Элоизин тихий плач Славка скорее угадал, нежели услышал. Примчавшись из кухни, он обнаружил девушку сидящей в углу на полу и размазывающей слёзы по щекам.

— Что с тобой? Неужели размер не угадал? — испугался парень, поднимая Элоизу с пола и усаживая на диван рядом с собой.

Она отрицательно покачала головой.

— Тебе не понравилось?

— Пон… равилось… — запинаясь и всхлипывая проговорила девушка, — Слав… зачем? Это ведь… таких денег стоит! Зачем ты… на меня?..

Славка обнял её, привлёк к себе и по-дружески чмокнул в макушку.

— Это тебе подарок. Просто мой подарок, Элоиза. А о деньгах не беспокойся. Я всего лишь потратил некоторые сбережения. И там ещё осталось. Не плачь. Лучше примерь. Очень хочу посмотреть на тебя красивую.

В длинном светло-сером платье из тонкой шерсти с широким поясом-лентой маленькая стройная Элоиза выглядела королевой. Также, как и в новой водолазке-свитере, Славкиных джинсах, новеньких элегантных ботиночках и свежекупленной тёплой курточке. Подумаешь, две с половиной тысячи рублей! В конце-концов, покупка машины может и обождать год-два.

— Красивая ты, — задумчиво произнёс Святослав.

Элоиза подняла на него покрасневшие от слёз глаза. Благодарные, почти восторженные. Но в блестящей серо-зелёной глубине таилось выражение, которого Славик не понял: безысходность. Не понял и не стал пытаться понять. Не захотел.

Она ведь действительно была красива.

Громко и внезапно зазвонил телефон, словно возмущённый тем, как хозяин квартиры и приблудная девчонка-ведьма пожирают друг друга нехорошо поблёскивающими глазами. Славка поморщился и потряс головой, будто только что вынырнул из воды, и потащился к ревниво визжащему аппарату. Элоиза облегчённо вздохнула и бесшумно ушла на кухню.

Звонила Полина.

— Славик, это я. Не разбудила?

— Нет, я давно проснулся. Ты как там, а?

— Скучно, — вздохнула девушка и замолчала.

— Хочешь, сходим куда-нибудь? — предложил Святослав.

— Очень. Приезжай ко мне… — шепнула Полина таким голосом, что парню вмиг стало жарко.

— Угу. Хорошо. Жди. Скоро буду, — выпалил он на одном дыхании и положил трубку.

Элоиза на кухне наливала чай в две чашки. На столе красовалась вазочка с вареньем, начатая коробка недорогих шоколадных конфет и блюдце с нарезанным лимоном. Пахло мятой. Девушка улыбнулась, и Славкин восторг, вызванный звонком Полины, вдруг растаял и испарился, уступив место чему-то тягостному.

— Элоиза… Ты извини, я чай не буду. Мне надо уйти. Прямо сейчас.

Губы девушки дрогнули, и улыбка застыла, превратившись в нелепую налипшую маску.

— Раз надо — иди, — беззаботно сказала Элоиза, — Чай никуда не денется.

«Я не обижусь, нет», говорил весь её вид, но глаза… Они-то как раз врать не умели, поэтому Элоиза отвернулась. Вроде как поставить на подставку чайник. А потом, не глядя на спешно обувающегося Славку, убрать со стола. И обернуться лишь тогда, когда щёлкнул в замке ключ.

Опять одна. Как пленница.

Элоиза прошла в комнату. Села на диван и задумалась, глядя на старый, порядком замызганный ковёр под ногами.

Как пленница… Вообще-то она свободна. Вот уже лет четыреста. Вольна сама принимать решения, совершать поступки, идти куда угодно. Это не трудно, особенно когда в совершенстве владеешь магией Природы. Но что бы она ни делала, куда бы ни шла, от судьбы не скроешься. Когда-то давно Элоиза долго мучила себя вопросом: почему это проклятие, такое НЕПРАВИЛЬНОЕ, настолько сильно? Почему оно сработало, не исчезло? По всем изученным ею магическим канонам, оно не должно было подействовать на неё. Но почему тогда?.. Ответ отыскался сам, простой, как всё страшное и гениальное: потому что произошедшее с тобой, Элоиза — правда. Это жизнь. В отличие от сказки, в которых СПРАВЕДЛИВАЯ кара постигает исключительно ВИНОВНЫХ. Это просто жизнь. Жизнь в мире людей и их понятий о чести, справедливости, виновности…

Когда-то от внезапного осознания того, что ТАК будет длиться вечно, ей было невыносимо страшно. Умереть не хотелось: она знала, что родится и всё повториться сначала. Выхода не было. Она даже сошла с ума ТОГДА, в ТОЙ жизни, поняв это. Со временем Элоиза смирилась. А что ей оставалось? Вот именно. Равнодушие к себе и окружающим. Жить без радости и умирать без страха. Она же ведьма. Ведьма — не человек. И ей нет места среди людей. Если только в самом низу, в отбросах.

«Люди не понимают, что ты такое, поэтому они бояться и ненавидят тебя. Человеку просто необходимо кого-то ненавидеть и унижать-уничтожать-убивать для того, чтобы возвыситься над самим собой и оправдать свои слабости». Это сказал однажды Элоизе ОН. И прибавил: «Поэтому ты будешь умирать. Это твоя обязанность перед ними». ОН — тоже не человек. ОН — её палач. Порой Элоиза даже жалела ЕГО: он же обречён, как и она. Это даже похоже на любовь — быть настолько привязанными друг к другу. Связанными жизнью и смертью. Одной ненавистью. Господи, как нелепо!.. И нет названия тому, что между ними происходит.

«Знал ли виновник всего этого, что проклиная меня, он обрекает на вечное существование в образе палача своего родного сына?» — в сотый раз спрашивала себя Элоиза. И в сотый же раз отвечала на свой вопрос: да, он знал. И снова: «Почему тогда он пошёл на это? Неужели он так ненавидел меня и мою мать?»… Стало больно. В тысячный… нет, в миллионный раз.

Щёлкнул о стекло маленький камушек. Потом ещё один. Элоиза встала и подошла к окну. Отодвинула штору, выглянула. На асфальтовой площадке перед подъездом стоял ОН. Девушку охватил было привычный ужас, но тут она вспомнила, что она — дома. ОН не сможет её забрать, если её не отдадут ЕМУ или она сама не решится на… Самоубийство? Да, наверное, это можно и так назвать.

ОН смотрит ей прямо в глаза. Кажется, улыбается. Потом машет рукой.

«Привет, сестрица! Красивое на тебе платье», — звучит в голове его голос. Тяжело. Давит, болью сжимает виски. Терпи, Элоиза.

«Зачем ты пришёл?» — спрашивает она. Белые пальцы судорожно впиваются белыми ногтями в белый подоконник.

«Не хочешь спуститься и… поговорить?» — ОН явно издевается, — «Мы не закончили наш разговор тогда, почти месяц назад».

«Уходи».

ОН пожимает плечами. «Идём со мной. Оставь парня в покое. Или и ему жизнь испортить хочешь? Он не понимает, что ты за тварь, но ты-то понимаешь. Знаешь. Помнишь. Оставь его, ведьма. Ты же знаешь, что изменить ЭТО невозможно. Или ты всё ещё надеешься?»

«Надеюсь. Это всё, что у меня осталось».

«Неужели ты не поняла ещё…»

«На этот раз всё будет иначе!» — кричит Элоиза. Во рту солоноватый, металлический привкус боли.

«Я запомню. И при встрече напомню тебе твои слова. Ну, бывай, сестрица! До очень скорого свидания».

ОН ушёл. Боль на прощание огрызнулась злой собакой и умчалась за своим хозяином. Остался только голос. ЕГО голос.

«Тварь ты всё-таки, вечная мученица. Удивительно, как парень ещё жив. И не в психушке. Оставь его в покое. Порть лучше жизнь какому-нибудь наркоману: всё равно тот в течение десяти лет загнётся. А этот… Впрочем, я знаю, что тебе пофигу. Ты же не человек. Ведьма бессердечная. Кукла».

— Не заплачу! — крикнула Элоиза, словно желая, чтобы ОН услышал её, — Не дождёшься! И не оставлю!..

Её голос, сорвавшись, замер. Нахлынула злоба — почти боль. Нахлынула и отступила. Снова стало пусто. Так было с Элоизой всегда, когда она врала сама себе.

«Не оставлю…». Ложь, ложь. Во спасение? Нет. Она совсем запуталась… Славку жалко. Не Элоиза желает ему зла. Кто тогда? Мир вокруг дрожит, расплывается и течёт по бледным щекам предателями — слезами. Зачем тебе этот парень, ведьма? Зачем?..

Зачем ты позвала его тогда, на улице, когда для тебя всё было почти кончено? Зачем привязалась к нему и привязала его к себе? Зачем дала понять, что ты не кошка вовсе? Зачем рассказала ему всё? Зачем? Зачем? Дура!

А ведь ОН прав: ещё не поздно. Не поздно изменить ВСЁ. Уйти, оставить Славку в покое. Оставить его Полине. Он ведь её любит. Наверное. Да. Нет.