Если признать, что марксистский социализм и его политические атрибуты принесли благо русскому (грузинскому или тувинскому) народу, то стоит поблагодарить поколение евреев 1920-х годов за это. Если же наоборот, то…

Входе кровавой революционной смуты в России русские и евреи впервые в своей истории вступили в явное, хотя и никак не обозначенное состояние войны. Полюса тут хорошо обрисованы в историографии, литературе, театре и кино, в устных преданиях: еврей – комиссар в кожанке – и свирепый белогвардеец-погромщик. Да, как всякая историческая легенда, эти образы имели под собой реальные исторические прототипы. Вспомним тут нашу классику – роман «Тихий Дон», эту истинную и недооцененную до сих пор «Илиаду» великой русской революции, где дано всем враждующим сестрам по серьгам.

Вот Абрамсон, неизвестно откуда взявшийся комиссар в Ростове, с уст которого слово «расстрел» сходит легко и просто. А вот коренной донской казак, боевой ветеран войны

Дмитрий Коршунов, который палачествует не только над арестованными, но и малых детей хладнокровно убивает. Полюса эти одинаково противны, и таких примеров в подлинной жизни было, увы, предостаточно.

Разумеется, художественный образ, даже сильный и глубокий, не есть уточненное историческое обобщение. Как же обстояло дело в реальной действительности? Источников сохранилось довольно, присмотримся.

Начнем с белогвардейцев. Они сражались за «единую и неделимую Россию» и при этом люто ненавидели «жидов-комиссаров», а с ними порой и все еврейство в целом. Пленив такого комиссара, что, впрочем, случалось не часто, его без церемоний убивали. При этом командование белых сквозь пальцы смотрело на грабежи местечковых евреев, хотя понимало (чем полна белогвардейская мемуаристика), что это разлагает воинскую дисциплину. Но примечательно, что вожди «белого дела» в своих официальных заявлениях по «еврейскому вопросу» были весьма осторожны и даже скромны. Генерал Корнилов, эта олицетворенная «белая легенда», вообще не оставил в память о себе какого-либо высказывания о евреях. Зато в пик своих успехов летом 1917-го был окружен сонмом масонов, самый известный из которых – темноватый Б. Савинков (жена еврейка, от нее же единственный сын). Они-то и выдали пылкого, но политически неопытного вояку Керенскому и другим его «братьям» из Временного правительства.

Генерал Деникин возглавил белые силы на Юге России, где проживала тогда основная масса русского еврейства – от Одессы до Волги. В своих мемуарах Деникин описывает прием еврейской депутации, им было сказано: «Я не имею никаких оснований относиться с особенной симпатией к еврейскому народу. Но из соображений христианской морали и государственной целесообразности я делаю все, что могу, чтобы предотвратить насилие над еврейским населением». В политике деникинского правительства никаких ограничительных мер против евреев не предусматривалось. Исключение касалось только действующей армии: был приказ об отчислении офицеров иудейского вероисповедания в запас, а также «при создавшихся условиях острой борьбы» о непринятии их в Осваг (Осведомительное агентство – нечто вроде белого ТАССа).

Генерал Врангель в своих двухтомных мемуарах вообще не коснулся «еврейского вопроса», хотя среди заметных деятелей в белом Крыму имелись евреи. А уж членов масонских лож в окружении Врангеля и Деникина было полным-полно.

В этой связи не случайно, что отдых белых офицеров в тыловых городах обеспечивал, например, Арон Симанович, тот самый небезызвестный «друг» Григория Распутина. Он поставлял борцам с «жидовскими комиссарами» гимназисток с большими бантами в косах, а кто уж они были на самом деле, знал только он сам и его сутенеры. Да что там «гимназистки»! Под сенью белогвардейского трехцветного стяга сочиняли «патриотические», с христианским порой привкусом произведения С. Маршак, И. Эренбург и даже начинавший в Одессе Э. Багрицкий – те самые, кто позже будут славить комиссаров и их наследников до конца дней своих.

Так вот боролись с «жидами» белогвардейцы.

Ну а сами-то «комиссары в пыльных шлемах» действовали куда круче, целенаправленно и последовательно, о чем сейчас хорошо известно, много достоверного материала опубликовано. Поэтому скажем кратко. «Карающий меч революции» – ВЧК возглавляли в существенной мере евреи, и не очень уж тут важно, какой там пресловутый процент они составляли. Часто ссылаются на то, что Дзержинский был поляк. Да, его мать была польская дворянка, отец – крещенный в католичество еврей, жена – София Мушкат, варшавянка из богатой еврейской семьи, единственный сын от нее. Но дело даже не в этом. Много раз публиковались воспоминательные записи Дзержинского, как он, очень юный революционер, мечтал заполучить шапку-невидимку, чтобы перебить всех москалей (угнетавших якобы Польшу). Повзрослев, Железный Феликс смог приступить к исполнению своей юношеской мечты, не прибегая даже к сказочной шапке.

Главное, что тогдашние чекисты были одержимы духом мстительной злобы ко всей старой России, которая в их сознании была сплошь «черносотенной», реакционной, а принадлежность ко всему этому толковалась ими весьма широко. В той своеобычной среде, где тон задавали еврейские выходцы, царили презрение и даже ненависть к корневой исторической России, русской культуре во всей ее полноте. Доказательством тут пусть послужат печатные высказывания на этот счет Троцкого, Луначарского и прочих тогдашних вождей революции, включая «многонационального» Ильича. Только осмотрительный Сталин умолчал тут (позже он заговорит).

Сошлемся на общеизвестное. В ЧК сотрудничал писатель Исаак Бабель, а потом до конца дней своих от чекистских дел не отходил, выполняя весьма деликатные поручения. Он и погиб на Лубянке именно как приближенный «врага народа»

Ежова и многолетний любовник его жены. А теперь уместно вспомнить «Конармию» и другие его сочинения, там неприкрыто высказана отрицательная оценка России и Православия. Так думали и многие его сотоварищи.

«Еврейские комиссары» в ходе Гражданской войны не устраивали «погромов» дворянских гнезд и городских особняков – за них это охотно проделали «крестьяне-бедняки» и городская чернь, первоначально это даже поощрялось красными властями. Нет, борьба тут велась не спазматически нервно, как у белогвардейцев, а сугубо рационально, продуманно. Расстрел – основное лекарство «пролетариата» по отношению к «классовому врагу». О пресловутом «красном терроре» ныне хорошо известно, под его пули попали вовсе не только активные борцы с советской властью, тех было трудно достать, а бывшие офицеры, титулованные дворяне, высшее чиновничество и особенно православное духовенство (раввинов, мулл и баптистских проповедников тогда не трогали). «К стенке» ставились не только иерархи, но и простые сельские батюшки, примеров тому несть числа… Были и выборочные, или, как теперь выражаются, «точечные» расправы: казнили известного публициста М. Меньшикова, всех участников процесса Бейлиса и т. п.

Такая вот была у нас «диктатура пролетариата». Этот термин теперь мог бы показаться смешным, если не был бы столь мрачен на деле. В красном Кремле не нашлось ни одного путиловского или сормовского рабочего, но еврейские выходцы засели там в изобилии. Они-то и выступали от имени российского пролетариата, творя его «диктатуру». Вот почему, если в начальной коммунистической терминологии слово «пролетарий» заменить словом «еврей», то все становится гораздо яснее. Например: «У пролетариата нет отечества» – польские трудящиеся уже в 1919-1920-м доказали обратное. Или «пролетарское искусство»; да рабочих силой загоняли на «Мистерию» Маяковского в постановке Мейерхольда.

Многие деятели революционного еврейства в Советской России оставались (да и теперь) в тени, но их подлинное властное влияние безмерно превышало знаменитых красных маршалов вроде Клима Ворошилова, Буденного или Фрунзе. Впечатляет в этом ряду Эфраим Склянский, сын местечкового лавочника из Фастова, недоучившийся студент-медик. С Февраля он кинулся в революционный водоворот, не имея никакого революционного стажа, однако уже в октябре 1918-го, двадцати шести лет от роду, не имея ни малейшего военного опыта, стал заместителем Троцкого в Реввоенсовете. Троцкий политиканствовал, выступал на митингах, разъезжал по стране, а недавний студент-медик по сути вершил всеми делами громадного военного ведомства. Почему, за какие заслуги?! Но действовал решительно: отправлял на расстрел «пачками», как тогда выражались, брал семьи мобилизованных офицеров в заложники и все такое прочее.