Дверь в кабинет была открыта. Егор остановил­ся на пороге. Его испугал вид непривычно сгорблен­ной фигуры отца, сидящего в своем кресле у пись­менного стола.

— Папа... — Егор быстро подошел и положил руку на плечо отца.

При этом он опустился на корточки, потому что интуитивно почувствовал, как его крупное тело, пол­ное силы, нависло, подавляя и высасывая остатки жизненной энергии старика. Он привык смотреть на отца снизу вверх даже тогда, когда перерос его на полголовы.

Осоргин отстраненно посмотрел на сына, еще находясь очень далеко в своих воспоминаниях. По-

степенно его взгляд сосредоточился на лице сына, и Осоргин вернулся к реальности.

— Тебе плохо? — спросил Егор. — Вызвать «ско­рую»?

— Зачем? Я спал.

Егор с облегчением перевел дыхание.

— Слава богу. Ты здорово напугал меня. С тобой точно все в порядке? Точно? Тогда вот, познакомь­ся, — мой напарник, Саша Гайдамак.

Осоргин посмотрел на напарника своего сына. Гайдамака он видел впервые, хотя слышал о нем от Егора. Парень понравился: красивое, открытое лицо, неожиданно тонкое и нервное. Осоргин представлял его грубее и примитивней — хорошая порода в де­ревнях повывелась.

Осоргин встал с кресла, и тотчас к нему верну­лась гордая, властная стать.

Гайдамак вытянулся перед ним почти по стойке «смирно». Осоргин протянул руку.

— Алексей Федорович, знакомство с вами честь для меня. Егор очень много рассказывал о вас. Он...

— Отец, — перебил Егор, который при всей своей показной наглости был застенчив в прояв­лении подлинных чувств. — Мы отбываем в ко­мандировку.

Старший Осоргин насторожился.

— Куда?

— В Афган.

«Вот и началось», — подумал Осоргин, почув­ствовав, как сердце сжалось от тоски и тревоги.

Это была их первая командировка в зону реаль­ных боевых действий. Парней отлично натаскали за три года обучения в Центре, но Командор знал, что по-настоящему только война покажет, удалось ли слепить из человека настоящего профессионала. По­лучив задание на ликвидацию банды, засевшей в труднодоступном горном ущелье, Командор решил, что пора испытать Осоргина и Гайдамака.

Настал момент, когда Командор должен был присвоить курсантам псевдонимы. Это событие в их профессиональной биографии имело особое значе­ние, сравнимое, пожалуй, с посвящением в рыцарс­кое сословие. Такова была скрытая суть, а внешне все выглядело просто и обыденно.

— Псевдоним штука непростая. Назовешь пса неудачно, и проку не будет, — говорил Командор, до­ставая из сейфа бумаги Осоргина и Гайдамака.

— Лестное сравнение, — усмехнулся Егор.

— Ну если нас приравняли к служебным псам, теперь уж не выгонят, — заметил Гайдамак.

Командор хмуро взглянул на них исподлобья.

— Выгонять вас теперь — себе дороже. Слепи­ли тут из вас... суперменов. Саша... Саня, Шура... Шуракен? — Он вопросительно посмотрел на Гай­дамака.

Саша кивнул в знак согласия. Командор стер на­писанное карандашом настоящее имя Гайдамака и вписал в личное дела сотрудника специального опе­ративного подразделения внешней разведки псевдо­ним Шуракен.

Теперь Командор положил перед собой личное дело Осоргина.

— Егор, родовые корни твоего отца в Ставро­полье. Псевдоним — Ставр, — сказал он, не заду­мавшись, видно, вопрос этот для себя он решил уже давно.

Осоргин и Гайдамак посмотрели друг, на друга. До парней наконец-то дошло, что с этого момента они перестали быть курсантами. Став сотрудника­ми разведки, они вошли в законспирированное со­общество профессионалов спецслужб. Школу для профанов они закончили, но выпускной бал ждал их «за рекой», как говорили об Афганистане те, кто во­евал там.

— Ставр, — Осоргин протянул Гайдамаку руку.

— Шуракен.

Ладони сошлись в крепком пожатии. -

7

Вертолет преодолел скалистый гребень, открыл­ся вид на поросший лесом склон горы. Среди дере­вьев сверкали вспышки выстрелов, клубились дымы. Командир экипажа повернул голову и крикнул в от­крытую дверь в салон:

— Там бой. Заземлиться не выйдет. Сейчас при­чешу из пулеметов.

Командор кивнул в знак того, что принял эту ин­формацию к сведению.

— Ребята, приготовьтесь десантироваться по фа­лам.

Ставр и Шуракен с тревогой посмотрели на Ко­мандора. Как и их командир, они были одеты в ка­муфляж без знаков различия. Лица в полосках мас­кировочного, а скорее, устрашающего грима. За пе­реборкой хвостовой части нашли фал и зачалили его за специально устроенную для этого скобу в полу.

Вертолет завис над небольшой площадкой, при­годной для высадки. С борта вниз полетел фал, и три фигуры одна за другой стремительно скользнули к земле. Придя на грунт, каждый тут же взял под при­цел свой сектор, прикрывая других. Их война нача­лась.

Убитый явно не был афганцем. На вид ему мож­но было дать лет сорок, типичное русское лицо, но одет так же, как спецназовцы афганского правитель­ства, стоявшие вокруг, — рослые парни, измотанные до предела, в изодранной в боях одежде; некоторые ранены. Ставр и Шуракен смотрели на тело, лежа­щее на плащ-палатке. Это был первый убитый, ко­торого они видели.

— Наш? — Ставр взглянул на Командора.

— Да. Советник.

Рядом с Командором стоял еще один русский. Мужчина лет сорока, такой же рослый, как афган­цы, но со светло-русой бородой. Это был перевод­чик, работавший с советником.

— Анвар говорит, что они сами донесут Мансура до брони, — перевел он фразу, сказанную одним из афганцев.

Командор кивнул афганцу в знак согласия и вни­мательно посмотрел на переводчика.

— Вы переводчик Михаила?

— Да. Афганцы звали его Мансур.

— Не исчезайте, пока мы подробно обо всем не поговорим. Я должен понять, что произошло.

— Что произошло? Ничего особенного — просто нас послали на верную смерть.

Выяснив, что убит не только советник, но и ко­мандир подразделения афганцев, Командор принял на себя руководство остатками десантной группы. Отряд двинулся по едва заметной тропе, петляющей среди камней и кустарника. Четверо афганцев несли на плащ-палатке тело советника. Через час вышли к реке. Теперь предстояло переправиться на другой бе­рег. Бойцы залегали за укрывшими их камнями и ос­матривали открытое пространство и противоположный склон ущелья.

— Переправьтесь на ту сторону и займите пози­цию. Прикроете группу на переправе,— приказал Командор Ставру и Шуракену.

Напарники осторожно спустились к реке и вош­ли в воду. Река была неглубокая, но очень быстрая. Стремительный поток несся по валунам, бурлил и пенился.

Командор и афганцы прикрывали парней, кон­тролируя пространство по другую сторону реки. Ко­мандор вдруг заметил какое-то движение среди кам­ней и кустарника. Лишь только моджахед в засаде на другом берегу поднял голову, чтобы выстрелить, как Командор поймал его в прицел автомата и нажал на спуск. Убитый моджахед скатился по склону, вызвав небольшой обвал мелких камней. Тут же все пространство ущелья заполнилось грохотом беше­ной стрельбы.

Ставр и Шуракен, уже успевшие выбраться из реки, бросились вновь под прикрытие валунов. Им оставалось только чертыхаться, слушая грохот стрельбы. Бой, однако, оказался скоротечным. По­теряв несколько человек убитыми, моджахеды пре­кратили стрельбу и стали отходить. Командор и аф­ганские бойцы перебрались через реку и начали прочесывать склон ущелья, чтобы не оставлять про­тивника у себя за спиной. Ставр и Шуракен при­соединились к ним. Стремительными бросками, почти стелясь по земле, они перебегали от укры­тия к укрытию и замирали там, высматривая цель.

Ставр сделал рывок к обломку скалы, поверх ко­торого рос какой-то колючий мелколиственный ку­старник. Это место выглядело отличным укрытием. Ставр осмотрелся и сделал осторожное, бесшумное движение вперед, намереваясь обогнуть скалу. И тут он наткнулся на моджахеда.

Молодой афганец был тяжело ранен и потому не смог уйти с другими. Очевидно, он рассчитывал от­лежаться в кустах и дождаться, когда уйдут коммандос и за ним вернутся свои. Несмотря на рану, авто­мат он держал в руках, и в нем было еще достаточно жизненной силы и ненависти, чтобы убить.