Неожиданно я ощутила легкое, почти невесомое прикосновение на щеке и тут же привстала, крепко прижимая одеяло к груди. И когда только в комнату войти успел?
– Вы простите меня, конечно, но мне очень плохо сейчас и одной хочется побыть, – терпеливо объяснила я, поглядывая на историка из-под полуприкрытых ресниц.
Но последовавшей за этим реакции я никак не ожидала. Он внезапно порывисто притянул меня к себе, впившись в губы. Первые мгновения я была так ошарашена, что даже и сопротивляться не пыталась, а потом вдруг стало как-то странно тепло, что отстраняться не захотелось. Надо же, мой первый в жизни поцелуй украл мой классный руководитель... Странно... И мысли все разом как-то растаяли, осталось только ощущение, будто я с большой высоты прыгаю, и внутри сжимается что-то, сладко так... Язык мягко скользнул по губам, размыкая их и проникая внутрь, с моим переплетаясь. Слишком близко и горячо... И каким, интересно, образом мои руки успели на его плечах оказаться?
Наконец историк отстранился, все еще прижимая меня к себе и позволяя уткнуться в его плечо.
– Анют, расскажи, что у тебя случилось. Ты можешь мне доверять, я помогу, – тихо проговорил он, осторожно проводя рукой по волосам.
– Ничего... Не поможете...
– Это директор виноват?
– Да... – голос неожиданно дрогнул.
– Он тебя изнасиловал?
– Нет... Почти... – договорить я уже не смогла, потому что слезы стало сдерживать совсем невозможно, и я зарыдала, уткнувшись в его рубашку.
Историк сначала ничего не говорил, только по голове гладил, по-прежнему прижимая к себе.
– Не плачь, Анют, слышишь? Ему отомстить можно, он еще пожалеет, очень горько пожалеет. Я его непременно заставлю.
– Да у него такие связи, что пожалеть его заставит разве что только сам Дьявол, – проговорила я сквозь слезы.
– А что если... Что если я и есть Дьявол?
Я резко вскинула голову. Чего это он так странно улыбается?
– Да вы, наверное, шутите, – я наконец отстранилась и отвернулась к стене.
Внезапно пришло осознание, что имени-то я его и не знаю. Ох, только не говорите мне, что мой классный руководитель – Сатана. Смешно даже. А потом все мысли растворились в приятной сонной тьме, накрывшей измотанное сознание.
На следующее утро историк таки заставил меня покидать в портфель помимо учебников еще все самые необходимые вещи, чтобы сразу после школы уже идти к нему домой. О вчерашнем поцелуе я сочла лучшим не вспоминать, мало ли, что на него нашло. Да и вообще о всем прошедшем дне я старалась по возможности не думать.
– А если не секрет, как вы собираетесь с директором разбираться? – спросила я, когда мы уже подходили к школе.
– Убью, – коротко ответил учитель.
– А-а-а, ясно... Т-то есть, опять шутите?
– Нет, я серьезно.
Я только пожала плечами, открывая тяжелую дверь. Все-таки шутит, наверное.
Где-то в начале третьего урока историк пришел в класс делать какое-то объявление.
– Объявляйте-объявляйте, – махнула рукой сухонькая учительница по русскому, – я пока за журналом схожу.
Едва дверь за ней закрылась, историк с удобством уселся на учительский стол. Ванильки на задних партах заверещали от восхищения. А на меня не взглянул даже. Значит, сначала целует, а потом ноль внимания. Хорошенькое дельце. Юля начала показывать ему какие-то свои работы на конкурс. Кивает и лыбится. Пришел объявление делать, так делай и сваливай уже.
– Значит так, – историк окинул взглядом класс, – кто мне принес согласие на обработку личных данных? Кто не принесет, не сможет сдавать ГИА и не будет аттестован.
О да, опять та же песня. Я его еще неделю назад сдала. Вдруг по ушам ударил какой-то до ужаса неприятный скрежет. Ох нет, только не опять эти голоса. Я с силой сжала голову руками, но это не помогло, глаза мгновенно застелила дымка, а скрежет лишь усилился, становясь уже невыносимым. Потом к нему добавился голос, настойчиво шептавший что-то на незнакомом языке, после чего сорвался на дикий оглушительный крик. Прекрати! Громче. Все в дымке теряется. Где я? Откуда здесь какие-то ржавые цепи и такой сильный запах крови? Это тюрьма? Я ведь только что в классе была... Заткнись!
Внезапно все прекратилось, будто ничего и не произошло. Я по-прежнему сидела на своем месте в кабинете и пялилась на историка, все также вещающего что-то о ГИА. Что только сейчас было, черт возьми?! Неожиданно дверь кабинета отворилась и вошел какой-то человек в длинной черной рясе до пола.
Учитель мигом соскочил со стола, поправив очки, и весь как-то напрягся. Я тоже. Не люблю людей в рясах. У меня к ним с рождения какая-то неприязнь.
– Что здесь делает служитель церкви? – строго спросил историк. – Разве вы не знаете, что это светское заведение? Здесь запрещена любая религиозная пропаганда.
– Тише-тише, – усмехнулся священник, поглаживая бороду, – я только паршивую овцу найду, и сразу вас покину.
– Овец будете искать в другом месте. Покиньте помещение. Куда только охранник смотрит?
Но священник даже внимания не обратил на требование и, поднеся огромный крест к губам, начал что-то сосредоточенно шептать о нечистой силе, потом резко распахнул глаза и направился прямиком ко мне.
– Аня! Вон из класса, быстро! – крикнул историк, но было поздно, потому что я оказалась схвачена за шкирку и поднята в воздух. Мне показалась, или священник действительно резко увеличился в росте?
– Что вы делаете, прекратите! Вы меня задушите! – захрипела я, пытаясь оттянуть воротник от шеи, но он даже и бровью не повел и еще через секунду швырнул меня в стенку, да так, что я чуть не расшибла голову о компьютерной стол.
Пока я приходила в себя и пыталась подняться, рядом со священником возник столп света из которого начала прорисовываться чья-то фигура. Я с перепугу подумала, что у меня глюки от удара головой пошли.
– Да что ты там валяешься, беги, я сказал, – закричал историк, по-прежнему стоявший за спиной священника.
– Что? Куда? – я с трудом поднялась на ноги.
– Как можно дальше и поскорее, – нетерпеливо рявкнул он.
Но пока нас занимала сия милая беседа, священник со своей галлюцинацией времени даром не теряли.
– Уничтожь ее, пока она уязвима, – страшным голосом завыл длиннорясый.
И только тут я осознала, что оформившийся из света крылатый чувак вполне реален, и огромный меч в его руке реален тоже. Только вот слишком поздно, потому что от удара увернуться я уже не успевала. Внутри будто что-то оборвалось, и я зажмурилась, сжимая кулаки. Даже ничего толком осознать не успела, только одна мысль осталась. Неужели все кончится... Так? Внезапно послышался звон битого стекла и лязг металла.
Я резко распахнула глаза, под ногами у меня лежали разбитые очки историка в черной оправе, а сам он стоял передо мной, удерживая меч какой-то золотой штуковиной, которую я описать бы не взялась, наполовину молот, а наполовину несколько фигурных зазубренных лезвий. Она же, наверное, тяжеленная. Постойте... Только не говорите мне...
Историк взмахнул своим оружием, подняв огромной силы ветер, и попутно проделав дыру в полу. Чувак из света был, наверное, очень легкий, потому что его тут же отнесло и шарахнуло об учительский стол.
– Хватай портфель, живо! – учитель обернулся ко мне, оружие в его руках тут же растаяло, будто его и не было. Я, совершенно не понимая, что происходит, быстро закинула ранец за плечо. Историк, не теряя времени, схватил меня за руку и вытянул из класса.
А правый глаз у него был полностью черным.
Часть 17
– А когда... Можно будет... Передохнуть? – я задыхалась, и в боку уже невыносимо кололо, мы без передышки бежали где-то минут десять. Это был мой предел.
– Заткнись и топай, – раздраженно бросил историк, – у тебя по физкультуре пятерка.
– Так то ж за строевые. Я не подписывалась бежать кросс на сто-пятьсот километров! Дайте передохнуть, хоть минуточку, я не могу больше!