Покидая Тифлис, он запасся письмами к руководителям Московского Большого театра, которыми снабдили его Форкатти и Труффи. В силу этих писем Федор очень верил. Написал ему рекомендательные письма и Усатов, еще недавно бывший солистом московской императорской оперы. Как же было не верить в то, что все устроится наилучшим образом?

Ехал он в Москву с другом своим Павлом Агнивцевым, который после сезона в тифлисской опере тоже решил попытать счастья.

На почтовой станции в Тифлисе, откуда они должны были держать путь до Владикавказа по Военно-Грузинской дороге, их провожали друзья. Дмитрий Андреевич Усатов с женой Марией Петровной пришел проститься со своими любимыми учениками. Были на станции и друзья по кружку: братья Корш, Мария Измирова. Пришла и Ольга Михеева с матерью, державшаяся несколько в стороне… Всем было грустно, но, кажется, все были убеждены, что Федору следует теперь же пробиваться на казенную сцену.

Пораженный и встревоженный красотою Военно-Грузинской дороги, Шаляпин с волнением вглядывался в горные пейзажи, которые напоминали ему места, где развивается действие «Демона». Он жил рядом в Тифлисе, а никогда в этот мир чудес не заглядывал.

Добрались до Владикавказа. Решили здесь передохнуть, а заодно дать концерт. Договорились о найме помещения. С юношеской предприимчивостью и смелостью отпечатали и расклеили по городу афиши. Все было подготовлено для триумфа. Но суровая действительность опрокинула их мечты: жители Владикавказа почему-то не купили на их концерт ни одного билета. По независящим от устроителей обстоятельствам триумф пришлось отложить до другого, более благоприятного случая.

Из Владикавказа, снова лошадьми, двинулись дальше — в Ставрополь. Здесь проживал старший брат Павла Агнивцева. В Ставрополе сам бог велел повторить попытку дать концерт двух молодых талантов. С трудом сыскали аккомпаниаторшу, жену околодочного надзирателя. С еще большим трудом разучила она нехитрый аккомпанемент. Опять сняли помещение и выпустили афиши. Быть может, потому, что среди выступавших значился Агнивцев, а брата его все в Ставрополе знали, — публика пришла послушать заезжих певцов. Концерт прошел с успехом, и кое-что осталось в пользу артистов.

Повеселев, двинулись поездом дальше. Все было в этом путешествии хорошо и славно, кроме одного эпизода. В вагоне соседи предложили Федору сыграть в карты «по маленькой». Сыграли, и «по маленькой» Федор быстро проиграл 250 рублей, почти все, что у него было запасено.

Он счел за благо скрыть эту неудачу от своего спутника. Но в Москву приехал с изрядно испорченным настроением. Она показалась ему менее гостеприимной, чем должна была предстать перед человеком, который привез отличные рекомендательные письма.

Вторая столица России встретила их весенней суетней, поразила размахом, заставила растеряться. Остановились они в каких-то излюбленных провинциальными артистами меблированных комнатах. В ресторане «Ливорно» на Тверской у них сразу возникло такое чувство, что они и не покидали театральных кулис: их окружали актеры, которых за версту отличишь от простых смертных.

Федор как зачарованный ходил вокруг да около Большого театра, восторженно разглядывал торжественную колоннаду, квадригу коней на фронтоне прекрасного здания.

«Вот это театр! — думал он. — В таком театре служить — какое бы это было счастье!..»

Он понес тифлисские письма к московским театральным начальникам. К управляющему московской конторой императорских театров П. М. Пчельникову, к главному дирижеру Большого театра И. К. Альтани, к хормейстеру и второму дирижеру У. И. Авранеку. Все встречали его любезно, во всяком случае внешне, но крайне сдержанно. Ведь речь должна была идти о дебюте — иным путем в казенные театры артистов не брали. И Федору не отказывали, но откладывали разговор до лучших времен или же, когда заходила речь об этих лучших временах, отмалчивались.

Он понял, что его тифлисские успехи не только не произвели на Московский Большой театр сокрушающего впечатления, но что о них просто не слышали. О фамилии Шаляпин здесь понятия не имеют. По молодости лет и по неопытности ему не приходило в голову, что таких начинающих певцов Большой театр осаждает немало, и все — с чьими-нибудь отличнейшими рекомендательными письмами.

Москва уже показалась Шаляпину менее приветливой и гостеприимной. Что оставалось делать? Ведь сидеть здесь без толку нечего и не на что. И он решил пойти на актерскую биржу Е. Н. Рассохиной, которая незадолго до этого открыла в Москве «Первое театральное агентство для России и заграницы», наподобие существовавших уже в Европе посреднических агентств. Задача конторы Рассохиной заключалась в том, чтобы брать на учет актеров, ищущих ангажементов, и сводить их с провинциальными антрепренерами и создателями сценических «товариществ».

Вот в эту контору, располагавшуюся на углу Тверской улицы и Георгиевского переулка, в доме Сушкина, и направился Федор Шаляпин.

Он принес Рассохиной то, что, по его мнению, служило ему аттестатом: фотографии, где он был снят в жизни и в ролях, тифлисские афиши и вырезки из газетных статей, где о нем писали. Теперь оставалось сидеть в «Ливорно» в актерской компании и ожидать результатов.

После приема, оказанного ему московской казенной дирекцией, он ожидал этих результатов без особенного оптимизма. И действительно, пришлось запастись терпением.

Месяц ожидал он «движения воды». И вот Рассохина вызвала его к себе и познакомила с бородатым, южного типа человеком в нарядной московской поддевке, белой шелковой косоворотке и лаковых бутылками сапогах.

— Познакомьтесь, — сказала она, — Михаил Валентинович Лентовский.

Молодой оперный певец из далекой провинции не мог не слышать о знаменитом «маге и волшебнике» семидесятых и восьмидесятых годов Лентовском. То была личность, характерная для своей эпохи и поистине незаурядная.

О нем нужно сказать несколько слов, так как и позже Шаляпин встретится с ним, правда, при иных обстоятельствах, в Москве, в Частной русской опере С. И. Мамонтова.

Он по-настоящему нашел себя в то время, когда на провинциальную сцену пришла оперетта, то есть в начале семидесятых годов. Парис в «Прекрасной Елене», Пикилло в «Периколе» (или как тогда именовали эту оперетту — «Птички певчие») — это коронные партии молодого Лентовского.

Известным опереточным артистом он и вступает в труппу Московского Малого театра в годы, когда на подмостках «Дома Щепкина» воцаряется Оффенбах. Однако оперетта в Малом театре процветает недолго. Так как в основном репертуаре этой классической сцены Лентовскому делать нечего, он без сожаления покидает подмостки, о которых когда-то так мечтал, и ищет себе приложения в другом месте. Этим местом оказывается опереточный театр, организуемый в Москве так называемым Артистическим кружком. В 1873 году здесь идут спектакли под руководством и при актерском участии Лентовского. Но профессия артиста ненадолго привлекает к себе этого неуемного человека.

Через три года в московском увеселительном саду «Эрмитаж» (так называемый «Старый Эрмитаж», в отличие от «Нового», позже созданного в Каретном ряду, где он существует и сейчас), на средства московского купечества Лентовский с невиданным размахом создает популярнейший очаг массового отдыха и развлечения для широкой, по преимуществу купеческой публики. Такого — в Москве еще не бывало.

Отсюда пошла шумная слава М. В. Лентовского.

В закрытом театре — оперетта с талантливыми артистами. Огромный хор, для усиления которого выписаны итальянцы. Впечатляющий по количеству и составу балет.

На постановку Лентовский денег не жалел. Откуда он их брал? Деньги без счета ссужало московское купечество, которое ни в чем не могло ему отказать. Он тратил эти деньги тоже без счета. Декорации и костюмы выписывал прямо из Парижа и Вены, копируя во всех подробностях тамошние постановки.

Это в закрытом театре. А в открытом — красочные дивертисменты, точно угадывавшие вкусы и потребности публики «Эрмитажа».