А еще… Тела были просто инструментами; они просто были следами глубже. Британния говорила о стержне силы…
Сила правящего духа обновлялась, как течение Прилива пополняло магию детей Англии дважды в день. Или было что-то другое, и Британния испытывала… постоянный отток сил? Это был результат или симптом?
«Я мало знаю», — раздражение кипело в ней, камень не пропадал из горла. А еще неприятная цепочка мыслей поднималась в ее голове.
Клэр ожидал, что она позволит ему умереть от чумы? Как она обеспечила бы выживание Людовико? Он думал, что она вырвет Камень из ментата и вернет ему хрупкость?
Хорошо или нет, но она выбрала Клэра. Ему это требовалось в тот миг сильнее. А иначе… она мирилась бы с угрызениями совести по другой причине?
«На это мне ответ пока что не нужен. Я и не смогу ответить на это себе».
Кучер прикрикнул на механическую лошадь, и Эмма огляделась. До появления Микала времени оставалось немного.
Разорванные тела, отсутствие матки. Это был стержень проблемы… Но куда вели его корни? Как это влияло на Британнию? Это было Сочувствие? Она не понимала, как происходило это влияние.
Конечно, Клэр вряд ли отругал бы ее за это. Слабость Британнии могла быть случайной. У нее были доказательства обратного?
Слово Британнии. Ей так это требовалось, что Виктрис пришла к двери Эммы одна, опустилась до просьбы, а не приказов о помощи волшебницы.
Слабо утешало то, что Эмма думала, что Эмма Бэннон вряд ли послушается.
С Клэром тревога была другой — сможет ли Пико удержать его от экспериментов. Это все, что она могла, не приглядывая за ментатом лично. Финч был надежным, и она совершила кровную связь с бессознательным ментатом, о которой не рассказала.
Клэра это точно выведет из себя. Когда он поймет, что она сделала, или когда расспросит Пико, или…
Кучер крикнул еще раз, экипаж дернулся, замедляясь. Мгновения спокойствия пропали. Она была слишком растеряна, чтобы размышлять должным образом, это привело бы только к большему количеству смертей.
Так ведь? Неудачники умирали каждую ночь в Лондинии. Если их смерти ослабляли Британию… было ли это приемлемо?
Женщина, какой она была до Красной чумы, посчитала бы это глупостью. Но теперь она довольно спокойно думала о таких предательских вопросах.
Клэр думал, что она набросится на эту тайну и будет искать решения, будто так и надо.
Недавнее убийство грубо напоминало о себе в ее мыслях. Она теперь ощущала, какую Работу сейчас исполняли, ведь не просто так побывала на месте убийства в Тебреме. У этого были неприятные симптомы, но вчера в кабинете она постаралась оградить себя от этих эффектов.
Понятно, что получилось плохо.
Экипаж остановился. Через пару мгновений дверь открылась, и Микал уверенно подал ей руку, чтобы она выбралась. Кучер обрадовался легкой выгоде и умчался со стуком и лязгом.
Из-за густого тумана Лондиния свет солнца казался тошнотворным, силуэты двигались в глубинах тумана. Микал не отпускал ее, и ей пришлось посмотреть на Щит.
Обычно с Примами было шестеро Щитов, они защищали от атак и следили, чтобы не было перебора эфирной силы. Их можно было… использовать… и по-другому. Она долгое время не нуждалась в ком-то еще, кроме Микала. А Эли…
«Не думай об этом. Мертвые подождут, пока мы занимаемся живыми».
Микал ждал. Конечно, он не выказывал нетерпения.
Туман удушал этим утром. Они были одни на дальнем северо-восточном краю Коросты. Пешеходы спешили прочь, почти безликие, Микал отвел ее в сторону, кирпичная стена была в шрамах возраста.
На миг его лицо показалось чужим. Эмма строго встряхнула себя.
— Микал.
— Прима.
— Нам нужно в Баксроу, — сообщила она.
— Снова в Уайтчепле, — кивнул он. — Место второго убийства?
— Да. Я не хочу свидетелей.
Он кивнул, но стоял, чтобы она могла что-нибудь добавить.
«Что ты сделал, Микал, когда я умирала? Клэр сказал, что ты совершил чудо. Я выжила, а ты не назвал цену исполненного трюка».
Она подавила эти слова и вдруг осознала вес траурного платья, украшений, ее волос, заплетенных быстрыми пальцами Изобель, туфли давили, как и корсет — ей не нравилась мода на свободно зашнурованные корсеты.
Другое давило на ее плоть. Людовико. Клэр. Виктрис. Безликий мужчина с сияющим ножом. Микал и все в доме. А еще души, что были ее якорями.
Без этих грузов смогла бы она подняться над поверхностью земли?
И куда она улетела бы? Сбежать не вышло бы. Единственным решением было окружить себя удобствами, потому нужно было разобраться с этим делом быстро и беспощадно.
Она сглотнула, горло пересохло.
— Тогда идем, — она убрала руку, выражение его лица не изменилось.
Это успокаивало не так, как она хотела, но хотя бы освободило от других тревог. Главной среди них было то, что ждало ее в Баскроу, на месте второго убийства.
— Ее нашел извозчик, — тихо, задумчиво. Солнце все сильнее пробивалось сквозь туман, выжигало покров Коросты в Баксроу, но на камнях остались тонкие зеленые завитки, что скрывались в темноте трещин. — Больница там, — она указала на далекое здание, скорее ощущая, чем видя его сквозь туман. Она хмурилась в не подобающей леди манере. — Но следов беспокойства почти нет. Как любопытно.
Брусчатка была в трещинах, камней недоставало, они крошились, доски почернели от времени, краска облетала там, где ее не съела Короста.
Микал огляделся.
— Она была уверена, что это… — было понятно, о ком он, по ударению на «она» и оскалу.
— Было связано с нами, да, — Эмма плотнее укуталась в меховую накидку. Ее поверхность блестела от влаги, и она никак не прогоняла холод. Наступила осень. А скоро зима. Ей стало еще холоднее. — Уверена, это то место.
— Пятно крови, — он указал изящным жестом, жилы выступили на его ладони. — У дверей конюшни.
Он не упомянул, что там тоже была выжжена Короста, даже в трещинах не осталось зеленых следов.
Эмма взглянула на улицу. Что-то в угле пятна ей не нравилось.
— С наступлением темноты заперли, — их окутал теплый воздух конюшни, запах грив и механизмов лошадей. Она осторожно дотронулась нитью магии. — Возможно…
Она шагнула вперед, на потемневшие камни брусчатки. Она приготовилась к неприятным ощущениям, но их отсутствие требовало ответа. Обучение впилось когтями в ее органы, и она отогнала это ощущение.
— Хм, Микал?
— Я тут, Эмма.
«Ясное дело», — но ей требовался ответ. Она закрыла глаза, потянула за невидимые нити мира.
Вот. Боль пульсировала в ней, и она склонилась, едва замечая пальцы Микала на своей руке. Он держал ее, и она отринула внешнее сознание.
Одна нить, как паутина, казалась неправильной среди множества узлов.
Соль на стертой коже, медь ужасом наполняла не ее рот, тряска и треск хлыста.
Ее голова дернулась в сторону. Удар пролетел мимо, ее тело немного напряглось. Она видела обрывки, ее заполнила жаркая горечь и глубокая боль, теплая рана спереди.
— Карета, — прохрипела она.
Тоже репетиция. И все прошло не так хорошо, как планировалось.
— Вот! Что такое?
Крупный мужчина в шляпе кучера, с большими бакенбардами и плечами, что придавали ему облик моржа, вышел из глубин конюшни, Эмма вернулась в свое тело и услышала скрежет и хруст.
Микал едва взглянул на мужчину. Он придерживал ее, слабо улыбаясь, и это пугало, хотя она понимала ее значение. Нет. Она покачала головой, он убрал свободную руку от рукояти ножа.
— Говорю, что вы…? — он отметил качество ее платья и пиджака Микала, увидел ножи Щита. Шум внутри стал еще громче, и Эмма подавила дрожь. — Мисс, вы в порядке?
Она кашлянула, горло пересохло. Эмма обрела свой голос.
— Да, вполне. Благодарю. А лошади… расстроены.
Он сдвинул шляпу и поскреб под ней.
— Они не в духе все время после убийств, мисс. Вы из-за этого пришли? Кровь была там. Я не понимаю, зачем с ней так. Даже с проститутками так нельзя.
— Во всем этом не было ничего… странного? — ее голова казалась слишком большой для ее шеи, но слова должны были звучать естественно, он внимал ей и опустил натруженные руки. — Кроме, ох! — беспомощное движение, она без проблем играла изнеженную дурочку. От этого мужчина расслабится, но порой она задумывалась, что будет с миром, если в нем требовались такие уловки.