Готовый в любую минуту вступить в драку за свою жизнь или честь, Ставр лег спать одетым, поэтому ри­туал утреннего облачения был предельно лаконич­ным — он просто застегнул пряжку на поясе. Даже бо­тинки надевать не пришлось. Зная, что хорошая обувь всегда представляет практическую ценность, он лег не разуваясь. Ботинки и пояс были его собственные, все остальное ему выдали с армейского склада.

Вертолет Динара доставил Ставра на американс­кую военную базу за пределами Сантильяны.

Ставр увидел вертолетную площадку, обнесенную капитальным забором из железобетонных панелей, обложенную мешками с песком сторожевую вышку и

маленький звездно-полосатый флажок на капоте подъехавшего джипа.

«Америкосы... интересно, что вы делали в Санти-льяне?» — машинально подумал Ставр, хотя теперь его это уже не должно было интересовать.

— Вы хотите что-нибудь сообщить о себе? — спро­сил Ставра сержант, вылезший из джипа.

— Нет, — ответил Ставр.

Больше вопросов ему задавать не стали, он был в настолько плохом состоянии, что разбираться с его личностью не имело никакого смысла. Сержант дос­тавил его в госпиталь.

Когда санитары сняли с него одежду и отодрали присохшие к ране на спине лоскутья распоротой ост­рыми сучьями ткани, они обнаружили, что в загноив­шейся рванине копошатся мелкие белые черви. По­жалуй, Ставру повезло, что он этого видеть не мог.

Ставр все еще стоял на ногах и был способен дви­гаться только благодаря самолюбию. Голый, как Адам, он сам вошел в операционную. Армейский хирург су­нул широкую, короткопалую клешню в подставлен­ную ассистентом перчатку и, поворачиваясь к столу, сказал:

— Считай, что тебе повезло с этими червями, па­рень. Могу сказать наверняка, они спасли тебя от ган­грены. Черви, как известно, живого мяса не едят.

От этого заявления Ставра повело, пол начал ухо­дить из-под ног.

— Ложись на стол брюхом вниз, — как из-под воды услышал он голос хирурга.

Потерять сознание, уже лежа на операционном столе, было менее позорно, чем грохнуться в обморок при слове «черви» и валяться на полу, откуда санита­рам придется подбирать его, как падаль. Ставр схва­тился за край стола и неловко завалился боком на хо­лодную металлическую плоскость, покрытую зелено­вато-серой эмалью. Санитар и ассистент повернули его на живот. Прикосновение к холодному металлу прояснило сознание, но Ставра это не обрадовало. Он смертельно устал и хотел отключиться, чтобы уже ни­чего не видеть, не слышать, не чувствовать.

«Ничего, — подумал он, — сейчас дадут наркоз...»

— Так, посмотрим. — Хирург склонился над Ставром и начал осматривать рану. — Отлично поработа­ли, ребята, — пробормотал он, очевидно обращаясь к червям. — Но у меня для вас плохие новости: обжорка закрывается. Как тебя зовут, парень?

— Ставр.

— Ситуация такая, Ставр, эта царапина не кажет­ся мне достаточным основанием для общего наркоза. Думаю, под общим наркозом ты побываешь еще не раз, так что давай сэкономим ресурс организма. Я сде­лаю тебе укол, но это, конечно, совсем не то, что об­щий наркоз. Ничего, потерпишь. Извини, но тебя привяжут.

— Не надо... — пробормотал Ставр.

Ему казалось, что в венах у него не кровь, а огнен­ная лава. Он опустил пылающую голову на скрещен­ные перед собой руки.

— Я сделаю все очень быстро, — пообещал хирург.

После укола наркотика Ставр «улетел», но он слы­шал голоса хирурга и ассистента, звон инструментов и чувствовал адскую боль, когда выскребали заражен-

ную рану. Боль существовала отдельно от него и име­ла вид безумной багровой звезды.

Когда все было кончено, ассистент, прижимавший голову Ставра к столу, разжал ему челюсти и вытащил свернутый из марлевых салфеток жгут, который его за­ставили зажать в зубах, чтобы, стиснув, он не раскро­шил их.

За три недели в госпитале Ставра добросовестно привели в порядок. Один раз его спросили, кто он, но Ставр отказался сообщить о себе какие-либо сведе­ния, кроме псевдонима, своего боевого прозвища, выгравированного на медальоне вместе с группой кро­ви. Когда врачи решили, что они в полной мере вы­полнили свой долг по отношению к нему, Ставру вы­дали камуфляжные штаны и куртку, на этот раз песоч-но-коричневые — в цветах пустыни, и вернули все имевшиеся при нем вещи, разумеется, кроме оружия. Особенно Ставра обрадовали его собственные ботин­ки. Разношенные и севшие по ноге, как вторая кожа, только более прочная, они хорошо фиксировали го­леностопные суставы, страхуя их от случайных выви­хов. А специальный протектор с грунтозацепами га­рантировал прочный контакт с землей во время рез­ких и стремительных движений в бою. Для человека его образа жизни обувь имела в буквальном смысле жизненно важное значение. Второй вещью, порадо­вавшей Ставра не меньше, чем ботинки, был пояс. Хитрая пряжка на нем расстегивалась одним движе­нием пальцев, в критический момент пояс в его руках превращался в оружие.

Полковник, командир гарнизона базы, которому предстояло решить его дальнейшую судьбу, носил на лацкане безупречного кителя значок выпускника пре­стижной военной академии и курил толстые вонючие сигары по три доллара штука. За его спиной стояло звездно-полосатое знамя, на стене в застекленных рамках висели грамоты, полученные его подразделе­нием, на столе растопырил крылья бронзовый орлан-белохвост. «Офицер и джентльмен» оценил независи­мую стойку Ставра и его прямой, ненапряженный взгляд, в котором не было ни тени беспокойства. Но он нюхом чуял, что Ставр не армейский человек. Не­смотря на то что он встал точно там, где ему следова­ло стоять в кабинете офицера, занимающего здесь высшую должность, в нем явно угадывалось презре­ние к субординации. Полковник понял, что Ставр чув­ствует себя на равных с ним. По всем признакам пол­ковник принял Ставра за наемника. Человек порядка и дисциплины, он терпеть не мог этих псов войны, однако вынужден был признавать, что иногда авто­номно действующий индивидуал решает некоторые задачи эффективней и с меньшими потерями, чем взвод пехотинцев.

— Я предоставляю вам выбор, — заявил полков­ник. — Вы называете свое подлинное имя, звание, если оно у вас имеется, и страну, гражданином кото­рой являетесь. Тогда вас передадут представителям вашей страны. В противном случае я отправлю вас в фильтрационный лагерь.

— Что это за заведение? — спросил Ставр.

— Обращаясь ко мне, вы должны говорить «сэр», — резко сказал полковник.

— Да, сэр. Что такое фильтрационный лагерь, сэр? — повторил вопрос Ставр.

— Место, куда собирают разный сброд, промыш­ляющий грязной работой с оружием в руках.

— И там этих плохих парней перевоспитывают в духе христианской морали, сэр?

— Ими занимается следственная комиссия. А по результатам их или принудительно высылают на ро­дину, или передают в руки закона, если человек объяв­лен военным преступником в каком-нибудь из госу­дарств Западной Африки. Случается, дело кончается расстрелом.

Выбора у Ставра не было, ни при каких обстоя­тельствах он не имел права заявить о своем российс­ком гражданстве, тем более о принадлежности к спец­подразделению внешней разведки КГБ. Выбираться предстояло самостоятельно, поэтому он сказал, что не имеет ничего против отправки в лагерь. Он был уве­рен, что нет такого места, откуда нельзя бежать. Оче­видно, полковник понял ход его мысли.

— Желаю удачи, — усмехнулся он на прощание. Перелет оказался долгим. Уже на закате вертолет

приземлился на каменистой площадке на дне обшир­ного каньона, который представлял собой глубокую трещину в гранитном основании безжизненного, как необитаемая планета, плато. Ставр увидел несколько плоских железобетонных строений, обнесенных ржа­вой сеткой и колючей проволокой. Ни вышек, ни пу­леметных гнезд, ни сторожевых собак не было.

— Капитан Хиттнер. Я начальник этого чертового заведения, — представился Ставру низкорослый, сильно нетрезвый человек в кителе американской во­енной полиции.

Весь его облик, а особенно физиономия с блек­ло-голубыми глазками откровенно заявляли о полном отсутствии порядочности и привычках мелкого зло­действа. Это был тип, совершенно противоположный «офицеру и джентльмену» — командиру базы, с кото­рым Ставр имел дело утром. Ставр решил, что пора наконец четко выяснить свой статус.