— А теперь вы, — продолжила она, — важная леди в его комнате. Это плохо. Плохо для бизнеса.

— Можете говорить, что я пришла как птица-вестник несчастий, мадам, — Эмма опустила вуаль. Щелчок пальцев был для эффекта, ее украшения стали теплыми, она потянула их силу. Кровавая кровать зашипела в синем ведьмином огне, как кот, и женщина отпрянула к двери. — И я буду рада, если вы расскажете всем, что тут была женщина в трауре, и что она делала.

Она прошла в дверь, как порыв ветра, произнеся меньшее Слово, что привяжет огонь к следам крови, чтобы она ощущала эту жидкость, если она где-то прольется.

Несколько нитей натянулись, многие были привязаны к ловушке.

Она начинала уважать природу своего дара.

Микал придерживал ее за локоть, вел по мрачному коридору, и Эмма поняла, что дрожала.

Стены здания крошились, побелку не наносили давно. Вокруг ездили кареты, Короста ловила их колеса, не унимаясь, хотя солнце пробивалось сквозь туман.

Говорили, тут Короста рождалась, но не слишком громко.

Она могла обидеться или уловить.

Но не из-за пятен коросты на стенах люди обходили Чейплис, не потому дорога огибала его, как река камень. Дело было даже не в лампах, что рядом с ним были искажены, словно их с яростью взорвали. Просто там ощущалось зло.

Нет, место избегали, потому что там сияла чистая лестница.

Лестница была широкой и с острыми краями, крепкой, но их было почти не видно. Свертки ткани с лихорадочными глазами сидели на них плечом к плечу, и лишь чистая полоска вела к гниющим бежевым дверям.

Выводок Тонкой Мэг, и никто не трогал их, пока с тихим стуком легкое тело не падало на дорогу, откуда его забирали. Никто не указывал, не смеялся и не говорил о них. Они сидели в лохмотьях, следили за дорогой, и только ночью их было слышно.

Тихий звук. Тихое шипящее бормотание.

Эмма шла, глаза жгло даже за защитой вуали. Шум дороги был ужасным, и если бы не Микал, ей было бы еще хуже. Он шел у ее плеча, между ней и стоком, и даже карманники отступили. Крики и проклятия кучеров, треск хлыстов, дети вопили, бегая в своих играх или собираясь опустошить карманы отчаянными пальцами.

Проститутки спали после работы и джина, но публичные дома были открыты, мальчики разносили товары, их Изменения сияли металлом, кожей, кусочками стекла. Они служили тем, кто управлял участками тротуара на этой неделе, слышались шаги, топот копыт, крики. Трещал эфир, чары света и масла вспыхивали искрами, реагируя на толпу.

Шум утих, она прошла невидимую границу между миром и владениями Тонкой Мэг.

Она держала юбки близко, чтобы пройти кучки ткани, они отклонились от нее. Холод окружил ее кожу, она поднималась все выше. Микал — за ней.

Эндор в ней проснулся, появились костлявые руки, белые пальцы искали беспокойство в холодном тихом страдании.

Главные маги не могли пройти не замечено, в них было слишком много эфирной силы. А Черные, поднимаясь по лестнице, точно ощущали… трепет. Но она подняла голову и отдернула юбку от пальцев.

На вершине лестницы обитателей было больше всего, они еще не сидели в апатии, покачиваясь, как пшеница на ветру. Двери Чейплиса — большие и дубовые, еще не сгнившие от Коросты, были приоткрыты и дрожали.

Они никогда не закрывались.

Микал вдруг оказался перед ней, открыл левую дверь, петли тихо зашипели. Эмма подавила дрожь, взяла себя в руки и шла дальше.

Полумрак был облегчением, лишь свечи трепетали на высоких колоннах, их дым загрязнял крышу. Ангелы и святые были за сажей на потолке.

Эмма не смотрела, она скользила взглядом по разбитым скамьям в тесном зале, ниши по краям были еще темнее. Все было на месте, но густой белый туман появился над деревянными спинками, неспешно двигаясь.

— И что это, — прохрипел низкий голос, — пришло к моему порогу? Маленькая ведьма, легкая, как воробей, — гулкий смех. — На ее товарище мяса больше, и ноги неплохи.

Эмма не запнулась. Она спускалась по центральному ряду, воздух стал тяжелее. Шуршал гниющий шелк, большое тело выбралось из колодца, где когда-то стоял алтарь. Было сложно понять форму, было много складок, глаза сияли, виднелись бежевые зубы, ярды ткани были собраны, застегнуты и тянулись на болезненно-белой коже.

— Маримат Падшая, — Эмма сжала ладони в перчатках, замерла и поклонилась. — Приветствую тебя.

— О, она приветствует меня, — пара странно гнущихся пальцев выбралось из обломков алтаря, они напряглись. Множество глаз моргало, вспыхивая в полумраке, скольжение по скамьям, вес был тяжелее, чем было видно. — Пришла торговаться, мелкая ведьма? — стонущий смех, холодный, как пудинг.

Эмма склонила голову. Микал был напряжен, молчал. Скамьи за ней были полны призрачного движения, сияли очертания ладони, плеча, щеки, окутанные дымкой.

— Осторожно, — сказала она. — Твои голодающие беспокойны.

— Да? — протяжный стон, призраки отступили. Поднялось еще больше ее тела, сверкали камни. Сапфир размером с куриное яйцо в серебре ударился о край каменной чаши и укатился.

Эмма не смотрела туда, не глядел и Микал.

— Думаю, — продолжило существо, двигаясь, — это ты беспокойна. Или обеспокоена? Плохой ветер принес тебя сюда.

— Это должно тебя радовать, — Эмма сделала паузу на пару мгновений. — Но ветер плохой.

Трепет.

— Они ищут меня, ведьмочка. Я не пошевелю и ногой, чтобы найти их.

«И ты толстеешь из-за их отчаяния».

— Но твои пальцы ощущает весь Уайтчепл, Тонкая Мэг, — очень тихо, — все темные углы и трещины меж камнями.

Чейплис замер. Стены постанывали, существо сосредоточилось.

Глаза прищурились, сияя. Существо подвинулось снова, выбираясь сильнее из ямы, где когда-то гордо стоял алтарь. Еще больше пальцев на пыли, на камне.

Они были пухлыми и мягкими, но могли найти мелкие трещины и влезть. Камень крошился от их движений. Такие, как она, могли долго протирать путь.

— Назови свое дело, — сказала Тонкая Мэг, и Эмма увидела ее рот — трещину в форме галочки, где виднелись белые острые зубы. — Без загадок, ведьма.

«Как интересно».

— Кое-что новое произошло в Уайтчепле.

Тишина. Рука Микала поднялась, он отодвинул Эмму на шаг. Другая его рука сжала рукоять ножа, и Эмма пыталась подавить бешеное биение сердца.

— О, и не без моего участия, — рассмеялась Тонкая Мэг, жуткий звук был изумленным. Холодное сияние искрилось в полумраке на жутких пальцах, они двигались ближе из дымки, прижимались к юбкам Эммы. — Что ты знаешь? Один из твоего вида, маленькие ручки лезут, куда не надо. Осторожно, а то крышка придавит пальцы!

— Думаю, если ты услышишь немного информации…

Мэг нашла это забавным. Она задрожала от веселья, ее складки вздымались, белая плоть и здание сотрясались. Материал рвался, души теней собора отпрянули от Эммы, Микала и горы плоти перед ними.

Плечи Микала были напряжены под черным бархатом, горло Эммы болело от резкого Слова, но она его не выпустила.

И вот тряска пропала. Мег сжалась, притихла и отодвинулась.

— Я могу прислать голодающего, если будут новости, — ее рот было видно, резкая улыбка заставляла свечи трепетать и сильно дымить. Между колонн разнесся жуткий запах дыма, и стало тише, призраки прижались к двери, кривясь. — Ты заплатишь мне, остановив его.

— Его, — Эмма кивнула. — Безликого.

— Ему не нужно лицо, — проурчало существо. — Он хитрый.

Микал резко топнул, послышалось хлюпанье. Мэг зашипела с болью, и Эмму заставили отступить, она моргала и качала головой.

Ее Щит стряхнул зеленую жижу с ботинка, бледное щупальце отступило в яму.

— Прима? — тихо, но с опасным напряжением. От голоса заплясали огни.

— Не вините в попытке, — существо посмеивалось. — Но она воробушек. А ты вкуснее.

— Не для вашего ужина, мадам, — ответил он.

Эмма обрела дар речи.

— Хорошо, — она повернулась, хоть кожу покалывало, она представляла пальцы Мэг на лодыжке, рывок и апатию…

Ее шаги стучали властно, она отправилась по центральному ряду.