – оттуда раздавался неровный шум и скрежет. Свора местных собак с азартом носилась вдоль построек, и звонкий металлический лай гулким эхом разносился по всей окрестности. Тетенька в кирпичной будке и с красной повязкой на руке проводила их обоих недовольным взглядом, когда они вошли на территорию мясокомбината. Отец уверенно направился к одной из построек.

– Твой? – басисто раздалось над непослушными вихрами, когда они вошли внутрь.

– Мой… Вот, пришлось тащить с собой. Варвара в больнице… – начал объяснять отец.

– Вылитый папашка, едрит вою за ногу! Ну… – большая голова с длинным крючковатым носом, желтыми кривыми зубами и сильным запахом табака изо рта приблизилась к детскому лицу и с задором спросила:

 – Говорят, ты отказываешься есть мясо? Вегитарьянец че ли? А? А зря… Мясо пользу приносит! Заруби себе это на носу!

Мальчик смущенно потупил взор и нырнул за спину отца. Тот пожаловался:

– Молчит, щенок, что ни спросишь! И прячется!

На маленькой физиономии ребенка место сильного смущения тут же заняло любопытство и живейший интерес к большим и толстым тетенькам, одетым в серые и черные халаты, одинаковые платки и сапоги, и так напоминающие широкими лицами и улыбками маму. И здесь такой же запах, – тот самый, что исходил от стиранных отцовских вещей.

Что-то двигалось сверху и Ваня немедленно задрал голову; большие голубые глаза округлились от удивления, затем от ужаса … Огромные свиные туши свисали сверху и мягко колыхались каждый раз, когда что-то их двигало к высокому плотному мужчине, что стоял неподалеку и орудовал ножом. Кровь ручьями стекала с его перчаток и передника на гладкий пол и скапливалась в желобах. Мальчик икнул, потер глаз и икнул снова.

– Не ссы!–наставительно сказал отец. – Это – дядя Женя. Он тут у нас мастер на все руки!

Отец с почтительностью и даже некоторой робостью приблизился к мужчине в переднике и слишком быстро протянул руку. «Дядя Женя» кивнул и продолжал с уверенностью и грацией хищника работать над свиньей. Закончив, спросил:

– Ты чего малого то привел? Не экскурсия здесь!

– Пусть привыкает! По моим стопам пойдет…

– Как звать пацана? Иван?

Пока отец что-то сбивчиво объяснял, привычно похлопывая себя по карману в поисках сигарет, дядя Женя сделал несколько плавных движений вокруг новой туши. От свиньи тут же отделилась кроваво-красная пульсирующая масса, упала на транспортер. Сердце, а затем печень поползли в конец помещения и исчезли. Ваня икнул сильнее. Мужчина живо повернулся к нему и весело буркнул:

– Смотри, как работает настоящий мужик!

Нож ловко и быстро двигался, кромсая куски плоти и выдавливая из обескровленной и обезглавленной жертвы остатки влаги.

– Женька! Ты чего мне в отчете написал? – к ним приближалась дородная баба, и аккуратно скользнув мимо туш, словно боксер на ринге, потрясла какими-то исчерканными листками прямо у Вани над головой.

– Ладно, Зинка, не ори! Чего взялась с утра? Или тебя твой хахель по ночам не е…?

Зинку грубо схватили за пышную грудь, и на весь цех прозвенел визгливый бабий смех. Константин с завистью наблюдал за тем, как непринужденно рука его напарника скользит по женской талии, мнет пышные ягодицы. Зинка же, бросив ласково под конец: «У, кобелина!», скрылась в небольшой комнатушке, ловко и со смехом перескочив через желоб с кровью.

Ваня, отметив и восхищенный взгляд отца и радость Зинки и самодовольство дяди Жени, перевел взгляд на свои новые ботинки, – на них наползали бурые пятна из лужи. За грязь ему от матери точно влетит!

– Пап! Пап! Пойдем! – потряс он за кожаный рукав.

– Погодь! Дойдем до бухгалтерии, а там вернемся…

Константин скрылся за той самой дверью, где исчезла Зина, но на этот раз вместо смеха послышалось недовольное бормотанье, а затем резкое и сухое «Пошел прочь!». Показалась раздосадованная физиономия отца.

Наконец, они, то и дело останавливаясь и болтая с встречным народом, очутились на улице. Ваня рассеянно наблюдал, как отец прикуривает, как с удовольствием попыхивает сигаретой, сунув руки в широкие карманы мешковатых брюк, как следит за грузовиком, свернувшим с дороги и двигающимся прямо на них. До слуха долетели звуки возни и хрюканье животных.

Машина, битком набитая свиньями, притормозила возле проходной и, хлопнув на прощанье громко дверцей, завернула к крайнему сараю. Ваня изо всех сил зажмурился, и, боясь издать хоть один звук, засеменил от страшного места так быстро, как только мог.

На дворе была весна. Красная макушка железной ракеты поблескивала в ярких лучах солнца, а детвора шустро и уверенно прыгала со ступенек в песочницу. Звонкий шум детских голосов наполнял небольшой внутренний двор детсада. Воспитательница прищурилась и прикрыв глаза ладонью, словно козырьком, беглым взглядом осмотрела группу: раз, два, три… Вроде все на месте. Отметила как одиноко и неприкаянно слоняется вдоль забора Ваня Воронцов, и беспокойство явственно разлилось по ее лицу с тонкими чертами, крылья носа нервно дернулись. Она присела на окрашенную в голубой скамейку, скрестила ноги, обутые в легкие ботинки и позвала:

– Ваня! Ваня Воронцов!

Тот живо обернулся и подбежал. Улыбка на его худой, перемазанной красками рожице была такой светлой, что сердце молодой женщины забилось от щемящей боли.