—  

Имею такое желание, — вальяжно потянувшись на стуле, подтвердил Тракторист.

—

О чем будем разговаривать?

—

Толковище у меня к тебе дельное, но прежде, чем его начать, давай дерябнем по стопарю за более близкое наше знакомство.

— 

Не возражаю, — согласился Стокоз.

Тракторист налил себе грамм сто пятьдесят коньяка,

хотел и Стокозу налить того же напитка, но тот, как будто предугадывая его намерение, прикрыв ладонью свой бокал, сказал ему:

— 

Если не возражаешь, я налью себе вина.

— 

Наливай! Я все равно эту мочу не пью.

Нетрудно было догадаться, что Леша Тракторист не

слишком почитал марочные вина. Чтобы он опьянел от бла­городного напитка, потребовалось бы влить в него несколь­ко ящиков такой жидкости. Видимо, поэтому он и предпо­читал вину крепкие спиртные напитки.

— 

За что будем пить? — поднимая свой бокал с шам­панским, поинтересовался Стокоз у Тракториста.

— 

Я же говорил — за более близкое наше знакомство, — напомнил ему собеседник.

Они выпили спиртное. Стокоз закусил шоколадной конфетой, Леша Тракторист, насадив на вилку всю порцию лангета, откусил от него такой огромный кусок, какой толь­ко поместился во рту. С аппетитом прожевав и проглотив мясо, тем самым освободив рот для разговора, он, обратив наконец свое внимание на Стокоза, поинтересовался:

— 

Как тебе живется в своем мире бизнеса?

— 

Нелегко, но кручусь как могу.

—

Сейчас всем стало тяжело жить, особенно такой бра­тии, как мы, — глубоко вздохнув, сочувственно, с понима­нием заметил Леша Тракторист. — Но хочешь не хочешь, а жить надо, поэтому приходится приспосабливаться к зако­нам природы...

«Ты смотри, он еще пытается философствовать, — уди­вился Стокоз. — Интересно, куда и к чему он клонит? Ноя его спрашивать ни о чем не буду. Незачем подкладывать свой язык, чтобы помогать ему развивать дальше мысль и делиться со мной своей гнусной задумкой».

В том, что она была гнусной и связана с материальны­ми интересами, Стокоз уже не сомневался.

Леша специально делал частые паузы, но Стокоз, как будто не замечая их, в беседу с ним не вступал и только слу­шал. Тракторист вынужден был продолжать свой монолог:

—  

...Ну и в такой ситуации приходится обращаться к материальной помощи спонсоров. Как ты смотришь на то, чтобы стать спонсором нашей братве?

«Вот оказывается, чего ему захотелось», с досадой, ко­торая сразу испортила ему настроение, подумал Стокоз.

— 

Отрицательно!

—  

Почему так категорично? Своим ответом ты мне не даешь никаких шансов, чтобы я мог и дальше мирно с то­бой трекать.

—           

Как я понимаю своим «куриным» умом, спонсорст­во — дело добровольное и не терпит никакого принужде­ния.

—           

Так было до недавнего бремени. Теперь же тем, кто не желает нам добровольно отстегив

ать

часть своей прибы­ли, мы помогаем пересмотреть свое первоначальное реше­ние.

— 

Ты так же собираешься и со мной поступить?

— 

Только в крайнем случае, дорогой, если ты не пой­мешь меня и будешь слишком упрямо стоять на своем.

— 

Эфиоп знает о твоем намерении начать меня доить?

— 

Он со своим червонцем отбыл в таежные края. Ему, бедолаге, сейчас не до наших проблем.

—

Прежде, чем говорить со мной о дани, ты должен был узнать у Эфиопа его мнение в отношении меня — подойду

лия

тебе в роли коровы или нет.

— 

Теперь я самостоятельно принимаю все решения, в том числе и по тем делам, которые когда-то решал Эфиоп. Находясь у хозяина, он не может продолжать нам что-ни­будь указывать.

— 

Что ты хочешь получить с меня?

—   

Наш общий знакомый шепнул мне, что ты от пос­ледней сделки с ним отхватил десять арбузов. Из них три ты отдал ему, а под себя закатил аж семь. Их ты должен со мной поделить пополам.

— 

Ничего себе заявочка! К сожалению, ты поздно с ней ко мне обратился, а поэтому я ее удовлетворить не могу.

— 

Почему?

— 

Я эти бабки поменял на валюту и переправил в За­падную Европу, положил там в один приглянувшийся мне банк.

Он специально подкинул Трактористу такую правди­вую информацию, чтобы у того не поя вилось желания здесь, в городе, начать калечить его и пытать. Бандит должен был сообразить, что, если он хочет завладеть его деньгами, то ему или его помощникам придется ехать вместе с ним за границу, При такой «командировке» вид жертвы у работ­ников таможни не должен был вызвать подозрения.

— 

За такими бабками я и сам не поленюсь туда смо­таться с тобой, — убежденно заверил его Тракторист.

—  

Но я их не собираюсь тебе отдавать, — «обрадовал» его Стокоз спокойным тоном.

— 

Как это так? — удивился Тракторист.

— 

Да очень просто! Я их заработал своим горбом, и

кровными деньгами не собираюсь ни с кем делиться.

—

Поделишься! Никуда ты соколик, от нас не денешь­ся!

— 

Как же ты думаешь практически заставить меня рас­статься с ними?                          

— 

У меня есть очень много способов воздействия на тебя. Могу твоих родителей взять заложниками и держать их, пока ты не поделишься со мной своими бабками. Могу тебя самого в бараний рог согнуть. Выбирай!

— 

У меня есть охрана.

—  

Пара амбалов! Да я разгоню их, как кот воробьев с тока. Ты мне нравишься как мужик, который умеет делать бабки. Значит, у тебя кумпол варит нормально. Рассчиты­вая на твое благоразумие, даю тебе три дня на размышле­ние. Если ты за это время не одумаешься и не примешь моих условий, то придется тебе пенять только на себя. Я буду тогда сильно разочарован в тебе, так как

прийду

к выводу, что имел дело не с толковым фраером, а гольным дураком. Се­годня воскресенье. Давай, чтоб к среде у тебя был готовый ответ на мое предложение. Усек?

Налив себе в бокал шампанского и не спеша выпив его (когда еще придется в другой раз пить спиртное за счет бан­дита!), Стокоз, так же не спеша поднявшись из-за стола, сказал Трактористу:

— 

Хорошо, я подумаю. Наверное, к среде определюсь с ответом тебе.

Безусловно, после такого разговора с Трактористом у Стокоза совсем пропало желание продолжать веселье. Вместе с Тюремщиком и Варшавянином он покинул рес­торан. Сев в свою машину, он поделился с парнями пос­ледней неприятной новостью.

Парни, умеющие только «отмахаться» от любого про­тивника, не могли подсказать ему выхода из затруднитель­ного положения. Поэтому ему теперь оставалось рассчиты­вать только на себя, на свой ум и сообразительность.

Приехав к себе домой, Стокоз отпустил Тюремщика и

Варшавянина. Трое суток он мог теперь абсолютно не бес­покоиться за свою безопасность.

Раздевшись и завалившись на кровать, лежа на спине, Стокоз задумался:

«Какой же сволочью оказался Старовойтов! Надо же было ему делиться информацией в отношении меня с Трак­тористом. Завидно гаду стало, что не ему, а мне досталась большая часть сладкого пирога. Чем бы ему отомстить за его подлость? Я, обворовав себя, отдал ему такую фартовую девку, а он, сволочуга неблагодарная, так не по-дружески со мной обошелся. Конечно, убивать мужика за эту подлянку я не стану — зачем такой грех на душу брать! Но наказать его нужно обязательно. Это просто мой долг! Вот же сво­лочь! Сколько у меня было возможностей совратить его Ва­лентину, навесить ему рога на башку! Нет, удерживал себя, неизвестно зачем — уважал старика. Ну все, теперь к черту джентльменство в отношении Романа Карповича. Он без ума от Валентины? Вот я через нее и доберусь до его люби­мой мозоли. И так наступлю на нее, что он долго будет хны­кать», — определился он окончательно.

Сон долго не шел к нему, но усталость и время все рав­но взяли свое, и уже под утро он погрузился в тревожное,

беспокойное забытье.