— Если бы мадмуазель меня попросила, я бы срезал ей столько роз, сколько возможно. Но ломать их на клумбах не стоит, — раздался вблизи от нее суровый мужской голос. Это было сказано так сердито, почти зло, что Женевьева едва не выронила цветок. Обернувшись, она увидела высокого худого парня, угрюмо глядящего на нее. Из кармана куртки у него торчал садовый нож, руки были испачканы в земле. Очевидно, это и был Доменик, садовник, которого напрасно ждали к обеду.

Парень заметил взгляд, которым его окинула Женевьева.

— Конечно, гости графа могут себе позволить все что угодно, — язвительно заявил он. — Странно, почему они при этом любят притворяться такими любителями природы и поборниками равенства.

— Я вовсе не хотела ее сломать! — начала оправдываться Женевьева. — Я случайно зацепилась за цветок и порвала свою юбку. Я очень сожалею, правда!

— А зачем вам понадобилось лезть в самый центр клумбы? — не унимался садовник. — Хотя понятно: если сорвать розу с краю, это сразу заметят.

— Да нет же! — Женевьева тоже рассердилась: почему он не хочет ей поверить? — Я просто хотела понюхать эти розы. Они все пахнут по-разному, это так здорово, так неожиданно. И я вовсе не...

— Вашу порванную юбку можете поставить мне в счет, — не дослушав, прервал ее парень. — Моя вина, мадмуазель: я еще не вывел розы без шипов, — и, круто повернувшись, он направился прочь.

— Я вовсе не гостья графа, а прислуга, как и вы, — уже в спину ему выкрикнула Женевьева. — И это вы, если вам так захочется, можете пожаловаться графу и поставить эту несчастную розу мне в счет. И разве вас не учили, что грубить женщинам — это пошло?

Видимо, что-то из этой тирады дошло до ушей Доменика, потому что он остановился и повернул голову.

— Вы не гостья графа? — удивленно спросил он. — А кто же?

— Я горничная, новая горничная, — объяснила Женевьева. — Я приехала лишь несколько часов назад, пошла погулять, осмотреть парк — он такой чудесный — и вот...

При этих словах она еще раз взглянула на розу в своих руках, на порванную юбку — и неожиданно для себя заплакала.

Видно было, что Доменик совсем не ждал этого; он был сильно смущен. Он вернулся к цветочной клумбе и, легко пробираясь между розами, подошел к Женевьеве.

— Извините меня, мадмуазель, — смущенно проговорил он. — Я вовсе не хотел вас обидеть. Я же не знал, что вы не из числа гостей...

— А их, значит, обижать можно? — улыбнулась Женевьева. Ее слезы уже высохли, она сердилась на себя за них. Она терпеть не могла плакать и вообще показывать свою слабость. Теперь она стремилась обратить все в шутку. Не хватало только, чтобы этот парень ее жалел!

— Нет, я этого не говорил, — твердо заявил Доменик. — Но прислугу просто легче обидеть. Возьмите эту розу себе. Раз уж она сломалась — не выбрасывать же. А вы что — будете прислуживать в замке?

— Да, у вас, я слышала, ушла горничная, так я вместо нее. Меня зовут Женевьева, — представилась девушка, ожидая, когда же парень догадается назвать себя. Но он только кивнул в знак того, что вот, мол, познакомились, и помог ей выбраться из кустов. “Интересно, о чем он больше беспокоится, — подумала Женевьева, — чтобы я еще раз не порвала юбку или чтобы не задела еще одну его любимую розу? Скорее второе”.

— А вы, видимо, здешний садовник? — сама спросила она.

— Да, меня зовут Доменик, — просто ответил парень. — Знаете, если будете гулять с этой розой, вам могут сделать замечание... Давайте лучше ее мне. Я сам поставлю ее в вашу комнату. Хотя... — видно было, что он заколебался.

— Может, не надо этого делать? — пришла ему на помощь Женевьева. — Могут подумать... ну, что вы за мной ухаживаете. Зачем?

— Да, вы правы, это ни к чему, — согласился Доменик. — Хотя пусть думают что угодно, мне это совершенно безразлично. Речь может идти только о вас, о вашей репутации. А что до меня — пусть судачат! Знаете, — он оживился, глаза заблестели, — я бы нарочно поставил этот цветок в вашу комнату, сделав это как можно более открыто. О, сколько было бы разговоров, какие взгляды бы на нас бросали за спиной! Не хотите поиграть в эту игру?

— Нет, — покачала головой Женевьева. — Я не люблю быть в центре внимания и не хочу бросать вызов обществу — хотя бы оно состояло из пяти человек. Лучше уж я обойдусь без этой розы. Поставьте ее лучше в комнату кого-нибудь из гостей. А вы, я вижу, не слишком высокого мнения об остальных слугах?

— Я вообще не слишком высокого мнения о людях, — печально признался Доменик. — Чаще всего они некрасивы или даже безобразны. Если же кто-то красив, то обычно отвратителен внутри, глуп, зол. Природа — другое дело. Здесь прекрасно все. Я восхищаюсь ею...

— ...и поэтому опаздываете к обеду и едите отдельно, — закончила Женевьева. — А ведь они вас ждут и, как мне показалось, уважают. Мне кажется, вы несправедливы, хотя во многом правы. Было время, я думала, как вы, но потом поняла, что люди... Впрочем, мы, кажется, уже пришли, — воскликнула она.

Доменик вел ее обратно совершенно другой дорогой. Внезапно деревья расступились, и они оказались на площадке перед главным входом в замок. Расположившись в шезлонгах, здесь удобно сидели, подставив лица солнцу, несколько человек. Двоих Женевьева сразу узнала — это были граф Шарль и его дочь, двух других — высокого мужчину с длинными волосами, в которых уже пробивалась седина, и невысокую хрупкую девушку — видела впервые. Она растерялась, не зная, должна ли она представиться графу и что вообще надо сказать. Ее выручил Доменик. Слегка поклонившись присутствующим, он представил графу новую горничную, прибывшую сегодня утром. Граф Шарль легко поднялся из шезлонга и протянул Женевьеве руку. Его пожатие было легким и ободряющим.

— Надеюсь, мадмуазель будет не так скучно у нас, — сказал он. — Вы намерены работать здесь постоянно?

— Нет, господин граф, лишь два месяца.

— А потом?

— Я собираюсь поступать в Четвертый Парижский университет.

Женевьева заметила, что при этих словах девушка, о чем-то беседовавшая с высоким мужчиной, с любопытством взглянула на нее. От ее внимания не укрылся также взгляд Доменика — он смотрел на нее как на нечто совершенно новое и удивительное. Удивлен был и граф.

— Так вы, стало быть, окончили лицей и имеете степень?^[6] — спросил он.

— Да, господин граф, я окончила лицей в Экс-ле-Бен.

— Но, в таком случае, у вас, вероятно, были и другие предложения на лето, кроме того, чтобы перетряхивать постели?

— Да, мне предлагали место гувернантки в Эксе.

— Но вы предпочли мой замок?

— Да, господин граф.

— Почему же?

— Видите ли, я училась в Кре, и вы с графиней дважды приглашали наш класс сюда в замок. Мне здесь очень понравилось: и замок, и особенно парк. Так что я рассчитываю здесь не только поработать, но и отдохнуть.

— Что ж, я уверен, вы сделали правильный выбор, — с энтузиазмом воскликнул граф. — Мой парк действительно считается одним из лучших на юге Франции, и уж конечно он лучший в Савойе. Доменик, я вижу, уже показал вам его?

— Да... — замялась Женевьева, не зная, что сказать.

— Я показал мадмуазель “цветочные поля”, — пришел ей на помощь Доменик. — Кстати, я обнаружил одну сломанную розу — видимо, виноват вчерашний ветер. Позвольте вручить ее вам, — с легким, едва заметным поклоном он вручил цветок — но не дочери графа, как думала Женевьева, а сидевшей с краю хрупкой девушке с печальным взглядом.

— Позвольте, кстати, познакомить вас с моими гостями, — сказал граф. — Мадмуазель Шарлотта (девушка, только что получившая цветок, улыбнулась Женевьеве), моя дочь Элеонора (напрасно Женевьева искала на красивом лице юной графини какое-то подобие улыбки) и господин Филипп Вернон.

Так вот кто этот загорелый человек с отрешенным взглядом! “Действительно, в таком обществе мне не придется скучать, — подумала Женевьева. — Знаменитый писатель, а теперь еще более знаменитый художник! Интересно, кто же остальные гости?” Между тем прославленный Вернон встал и, поклонившись, пожал ей руку. “Одного этого достаточно, чтобы оправдать мое пребывание здесь, — подумала Женевьева. — Я могу теперь всем рассказывать, что знакома с самим Филиппом Верноном. Да что там знакома! Я буду встречаться с ним — как и с мистером Фуллером — каждый день. Возможно, нам даже найдется о чем поговорить”.