Эту речь он оттачивал бессонными ночами, и Клэр слушал внимательно, как часто было с мисс Бэннон, когда они обсуждали тему, что была ей интересна.

Интерес часто вел к лучшим выводам, даже если тема была для них не совсем понятна.

«О, не думай сейчас о мисс Бэннон», — он обратил внимание на дело и кивнул, Аберлейн смотрел на него с вопросом.

— Продолжайте, — сказал он с долей… раздражения.

Если бы говорила мисс Бэннон, ей не нужно было и взгляда, чтобы оценить его внимание.

— Вы внимательны, сэр, и это приятно. Скажите, если…

«Поскорее».

— Эти убийства — странные ластморден — вышестоящие редко останавливают. А вы нашли знания из дневного опыта, что дает вам… определенные чувства к делам и их закрытию. Это привело к конфликту с Ярдом, и хотя у вас много хороших качеств, вы не можете терпеть бюрократов.

Тишина была бы неудобной, если бы Аберлейн не улыбался.

— Вполне, — сказал он. — Вполне. Лестрейд в этом лучше, и без него я бы сорвался. Не помогает, что мои методы… Порой меня обвиняют, что я не лучше преступника.

«Ах, вот и честность», — вещицы на полках, где Аберлейна считали преступником, должны были приструнить… или вещицы жертв, где он не смог отомстить.

Или все сразу. Рыцарь был близок к преступнику.

«Ты стал философом, Клэр».

Он обратился к другим мыслями. Мужчина был серьезен, и было сложно поверить, что он мог нарушить закон, чтобы выполнить дело.

Клэр пригляделся. Внешность обманывала, и нужно было помнить эти качества с мужчиной. Особенно, когда Клэр стал… кем?

Да. Он отвлекся. Это плохо.

Аберлейн пожал плечами.

— У меня есть небольшой эфирный талант, но я не колдую, — спешно добавил он, — меня даже не обучить! Но меня побаиваются в Ярде.

— Хоть вы и не волшебник, — уточнил Клэр.

— Верно, — Аберлейн обрадовался реакции. Он сел удобнее, посмотрел на полки с вещицами и папками, книгами и свитками. — Но у ластморден есть схожие черты, мы с Лестрейдом выделили их, порывшись в кровавых делах, которые не печатают. У тех убийств были свойства…

— Какие? — спросил Клэр.

— Хищность. Но этого мало. Есть метод — заметна прогрессия. Убийца начинает с экспериментов, хотя видно следы, кхм, его одержимости…

— Его?

— О, женщины могут пить, отравить, и есть редкие женщины, как мисс Бэннон, гадюки в хрупкой оболочке. Но женщины не совершают ластморден. Это немыслимо.

Молчание Клэра восприняли как согласие, и Аберлейн продолжил, разогнавшись:

— Жестокость в атаках женщинам не присуща. А еще… движущая сила — прерогатива мужского.

— Ясно, — прошептал Клэр.

— Следы одержимости уникальны у каждого преступника. Как у каждого человека свои отпечатки пальцев, так и ластморден — отражение личности преступника… теория сложна, — признал Аберлейн и поднялся на ноги. Он прошел к окну, посмотрел на сияние солнца за туманом, тени проступили на его лице, стали глубже.

«Плоть хрупка», — но не у Клэра. Он ждал продолжения после паузы Аберлейна.

— Нападение, которое недавно привлекло внимание, было не первым? Вы об этом?

— У многих схожие метки, алкоголь и проституция до добра не доводят. Но Тебрем… там была беда… вы поверите, если я скажу об интуиции? Чувстве, обостренном опытом.

— Я поверю вам, — Клэр искал верный тон. — Вы говорите, что могут быть другие, но убийство в Тебреме успешно подтолкнуло убийцу вперед? Это разожгло его одержимость, и теперь…

— …будет взрыв. Особенно из-за напряжения в восточном районе. Проблемы с представителями общин, лень, чума и злоба — все ужасы описаны в газетах, и эти искры разгорятся, — он развернулся, прошел к полке и вытащил папку с красным шнурком.

Он напоминал адвоката с папкой в руках. Клэр подавил изумление. Улыбаться не стоило, его лицо не должно было меняться.

Если бы он не учился вести себя так с мисс Бэннон, точно не удержался бы.

Аберлейн не заметил его выражение лица.

— И Корона решила помешать, надавив на Ярд. Признаюсь, я не рад этому, ведь от давления станет сложнее, преследовать убийцу в стоках Лондиния. Если потревожить ил, искать в пруду будет хуже.

— Ах, — Клэр обдумывал его слова пару мгновений. — Детектив, вы переживаете за эти смерти лично.

Мужчина кашлянул и чуть покраснел.

— Некоторые дела, мистер Клэр, стали такими.

— Понятно, — Клэр ровнее сел на стуле. — Думаю, в вашей папке ценная информация, и она может повредить, если о ней узнает публика. Думаю, вы должны быть осторожным. Следы указывают, что дело кончится плохо. И, мистер Пико, присядьте. Думаю, вы нам поможете.

— Рад помочь, — ответил он, и Клэр ощутил толику раздражения.

Может, мисс Бэннон не зря наняла его.

Конечно, в деле была мания, но и логика с информацией Ярда помогла бы очистить воды.

Он решил не думать о том, почему ему стало спокойнее.

— Есть убийства, которые мы с Лестрейдом считаем схожими, — папка была ужасно толстой, и столик, куда он ее положил, скрылся под ней. — Хотите чаю, пока будете читать?

— Буду рад, благодарю, — Клэр нахмурился, открыв папку, его способности заработали.

Он собирался сидеть там долго.

Глава двадцать четвертая

Тонкая Мэг 

«Кендалл в двух улицах» оказалось неточным. Может, мужчина не хотел обмануть, но туман сгущался, и мысли Эммы напоминали эту гущу. Она хотела, чтобы Клэр был рядом и все прояснил. Он хоть в этом не подключал свою чувствительность.

В переулке гадко пахло, Короста была густой под ногами — солнце не проникало в эту брешь, крыши соприкасались, словно здания шептались. Воняло из убежища, комнаты с низким потолком, дверь которой была разбита.

Прошлой ночью в Уайтчепле произошло не одно убийство. В чулане сгустилась эфирная жестокость. Маленькая кровать в крови, сейф разбил убийца или соседи, обои были порваны, картина без рамы с женщиной с темными глазами и грустно опущенными губами, в одежде времен раннего правления Безумного Джорджета, кудри были присыпаны пудрой. Картина была покрыта лаком вместе со стеной не меньше двух раз, что решало одну тайну, а круглая женщина с плохими волосами решила другую.

— Я сдаю уважаемый дом, — повторила она, укутав плотнее шалью плечи. Ее юбки были починены, не хватало двух крючков на корсете, и потому он топорщился бы, не напоминай она призрака. — Хозяин — из западного района, сильный, как вы, мисс.

— Не сомневаюсь, — Эмма указала на кровать. — Куда убрали его тело?

— Тело? Его не было, мисс. Утром был бардак, колдун пропал, кровать была в крови. Никто не слышал, конечно. Но это же маг, он может шутить.

«Вряд ли», — Эмма задумалась.

— А Кендалл любил шутить?

— Кислый, как вдова, мисс, — она сжала губы. Эмма кивнула, Микал вытащил монету. Он протянул ее, женщина хотела забрать… но его пальцы дрогнули, и монета пропала.

— Уверены, что ничего не было слышно? — сладко спросила Эмма.

Женщина выпрямилась, плотнее укутавшись в шаль. Она посмотрела на темный коридор, и Эмма ощутила давящее пространство. Окна не было, с закрытой дверью было еще хуже. Не было места даже для Меньшей работы, а на стенах были слабые следы эфирной защиты. Конечно, нити были сложно запутаны, и она могла лишь все испортить.

Странно, но у окровавленной кровати не было ни одной мухи. Без окна они не могли влететь, но все равно было странно.

— Ничего, — но голос женщины стал тише. — Я не успела поменять простыни, но теперь я и за деньги их не трону. Никто ничего не слышал, но сразу же на кухню пришел Уилл Эмерик, потирая глаза. Он жаловался на щепки в коридоре. Он был пьян и спал до этого, а соседка спала плохо. Она не пила джин месяц, это сказывалось. Но было тихо… — она взмахнула рукой, глазки чуть не пропали в складках, пока она щурилась. — И мы не понимаем, мэм. Кендалл тихо пропал.

Эмма кивнула, Микал отдал шиллинг. Женщина проверила его гниющими зубами, оглянулась.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: