Справившись с едой, Рабцевич поблагодарил хозяйку за вкусный завтрак и стал неторопливо скручивать цигарку.

— А теперь давай выкладывай, Михаил, что там у тебя за груз. На сытый желудок оно ведь лучше рассказывается.

В глазах Рабцевича появились веселые огоньки, две резкие морщины, расходящиеся по обеим сторонам, обозначились сильнее, он улыбнулся.

Пикунов неторопливо рассказал, что за прошедший месяц его группа совершила две удачные диверсии на железной дороге, установила связь с медицинской сестрой бобруйского фашистского госпиталя Анастасией Игнатьевной Михневич, вышла на связь с официантками столовой фашистского аэродрома в Бобруйске Клавой и Ниной. И самое главное, через них добыла сведения о количестве самолетов, базирующихся на аэродроме, о ремонтных мастерских, об обслуживающем персонале.

«Молодец», — подумал Рабцевич, с интересом слушая Пикунова. Уже собирался поблагодарить Михаила, как вдруг он стал рассказывать о своей последней вылазке с бойцами Шахно и Пархоменко на станцию Татарка, чтобы расправиться с предателем.

Они удачно миновали казарму фашистского гарнизона, подошли к хате. И все бы хорошо, не залай пес. Поднялась тревога, пришлось поспешно уходить.

Лицо у Рабцевича сделалось каменным, неприятным холодком блеснули глаза.

— Мальчишка, — сказал глухо, — в войну играешь…

Александру Марковичу было трудно дышать. Он расстегнул ворот гимнастерки. У него в памяти был еще свеж случай, когда Пикунов днем со своей группой пришел в деревню Замен Рынья и на виду у крестьян разоружил полицейских. Благодаря счастливой случайности все обошлось благополучно — полицейские поначалу приняли его за свое начальство. Впоследствии полицаи этой деревни доказали, на что они способны. Они устроили засаду на группу Игнатова, возвращавшуюся с задания. И только выдержка командира, его боевой опыт спасли группу от разгрома. Но в этом бою Игнатов потерял своего верного друга и помощника Ивана Ивановича Шинкевича. Было это всего несколько дней назад.

— Вот что, Михаил, последний раз тебя предупреждаю. — Рабцевич встал, взял с печки кисет.

Пикунов побледнел. Под столом, словно близкая автоматная очередь, хрустнули пальцы его рук, сжатых в один большой кулак.

Михаил хотел что-то сказать, но не успел. В сенях скрипнули половицы, потом постучали в дверь.

— Кто там? — спросил Рабцевич. Ему сделалось неприятно оттого, что кто-то мог подслушивать.

В комнату робко втиснулся Процанов.

— Что, всех бойцов распределил? — вопросом встретил хозяйственника Рабцевич.

— Всех, товарищ Игорь.

Рабцевич посмотрел на все еще бледного Пикунова, с болью ощутил его недружелюбность.

— А как у тебя, Федор Федорович, обстоят дела с баней? — спросил он Процанова.

— Да что с ней может быть? — удивился хозяйственник. — Стоит…

— Затопили?

— Так у нас сегодня, товарищ Игорь, не банный день. — Все еще не понимая вопроса командира, Процанов развел свои длинные жилистые руки.

— Не банный, говоришь? — сдержанно повторил Рабцевич. — Сам не мог додуматься, что бойцы не из теплых хат пришли, — из леса и что для них сейчас нет ничего важнее горячего пара?.. Так вот, — сказал он тихо, но удивительно ясно выговаривая не только каждое слово, каждую букву, — сейчас же наладь баню и, когда бойцы помоются, доложишь.

— Слушаюсь, — нахохлился Процанов. — Можно идти?

За старшиной мягко закрылась дверь, затих за калиткой деревянный стук задубевших на холоде и не успевших отойти в хате кирзовых сапог, а Рабцевич еще не скоро нашел, что сказать Пикунову.

— Ладно, Михаил, — наконец промолвил он примирительно, — иди готовь людей в баню.

Пикунов облегченно вздохнул, улыбнулся всегдашней своей доброй улыбкой.

— Но прошу тебя, Миша, без нужды не лезь в омут головой, ты же чекист и знаешь, что врага умом и хитростью одолевать следует…

Через два дня Пикунов с группой вновь ушел на свою базу.

Поход Линке затянулся. Уже пришел радист Глушков с рацией и дружеским письмом от Ваупшасова, а Линке все не было. Рабцевич забеспокоился…

Линке возвратился лишь в начале марта. Оказалось, он по пути заглянул к Пикунову. Там провел с бойцами и населением окрестных деревень несколько бесед о положении на фронтах и даже сходил с группой на диверсионную операцию. Потом встретился с Федором Михайловичем Языковичем, секретарем Полесского обкома, уполномоченным ЦК КП(б) Белоруссии для дальнейшего развертывания партизанского движения и подпольной работы в Полесье. Теперь отряду необходимо поддерживать связь не только с Минским обкомом, но и с Языковичем, который вскоре после своего прибытия создал штаб партизанского соединения Полесья. Для Рабцевича эта встреча была очень важной. Многие вопросы по координации действий разведывательно-диверсионных групп (и прежде всего — вопросы партийной жизни, ведения агитационно-массовой работы среди населения) согласовывались с подпольными партийными органами. С ними решались и различные хозяйственные вопросы: размещение отряда, групп, обеспечение продовольствием… Кроме того, подпольные партийные органы постоянно информировали отряд о пленуме ЦК КП(б) Белоруссии, совещаниях руководителей соединений и отрядов, проходивших в Москве.

Ф. М. Языкович обещал Линке в ближайшее время побывать в деревне Рожанов. Выполнить свое обещание Языкович не успел. Во время проведения одной из дерзких диверсионных операций на железной дороге Брест — Гомель он погиб. Однако созданный им подпольный обком Полесской области, утвержденный в апреле 1943 года ЦК КП(б) Белоруссии, продолжал действовать…

Закончив свой рассказ, комиссар решил закурить. Он достал аккуратно разрезанную на дольки газету.

Рабцевич пододвинул ему свой кисет.

— Э-э, нет! — Линке улыбнулся.

— Почему?

— После твоего табака мое горло на ленточки рвется.

Посмеялись.

Рабцевич посмотрел на Линке, и по его глазам почувствовал, что комиссар намеревается еще что-то сказать, но, очевидно, не знает, с чего начать.

— Ты все сказал?

— Да нет, Игорь, не все… Пикунов женится.

— Что? — Рабцевич изумленно откинул голову. — Как?

— А как женятся? Конечно, со свадьбой…

— А ты что?

— А что я? Война, она ведь свадеб не отменяет. — Однако, видя, что известие ошеломило командира, добавил: — Вообще-то я попросил, чтобы он немного со свадьбой обождал, ну… до возвращения на базу. Я обещал, что мы в отряде справим ему свадьбу.

Рабцевич бросил в печку прижегший пальцы окурок.

— Доконает меня этот мальчишка, право, доконает.

Рабцевич решил в ближайшие дни побывать на базе у Пикунова, проверить, как у него дела, и заодно поговорить по душам. Но Пикунов, словно предчувствуя намерение командира, сам пожаловал в Рожанов — в группе кончились боеприпасы. Поговорить сразу с ним Рабцевичу не удалось. Пришел Игнатов со своей группой. А тут еще радиограмма из Центра поступила:

Пришлось организовать встречу.

Группа спустилась с парашютами на поле за деревней. В ней было одиннадцать человек. Только распределили бойцов по хатам, как из Центра последовала новая радиограмма — о высылке еще одной боевой группы, под командованием сержанта Ежова. И на этот раз прилетело одиннадцать человек. А всего — двадцать два бойца. Двое — Бочериков и Ивченко — были коммунистами, остальные комсомольцами.

— Хорошее пополнение, — говорил Линке. — Теперь, Игорь, нам надо создавать в отряде комсомольскую организацию.

На следующий день после приземления последней группы в деревне Рожанов состоялось комсомольское собрание. Секретарем комсомольской организации избрали бойца группы Пикунова Василия Козлова. Он был из местных, учитель, хороший товарищ и человек отважный. В каждой группе избрали комсорга.