— У меня есть предположение, откуда появилось чудовище, — сказал Иван. — Из Краснодара.

— На автобусе приехало? — ехидно спросил подполковник.

— На автобусе, — кивнул Иван. — Мне кажется, это новый начальник электроцеха ЖБИ-7 Егоров. Или у него есть какой-то зверь, которого он прячет, а по ночам на людей натравливает, или сам…

— Что — сам?

— Сам Зверь.

— Это как же понимать прикажешь?

— Ну, превращается в Зверя…

— И на Сивке-Бурке летает, да? Заруби себе на носу: ни в какие превращения я верить не желаю! Ты мне факты давай! Почему ты подозреваешь этого Егорова?

— Я же вам рассказывал, Сергей Васильевич, сначала было нападение на Романа Клейна, тогда я дважды выстрелил в зверя и ранил его, следы крови говорят об этом. А утром зашел к Егорову — а у того грудь перевязана окровавленными бинтами.

— Тут ты сразу понял, что это он бегает в старом карьере на четвереньках? — опять съязвил начальник.

— Да нет, сначала я просто хотел поговорить с ним насчет моей невесты, он пристает к ней, гуляют вместе, ну, я и решил зайти, внести ясность…

— Ах, вот оно что! А невеста как относится к этому?

— Да как… гуляет с ним, говорит, сама не понимает, что с ней происходит. Странно все это.

— Понятно, — кивнул Новоселов. — Ну и что же ты обнаружил, когда зашел к этому Егорову?

— Бинты. Я велел снять их, чтобы посмотреть, зачем он грудь забинтовал. И увидел два шрама от пулевых ранений.

— Что? Два шрама? Как это понимать? Два пулевых ранения в грудь, а он даже в больницу не обращался? Новоселов вернулся за свой стол, сел, положил руки на стол, сцепил пальцы и выжидающе посмотрел на участкового.

— Шрамы уже затянулись.

— А почему тогда он забинтовал их? И отчего бинты в крови?

— Говорит, невралгия у него, сделал себе компресс, для этого использовал старые бинты, на новые денег не хватает, — мрачно сказал Иван.

— Понятно, — протянул Новоселов. — Ну и что же здесь странного? Да я и сам когда ножи точил, палец порезал. Забинтовал. А потом снял бинт, свернул его и положил в аптечку! Мало ли что случится, а бинтов в аптеке нет! А ты, значит, видишь, мужик за твоей невестой ухлестывает, так нет чтобы с невестой разобраться, решил мужика к ногтю?!

— Мне кажется…

— А мне уже не кажется, Иван, — жестко сказал подполковник. — Я вижу, что работаешь ты, милок, хреново. Не про невесту нужно думать, когда убийство расследуешь, а про убийцу. Мотивы. Есть у вашего чудища мотивы?

— Леонид Поликарпович поругался с ним вечером…

— Читал, читал! Он в тот вечер с половиной поселка поругался, свидетели показывают. Вот что, Иван. Даю тебе два дня. Вполне возможно, у вас там стая бешеных волков объявилась. Ты их должен уничтожить. Или поймать преступника, который хитро маскируется под диких зверей. Поймаешь — сразу звони, я приеду. Сам хочу посмотреть на ваше чудище. Не справишься с приказом — считай, что уволен из органов.

— Понял, — уныло сказал Иван. — Только… товарищ подполковник, Сергей Васильевич, дайте кого-нибудь в помощь. Хотя бы пяток омоновцев. Самому трудно за всем углядеть.

— Может, весь ОВД района в твое распоряжение передать? Пятерых не дам, троих — бери. И запомни, Иван, в твоем распоряжении два дня. Вернее, двое суток. Время пошло.

— Спасибо, — сказал Иван, поднимаясь. — Не знаю, как, но я его уничтожу!

— Вот это разговор, — одобрил Новоселов. — А Егорова выбрось из головы. Ревность в таких делах плохой помощник. Оно, конечно, хочется, придраться к тому, кто за твоей девушкой ухлестывает, а еще лучше уничтожить его, но за это — сам знаешь, что бывает. Еще вопросы имеются?

— Вы обещали троих…

— Вечером ребята подъедут к тебе. Свободен. И докладывай сразу лично мне обо всем, что случится. Иди, Иван, иди.

Егоров вышел во второй пролет главного цеха, задрал голову, помахал Кате рукой. В ответ на кране коротко звякнул звонок, Егоров улыбнулся и знаками показал, что хочет подняться в кабину крана. Катя согласно кивнула, подтянула стропы вверх, к станине крана и двинулась к крановой площадке.

Когда Егоров поднялся в кабину, Катя огорченно всплеснула руками.

— Что с вами, Володя? Производственная травма?

Правая часть щеки Егорова была аккуратно заклеена пластырем.

— Скорее бытовая, — грустно улыбнулся Егоров.

— Подрались?

— Ну что вы, Катя! Этого я не умею и не хочу. Но, к великому сожалению, вокруг достаточно людей, которые только таким способом и привыкли выяснять отношения.

— Иван… — догадалась Катя. — Но как же так… Это Иван, да?

— К чему скрывать, об этом уже все знают. Можете себе представить: ночью прибежал, разбудил мою хозяйку, Елизавету Петровну, стал ко мне в комнату ломиться. Я, разумеется, не открыл. Попросил объяснить, в чем он меня подозревает. Видите ли, я допускаю, что в экстремальных обстоятельствах у представителя закона может не оказаться ордера на обыск, каких-то других официальных бумаг, но объяснить, зачем, собственно, явился, он обязан.

— Я думаю, что да… — неуверенно сказала Катя.

— Не объяснил. Вообще ни слова не сказал, убежал. А утром приехал и давай размахивать кулаками. Все это очень огорчает.

— Вы знаете, Володя, говорят, ночью на него напали, перестрелка была, вроде бы какое-то чудовище у нас объявилось.

— Да-да, слышал. Это ужасно, я готов помочь, если понадобится, но не хочу, чтобы за все наш участковый отыгрывался на мне. И только потому, что мы с вами иногда встречаемся.

— Поймите его — он очень нервничает сейчас, ему же распутывать эти жуткие убийства, — прошептала Катя.

Она вдруг почувствовала себя предательницей. Ивану трудно сейчас как никогда, а она совсем не думает о нем. Забыла своего жениха… Да жених ли он ей теперь?..

— Похоже, вы сочувствуете ему, а не мне, — укорил ее Егоров. — Если он дорожит вами, если считает, что я — помеха вашим встречам и предстоящей свадьбе, мог бы прямо оказать мне об этом. Верно?

— Конечно, он не прав, — еле слышно сказала Катя. — Он просто… устал, наверное, потому так ведет себя.

— Надеюсь, от усталости он не посадит меня в тюрьму. Катя, я только и думаю о том, как мы с вами беседовали у старого карьера. А вы? Вы помните об этом?

— Да, помню…

Катя отвечала нехотя и односложно, догадываясь, что Егоров предложит ей встретиться еще раз. Может быть, сегодня. Она собралась ответить решительным отказом, еще с той минуты, когда он стал подниматься к ней по лесенке. Но вот поговорила с ним и поняла — не сможет. Показалось, что отказ равносилен смертельному прыжку из кабины крана вниз. Человек в здравом уме никогда на прыгнет и… она не откажет Егорову во встрече. Только что думала об Иване, сердилась на себя, что не помогает ему в трудную минуту… Но вот уже Иван представляется ей грубым, потным, с искаженным от злости лицом…

— Вы чем-то огорчены, Катя. Если дело во мне — скажите.

Она хотела крикнуть: да, да, пожалуйста, оставьте меня в покое! Но вместо этого отрицательно покачала головой.

— Нет, Володя.

— Я понимаю, как вам сейчас непросто, — проникновенным голосом сказал Егоров. — Вы догадываетесь, что я пришел сюда, чтобы предложить еще раз встретиться. Вижу — вы колеблетесь. Давайте договоримся так: если вы почувствуете, что я… скажем, лишний, я больше никогда не стану утомлять вас своим вниманием. Мы встретимся, поговорим, и все станет ясно. Дальше вы сами решите. Ну? Дадите мне последний шанс? — Он ободряюще улыбнулся ей.

— Дам, — сказала Катя и улыбнулась ему в ответ. Какой он все-таки внимательный, заботливый, вежливый. — Встретимся сегодня вечером. Хотите?

— Я уже минуты считаю до наступления вечера. — Егоров демонстративно посмотрел на часы. — В десять, идет? И знаете что? Я не хочу, чтобы на нас глазели, как в прошлый раз. Поэтому давайте встретимся там, где нас никто не увидит. Надеюсь, вы не опасаетесь меня, Катя?

— Нет.

— Вот и прекрасно. Я тут без вас бродил по старому карьеру и подумал, что, находясь там, человек обретает утраченное единство с природой, освобождается от накипи, называемой цивилизацией… Случайно я оказался у дальнего озера, так его, кажется, называют? Мне там очень понравилось. Давайте договоримся: в десять у дальнего озера. Сегодня.