Макарыч рьяно курирует ведомство Сикорского. Он уже давно, втихаря от военного ведомства, изменил военный заказ, и Сикорский вместо «Муромцев» собирает «Невских». Теперь это, понятно, узаконено. К началу октября мы рассчитываем поднять в небо первую красногвардейскую эскадрилью.
«А как же Ведьма? — спросите вы. — Она-то чем занимается?» Докладываю: Ольга вынашивает нашего первенца. Та ещё, я вам скажу, работа!
Генерал Абрамов всё обрисовал верно. Мне его остаётся только дополнить.
Первое, что я сделал, как вошёл во власть – наложил лапу на Особое делопроизводство Главного управления Генерального штаба (разведка и контрразведка). Потому доклад Васича Брусилову о возможной активности в конце сентября – начале октября германской армии и флота в районе Рижского залива опирался, помимо нашего знания, еще и на разведданные.
Брусилов отнёсся к угрозе очень серьёзно: получись что у противника – и над столицей нависла бы серьёзная угроза. Он тут же поделился своими опасениями с Колчаком, и оба министра совместно выработали весьма разумное решение. Внешней разведке (моё поименование) предписывалось, кровь из носу, выведать как можно больше о планах врага. В район предполагаемого удара спешно отправлены наделённые необходимыми полномочиями офицеры штабов армии и флота, чтобы ознакомиться с состоянием дел на местах.
Инспектировать батареи и укрепления Моонзундского архипелага выпало будущему «ершову» шурину Берсеневу…
Нос эсминца «Новúк» резво резал тугую балтийскую волну. Солёные брызги долетали до ходового мостика, попадали на лицо, но Берсенев не торопился покидать «крыло» – открытую часть ходового мостика.
— Давно не выходили в море, Вадим Николаевич? — раздался за спиной голос командира «Новúка».
— Давненько, Алексей Константинович, — улыбнулся Берсенев.
Курс корабля был проложен в виду берега.
— Церель, — показал рукой командир корабля и протянул Берсеневу бинокль.
Многократное увеличение приблизило к глазам бастионы с нацеленными в сторону Ирбенского пролива двенадцатидюймовыми орудиями.
Батареи Цереля были последним пунктом командировки Берсенева…
— …фортификационные сооружения местами не доведены до проекта. Личный состав в частях и на батареях почти повсеместно несёт службу спустя рукава, а то и откровенно ей манкирует…»
Колчак слушал Берсенева, оперев лоб на сложенные «домиком» ладони, большие пальцы рук упёрлись в щёки. Когда кавторанг умолк и закрыл папку, поднял глаза.
— Благодарю вас, Вадим Николаевич. Оставьте рапóрт и можете быть свободны.
Конец лета в Либаве выдался тёплым, и с утра на городских улицах был людно. Но потом примчался злой западный ветер. Сначала он попытался посрывать вымпелы с мачт кораблей кайзеровского военно-морского флота. Когда не вышло, налетел на город и разом смёл с улиц праздношатающуюся публику. Редкие прохожие, спешащие по службе или какой иной нужде, и потому лишённые возможности укрыться от ветра, норовили подставить под него поднятые воротники. Остальные заполнили многочисленные кафе и ресторанчики.
Представительный господин сидел за столиком и мелкими глотками неторопливо вкушал ароматный напиток, когда в кафе буквально влетел какой-то озябший морской офицер. Опустив на кителе воротник, он потёр ладонями покрасневшие уши, а потом стал высматривать свободное место. Определив направление и рассчитав курс, моряк уверенно двинулся к столику, за которым сидел представительный господин.
Испросив разрешения присел на свободный стул, достал из-за обшлага и небрежно бросил на стол свежий номер городской газеты, удачно расположив его рядом с точно таким же номером, выложенным на стол представительным господином.
Потом моряк, щёлкнув над головой пальцами правой руки, подозвал официанта. В ожидании заказа нетерпеливо барабанил пальцами по столешнице, за что удостоился неодобрительного взгляда со стороны почтенного господина. Принесённый кофе моряк выпил несколькими крупными глотками, бросил на стол монету, и, схватив со стола чужую газету, заторопился к выходу – видимо куда-то опаздывал. Почтенный господин не спеша допил свой кофе, расплатился по счёту, забрал оставшуюся на его долю газету и тоже покинул кафе…
На совещании в военном министерстве присутствовали: военный министр Брусилов, морской министр Колчак, командующий Балтийским флотом контр-адмирал Развозов, командующий Морскими силами Рижского залива вице-адмирал Бахирев, командующий Российской Красной Гвардией генерал Абрамов (так теперь именовалась его должность после принятия решения о сведении всех красногвардейских соединений под единое командование), помощник председателя правительства Жехорский, председатель Центробалта комиссар флота Дыбенко, высокопоставленные офицеры Генштаба.
Первым на совещании слово получил начальник Особого делопроизводства ГУГШ полковник Ерандаков, совсем недавно назначенный на эту должность. Ерандаков не без основания считал себя баловнем судьбы, поскольку избежал злой участи, постигшей многих его сослуживцев. Выданный сразу после Февральской революции по распоряжению Временного правительства ордер на арест начальника КРО ГШ (контрразведывательного отделения Генштаба) тогда ещё подполковника Ерандакова принял к исполнению особый отдел Красной Гвардии. Ерандаков был доставлен в Петропавловскую крепость, где его поместили в особый сектор тюрьмы Трубецкого бастиона. Содержание заключённых в этом секторе было предельно мягким. За время отсидки Ерандаков неоднократно общался с Михаилом Жехорским, Глебом Абрамовым и Николаем Ежовым, а после недавнего прихода к власти правительства Ленина был тут же выпущен на свободу.
Полковник подошёл к карте, одёрнул мундир.
— Господа… — лёгким покашливанием Дыбенко указал ему на ошибку. — Простите, привычка… Товарищи! Я уполномочен ознакомить вас с последней директивой германского Генерального штаба, которая носит кодовое название «Операция «Альбион». Целью совместной операции сухопутных и военно-морских сил Германии является захват островов и проливов Моонзундского архипелага, что автоматически закроет Большой Зунд для плавания кораблей российского флота. Получив полную свободу действий в Рижском заливе, Флот открытого моря (военно-морской флот кайзеровской Германии) должен оказать поддержку германским сухопутным силам в их стремлении захватить Ригу.
— Какие силы намерен задействовать противник во время проведения операции «Альбион»? — спросил Колчак.
— В состав морского десанта, предназначенного для захвата островов, входит 42-я пехотная дивизия общей численностью 24 600 человек при 40 орудиях и 220 пулемётах. С моря её поддержит «Морской отряд особого назначения» под флагом вице-адмирала Шмидта, насчитывающий 10 линкоров, 9 лёгких крейсеров, 56 эскадренных миноносцев, 6 подводных лодок, сотни тральщиков и других вспомогательных судов. С воздуха операцию поддержат 6 дирижаблей и около 100 боевых самолётов.
После того, как полковник Ерандаков закончил отвечать на вопросы и сел на место, слово взял Брусилов.
— Товарищи! По поручению военного и морского министров была проведена инспекция всех кораблей, сухопутных частей и береговых объектов, расположенных в зоне возможных боевых действий. Результаты, прямо скажу, удручающие. Численность наших морских сил втрое уступает силам Шмидта. Но корабли, по крайней мере, способны драться, чего я не могу сказать о сухопутных частях, где процветают пьянство и полное пренебрежение к исполнению воинского долга. Неисполнение приказов старших по команде вошло в норму, о боевом духе не идёт и речи. За дисциплину у нас отвечает Центробалт, потому я обращаюсь к вам, товарищ комиссар флота, как это прикажете понимать?
Дыбенко поднялся со стула.
— Наша промашка, товарищ министр, признаю. Когда мы укрепляли дисциплину на кораблях, то помимо офицеров, с которыми экипажи не желали нести совместную службу, списали с кораблей немало лодырей, бузотёров и прочих нежелательных элементов. Потом, чтобы они не отравляли воздух на базах флота, мы стали отправлять их в отдалённые гарнизоны, в том числе и на Моонзундский архипелаг. Центробалт уже принимает меры для исправления ситуации. Из проверенных товарищей формируются отряды, которые в ближайшее время отправятся на острова.