— Осторожней. Плавно… Ниже… Ну, еще ниже. Цепляй! Да не дергай, пожалуйста!.. Давай левей… Теперь правей… Ну, Витя…
А под ногами крутилась Белка, мешала и тявкала на ребят, которые стояли внизу и, задрав головы, весело смеялись.
— Ну, Витенька, ну что же ты!.. — продолжала стонать Женя. — Сбоку подводи…
По дороге, в белом фартуке, к ребятам быстро шла дворничиха тетя Паша.
— Это что за цирк тут устроили! — прикрикнула она.
— Это не цирк, — со смехом сказала Вера с короткими волосами. — Это книжная ловля!
— А ну, кончайте ловлю! — распорядилась тетя Паша. — Кш-ш! Разбегайтесь! — И погрозила Витьке пальцем. — Опять это ты безобразия устраиваешь!..
Но Черенку было не до тети Паши. Все! Кажется, клюнуло. Заглотал. И Женя тотчас подтвердила:
— Зацепил, Витенька! За самую веревочку!
Лишь бы только не сорвалась… Подтянув тонкий конец удилища к себе, Витька взял в руки капроновую леску и осторожно потащил вверх. Ух, и тяжесть! Будто сомище! Как бы крючок не сломался… Нет, держится… Ага, поехала! Вот уже висит в воздухе.
— Ура! — заорали ребята, наконец-то увидевшие предмет, так долго скрытый от их взоров.
— Ну и мудрецы! Ишь, изловчились! — сказала тетя Паша, и непонятно было, то ли сердится она, то ли сама довольна, что удалось все-таки изловить «рыбину».
А книжка поднималась все выше и выше. И не смолкал смех, шутки, хлопки в ладоши. Кто-то подбрасывал от восторга вверх кепку.
И сверху хлопали. Саша подняла глаза и увидела на балконе Шуру. Худенькая Шура от радости чуточку даже подпрыгивала на месте. Но вот она заметила Сашу, которая с улыбкой смотрела на нее. Шура сразу перестала подпрыгивать, нахмурилась и ушла с балкона.
«Ну, что я ей плохого сделала? — с недоумением подумала Саша. — Чего она злится?»
Школа
Играть в школу придумала Женя. И не просто играть, а по-настоящему учить детей, которые не умеют ни читать, ни писать.
Учеников и учителей искать долго не пришлось. Многие захотели играть в «настоящую» школу. И погода началась будто специально для школы. Небо стало хмуриться, иногда накрапывал дождь, и гулять на зеленый склон, позади дома, никто уже не ходил.
Школа помещалась в первом подъезде, между широкой половинкой двери и глухой стенкой рядом с лестницей. Женя подобрала два больших фанерных ящика, брошенных жильцами девятой квартиры, только что переселившихся в дом. Ящики были партами. А это, как понятно каждому, самое необходимое имущество, без чего и школа не школа.
И еще была в школе доска. Ее тоже принесла Женя, из дома. Доска когда-то служила задней стенкой буфета. Хорошая доска. Голубая, покрашенная масляной краской. Мелом на ней писать было одно удовольствие.
Саша удивилась и обрадовалась, когда узнала, что о школьном имуществе больше всех беспокоилась Женя.
Правда, Женя сразу же объявила себя директором в новой школе, но против этого никто и не собирался возражать. Женя и старше их, в шестой класс уже будет ходить, и все имущество принесла сама, и размещается школа не где-нибудь, а здесь, в ее подъезде, ну, и вид у Жени, как у настоящей директорши. Даже золотые часы на руке.
— Еще я буду преподавать математику, — сказала Женя.
И против этого не возражали. Ведь кроме преподавателя математики нужны были учителя по письму, чтению, физкультуре. И петь даже кто-то должен учить малышей.
Хотя насчет пения быстрее всего договорились. Вера ходила в музыкальную школу, три класса уже закончила.
Оглядев будущих своих учениц, Вера стряхнула со лба короткие волосы и пообещала:
— Вы у меня так запоете, что по телевидению будем выступать!
Саша взялась вести чистописание.
С ее урока и начался первый учебный день в новой школе.
Четыре малышки сидели за фанерными ящиками-партами и буквально поедали глазами свою учительницу. Все разглядывали на ней: и платье, и красные туфли, и часы, и в косах два белых банта с голубыми горошинами. А Саша, подражая интонациям Лидии Гавриловны, объясняла, как надо правильно держать карандаш, где должна лежать тетрадка.
Потом девочки старательно выводили на строчках палочки, крючки и очень радовались, когда учительница, глядя в их тетради, говорила: «Молодец, красиво пишешь!.. И у тебя хорошо получается».
Через пятнадцать минут вошла директор и, посмотрев на свои крохотные часики, объявила, что урок окончен и девочки могут пойти погулять. Второй урок у них начнется через двадцать минут, а здесь сейчас будет заниматься вторая группа.
…Работы учителям хватало. К директору подходили все новые и новые ученики и просили принять их в школу. Даже четырехлетняя плаксушка Леля хотела учиться. Женя объяснила ей, что таких маленьких в школу не принимают. Леля захныкала, побежала домой и скоро притащила за руку своего старшего брата Сережу, чтобы он упросил эту директоршу с часами, которая не хочет пускать ее в настоящую школу.
— Ну пусти, пожалуйста! — взмолился Сережка. — Ревет как резаная. Я стул ее маленький принесу. Пусть хоть сидит, она не помешает…
Да, нелегко быть директором! Как отказать в такой просьбе?
— Но если будет мешать, — предупредила Женя, — удалю без всяких разговоров!
Жене нравилось говорить таким строгим голосом. Нравилось, что все кругом слушаются ее. Что там Сережка! Даже тетя Эмма пришла просить принять в школу ее сына Вадика, мальчика с большой головой.
— А он… — Женя не договорила.
Но тетя Эмма сразу поняла ее и сказала, что Вадик очень смышленый мальчик и, чтобы быстрее справиться со своей болезнью, ему надо больше быть среди детей, двигаться, играть во все игры.
— Пусть привыкает к ребятам, — добавила тетя Эмма.
…До обеда Саша дала четыре урока. Она прибежала домой, разогрела суп, макароны с котлетой, поела наспех и уселась делать школьный журнал. Женя поручила эту работу ей. Не простое дело! В журнале надо все разлиновать, продумать, написать фамилии учеников, и это по каждому предмету. Знала директор, на кого свалить работу. Сама делать не стала. Однако Саша вовсе не сердилась на Женю. Наоборот, с удовольствием линовала, писала и снова линовала…
Вечером Саша рассказала про школу матери и показала свой журнал. Нина Васильевна все внимательно рассмотрела, похвалила дочь, но тем не менее заметила, что списки учеников лучше было бы написать не чернилами, а карандашом, чтобы можно было в любую минуту стереть. Все равно кто-то уйдет, кого-то примут нового.
С этими доводами трудно было не согласиться, и Саша, подумав и взглянув на часы, вздохнула, села за свой стол и принялась переделывать журнал.
Семен Ильич, постояв за спиной у Саши, вернулся в комнату, где Нина Васильевна, уставшая после хлопотливого институтского дня, сидела в кресле перед телевизором.
— И характерец у нашей Александры! — садясь рядом, проговорил Семен Ильич. — Все заново пишет.
— Хороший характер, — сказала Нина Васильевна. — Волевой.
— А не напортят они со своей школой? В вашей ученой педагогике есть, по-моему, мудрая истина: переучивать трудней, чем научить. Не испортят они этих первоклашек?
— Не успеют, — заметила Нина Васильевна. — Эта их школа — на неделю, от силы — на полторы. Потом надоест …
А Саша, прикусив от усердия кончик языка, трудилась тем временем над своим журналом и совсем не думала, сколько дней или недель будет жить их школа.
Впрочем, сказать, на сколько времени хватило бы ребячьего увлечения школой, обосновавшейся в первом подъезде у лестницы, никто бы не смог ни сейчас, ни позже. Свое существование школа прекратила неожиданно и при довольно загадочных обстоятельствах. Но об этом речь дальше.
Два письма
Витька перелистнул страницу, прочитал сверху три строки и вдруг услышал какой-то посторонний звук в передней. Замок, что ли, открывают? Нет, больше ничего не слышно. Да и кому открывать? Отец и мать на работе… Что же там такое? Бабушка на кровати у себя лежит, нездоровится что-то ей…