Он остался в Тифлисе, тем более, что режиссером в театр был приглашен Усатов.

Когда Шаляпин был принят в труппу тифлисского театра, он вступил на подмостки, которые до него были отданы видным представителям оперно-исполнительского искусства. Для того чтобы получить поддержку местной публики, он должен был обладать по меньшей мере заметным дарованием.

Его знали уже по выступлениям в вечерах Музыкального кружка, по участию в разных сборных концертах. Его слышали в отрывках из оперных спектаклей. Тогда он произвел хорошее впечатление. В частности, бенефисный вечер, устроенный в его пользу Усатовым, где Шаляпин спел партии Мефистофеля (1-й акт) и Мельника (третья картина), прошел с очевидным успехом. Это произошло в начале сентября 1893 года, а через три недели он уже дебютировал на профессиональной сцене Тифлиса.

Когда он был учеником Усатова, о нем отзывались сочувственно, предрекая ему хорошее будущее. Теперь он предстал как артист. Скидок уже не полагалось.

Что же произошло с ним с того момента, как он оказался в труппе Форкатти?

Он пришел туда без репертуара. Ему предстояло создавать его в кратчайшие сроки. И он стал готовить новые партии с такой быстротой, о какой нынешние певцы не имеют представления.

Первое выступление Шаляпина в труппе тифлисского театра состоялось 28 сентября 1893 года. Он спел Рамфиса в «Аиде». На следующий день исполнил партию Мефистофеля в «Фаусте». (В скобках нужно напомнить, что год назад в труппе Ключарева он пел в «Фаусте» баритональную партию Валентина.)

Далее, одна за другой, последовали новые роли. 1 октября — Гудал в «Демоне» Рубинштейна, 12 октября — Тонио в «Паяцах» Леонкавалло, 16 октября — Монтероне в «Риголетто» Верди, 22 октября — Гремин («Евгений Онегин»), 17 ноября — Сен-Бри («Гугеноты» Мейербера), 23 ноября — Лотарио («Миньон» Тома), 18 декабря — Цунига («Кармен» Бизе), 6 февраля — Мельник («Русалка», на сей раз всю партию полностью), 11 февраля — Томский («Пиковая дама»), 18 февраля — Дон Базилио («Севильский цирюльник»), Двенадцать ролей за короткий срок! И список этот не исчерпывающий: помимо названных ролей он выступал в некоторых спектаклях в малозначительных партиях, но все же и их следовало разучить и прорепетировать.

О том приеме, который был ему оказан тифлисской публикой, можно судить по корреспонденции, опубликованной в ноябре 1893 года в «Московской Театральной газете»: «Перед удивленными глазами наших меломанов, помнивших Шаляпина-хориста и Шаляпина-ученика, явился Шаляпин-артист в полном значении этого слова. Г. Шаляпин имеет большой успех, и если он не остановится на пути своего артистического развития, увлекшись легко доставшимися лаврами, то в недалеком будущем он будет занимать одно из первых мест в ряду выдающихся артистов».

Две исполненные им партии вызвали особенно горячий отклик публики и рецензентов. Это — Тонио и Мельник. О Мельнике уже говорилось. Что касается Тонио, то огромный темперамент артиста и подлинный драматизм исполнения этой роли отмечались всеми. Если в Мельнике покоряла органичность существования в сложном, меняющемся образе, если здесь ощущалась подлинность, натуральность героя, то в «Паяцах» увидели приподнятость и открытость чувств, при известной надрывности в трактовке партии, мелодраматичности. Эти недостатки искупались тем, что партия Тонио пришлась молодому артисту, еще не порывавшему с некоторыми баритональными партиями, очень по голосу.

Тифлисские рецензенты и теперь доброжелательно оценивали выступления начинающего певца. Вместе с тем, признавая искренность и взволнованность исполнения, отличные вокальные данные, критики с беспокойством писали, что нельзя так поспешно вводить его чуть ли не в каждый новый спектакль, нельзя столь нерасчетливо расходовать силы еще не оперившегося певца, говорили о замечающейся небрежности в отделке партий, как результате ввода «на ходу».

В. Корганов, который внимательно следил за Шаляпиным, угадывая его возможности, писал, что этому певцу, как, впрочем, и любому молодому артисту, нужно еще многому учиться. А Шаляпин, по-видимому, полагает, что учения у Усатова — достаточно и что можно уже считать себя законченным артистом. По мнению В. Корганова, Шаляпину нужно или продолжать учиться, или идти на столичную сцену, где он сможет получить широкую артистическую подготовку.

Основные недостатки, которые критика подмечала у Шаляпина в тифлисский период, сводились к тому, что у него еще не было умения тонко и органично переходить от одной краски к другой, что он злоупотреблял открытым звуком наряду с мягким, закрытым. Что у него замечалась дурная тенденция «демонизировать» образы, в частности, не раз писалось о том, что сардонический смех Мефистофеля в исполнении Шаляпина производит неприятное впечатление. Словом, восхищаясь его певческими данными, довольно откровенно высказывались о том, чего ему еще не хватает.

Что касается публики, то она, покоренная его голосом, отдала ему свои симпатии. Всего один сезон служил он в Тифлисе, а уже имел немало горячих поклонников. Бенефис, который был ему предоставлен в тифлисском театре 4 февраля 1894 года, доказал это воочию.

«В один из последних дней сезона мне дали бенефис за то, что я „оказал делу больше услуг, чем ожидали от меня“, как выразился управляющий труппой. Я поставил сразу две оперы: „Паяцы“ и „Фауста“ целиком. Я был вынослив, как верблюд, и мог петь круглые сутки. За эту страсть к пению меня даже с квартиры выгоняли […]. Спектакль имел большой успех. Собралось множество публики, мне подарили золотые часы, серебряный кубок да сбора я получил рублей 300. А Усатов вытравил со старой, когда-то поднесенной ему ленты слово „Усатову“, написал „Шаляпину“ и поднес мне лавровый венок. Я очень гордился этим!»

Короткий сезон подошел к концу. Шаляпину предложили остаться на великопостные спектакли. Так он прослужил здесь до весны.

Что было делать дальше?

В. Корганов утверждал, что Шаляпину и Агнивцеву нужно учиться дальше. Усатов тоже полагал, что после занятий с ним следует ехать в Петербург или Москву — в консерваторию.

Но сцена уже отравила Федора. В Тифлисе он по-настоящему обрел отзывчивую аудиторию. Он стал верить в себя, в свое артистическое будущее. Ему казалось, что в столичных театрах он сумеет выучиться всему, чего ему не хватает, и достичь достойного положения. Словом, он решил пробиваться в столицы! В театр! В настоящий большой театр!

Весной 1894 года, собрав немного денег, имея в руках бесплатный железнодорожный билет на имя одного из сыновей Корша, Шаляпин отправился искать счастья в Первопрестольную столицу…

Федору шел двадцать второй год, когда он направился в Москву. Был он в то время, по впечатлениям М. М. Ипполитова-Иванова, видевшего и слышавшего его впервые в концерте тифлисского Музыкального кружка, худым, бледным юношей. Бросался в глаза его заморенный вид, из-за чего он казался еще более длинным, чем был на деле. Но голос, по словам Ипполитова-Иванова, небольшой и симпатичный, сразу поражал слушателей музыкальностью и искренностью исполнения.

Он уже был в какой-то мере закален жизнью и не боялся трудностей. Кстати говоря, кроме трудностей, он до сей поры почти ничего не встречал. А вместе с ними приходили на помощь какие-то спасительные силы. И все улаживалось. Он и полагал, что дальше тоже все как-нибудь уладится.

Кое-какие деньги у него были. Он немного подкопил, а кроме того бенефис в театре принес ему изрядную сумму, которая, как казалось Федору, даст возможность оглядеться и выбрать лучшее из того, что представится. Он не сомневался, что предстоит выбор. Иного он и не представлял себе.