Первой фразой, которой встретил меня Макарыч, после возвращения из Генштаба, была:

— Получилось?

— Всё в порядке, — ответил я, стараясь сдерживать рвущийся наружу восторг. — План операции «Контр Страйк» утверждён!

— Поздравляю, — Макарыч стиснул мою руку. — Быть тебе, Глеб, в этой жизни маршалом!

— Тьфу, тьфу, тьфу, — изобразил я плевки через левое плечо. — Сглазишь, окаянный. Дай сначала одержать победу, а уж потом и пророчь!

— Такой прекрасный план невозможно сглазить, — усмехнулся Макарыч.

— Будет прекрасным, если вы не подкачаете, — напомнил я.

— За нас не волнуйся, мы не подведём! — заверил Макарыч. — Эскадрилья «Невских», считай, готова. Ольгины девчонки руки себе исколют, а камуфляж дошьют. Разве что Ёрш подкачает…

— Не подкачает! — сказал Ёрш, входя в комнату. — У меня практически всё на мази. Завтра начну полевые испытания опытного образца. Потом доработка, если потребуется, и будем готовить немцам гостинцы в массовом, так сказать, порядке!

— Мальчики, обедать! — заглянула в кабинет Ольга.

Стол был накрыт, как к празднику…

«Дорогой друг и учитель! Меня так растрогало Ваше письмо, в котором вы пишете о проводимых Вами в Психоневрологическом институте исследованиях. В нём вы спрашивали о пациенте, о котором я писал Вам в своём прошлом письме. Вас интересовало: сбылись ли его предсказания? И да, и нет. Так, предсказанное моим пациентом наступление наших армий на Германском фронте действительно состоялось, почти в указанные им сроки, но не завершилось ужасным поражением, как он пророчил, хотя и не принесло успеха. А расстрел демонстрации, организованной большевиками в столице, тоже предсказанный Слепаковым, — фамилия моего пациента, если помните, — не состоялся вообще. Не было никакой демонстрации. Более того, большевики теперь в правительстве. Так что с пророчествами у моего пациента как-то пока не складывается. Теперь он пророчит то ли в конце сентября, то ли в начале октября – он почему-то вечно путается в датах – крупное сражение в районе Моонзундского архипелага, где наш флот потерпит поражение от германского флота. Я, честно говоря, про такие острова и не слыхивал. Проверил по атласу – действительно, есть! Только вот в пророчество Слепакова я не очень-то верю. Мне кажется, что у него просто богатое воображение и обширные познания во многих научных областях. Теперь я думаю: не чрезмерная ли тяга к знаниям привела к переутомлению мозга, и, как следствие, к тем пагубным последствиям, что сделали Слепакова моим пациентом? Впрочем, пусть это не покажется Вам циничным, я даже рад, что Слепаков стал моим пациентом. Надеюсь, что на этом материале мне удастся написать приличную научную работу. Вот только понаблюдаю за ним подольше…»

— Товарищ начальник курсов, курсанты для утренней поверки построены!

Пожимаю руку командиру роты и становлюсь перед строем. Орлы! Стоят, как вкопанные, и ни единой улыбки, даром что перед ними беременная баба. Хотя по моему внешнему виду этого пока не скажешь, но сильно подозреваю, что ребята уже в курсе моего интересного положения.

— Здравствуйте, товарищи курсанты! — вполне командным голосом прокричала я, на что получила:

— Здрав… жел… тов… нач… кур!.. — что в переводе с военного на гражданский язык означает: Здравия желаем, товарищ начальник курсов!

Приятно, когда двадцать здоровых мужиков в один голос и с таким энтузиазмом желают тебе здоровья. Приятно и пока ещё непривычно. Я ведь ни в той, ни в этой жизни никогда ни на какого «начкура» не претендовала. И до сих пор мне кажется, что Мишка и Глеб чуток перемудрили, даже при том, что Мишкины аргументы в пользу их выбора показались мне убедительными. Но, обо всём по порядку…

Вляпавшись во власть (Мишкины слова), ребята принялись отрабатывать высокое доверие ударным трудом. Я же осталась как бы не у дел. На роль инструктора по подготовке бойцов спецназа я, по понятным причинам, временно не подходила, а ни на что другое ребята меня, видимо, годной не считали. И, то ли со скуки, то ли из желания кому-то что-то доказать (никак не могу определиться), я придумала эту мороку с камуфляжем. Теперь вижу – зря. Из разряда ТБМ (тупых боевых машин) меня тут же перевели в разряд УБМ (умных боевых машин). А значит, по словам Мишки, я вполне тянула на роль начальника Высших Красногвардейских Курсов (сокращённо ВКК).

На мои возражения типа: негоже назначать на столь ответственный пост прапорщика, пусть и старшего, Мишка ответил: «Понимаешь, Оля, нам архиважно, — подцепил от Ленина заразу! — иметь на этом посту своего человека, будь он хоть сержантом. ВКК, чтоб ты знала, задуманы нами как кузница командирских кадров не только для Красной Гвардии, но и для армии, флота и прочих силовых структур. Мы будем продвигать выпускников курсов на самые ответственные посты и нам крайне важно в этих людях не ошибиться. За свою предыдущую службу ты хорошо научилась распознавать в людях гниль. Вот и будешь день за днём до самого выпуска перебирать своих курсантов как картошку в погребе – гнилую сразу в сторону!» – «Раз речь зашла о картошке, — сразу уцепилась я за Мишкино слово, — то, значит, я и кожуру с них могу счищать?» Мишка заулыбался, видно понял, что я согласна – а куда денешься? «Счищай, — говорит, — только тоненьким слоем».

Будучи бойцом спецназа, Ведьма побывала не в одной горячей точке, где нанюхалась пороха до отрыжки. Оставаясь при этом женщиной, она сформировала свой собственный взгляд на войну вообще и на поведение мужчин в экстремальных ситуациях в частности. Добавим к этому её экстрасенсорные способности и получаем на выходе ходячий рентген, способный высветить психологический портрет любого мужика с точным описанием того, чего от него можно ожидать. Не имея специального образования, Ведьма по жизни была, если так можно выразиться, мужским психологом.

Лучшего начальника, мнению которого мы могли безраздельно доверять, при нашем, понятно, постоянном кураторстве, для ВКК подыскать невозможно, ибо ставки, которые делались на каждого из выпускников, были слишком высоки. «Кадры решают всё!» Да – банально, да – избито, но насколько же верно! Мы начали строительство государства нового типа в условиях жесточайшего кадрового голода. Опираться исключительно на старый чиновничий аппарат сколь-нибудь продолжительное время было даже не неразумно, а просто губительно. Нужны были свежие кадры, хотя бы на ключевые посты, разбирающиеся в том, чем им предстоит заниматься, преданные нашему делу не только сердцем, но и головой. И начать мы решили с силовых структур: и по степени важности, и просто потому, что это наша тема.

Первые слушатели «вышки» отбирались по трём основным критериям: партийная принадлежность (убеждённые большевики или левые эсеры), наличие образования (не ниже выпускника гимназии), участие в боевых действиях (с обязательным в них отличием). Преподавать на курсах мы собирались сами.

«Вышка» стала важным, но не единственным местом приложения наших сил. Васич продолжал подготовку операции «Контр Страйк». Ёрш приступил к испытаниям новой морской мины. Я продолжал работать личным «медиумом» председателя правительства, поддерживая одни его планы и предостерегая от исполнения других.

После постройки первой эскадрильи «Невских» моя докучная опека над Сикорским утратила смысл – промежуточный результат был достигнут, да и дело катилось по налаженной колее. Подбор и обучение лётного состава первой красногвардейской эскадрильи полностью лёг на плечи подполковника Алехновича. Получив некоторую толику свободного времени, я употребил его на создание под патронажем ВЦИК Главного Политического Управления армии и флота, завершив, таким образом, формирование института политкомиссаров. Главой ГПУ по моей настоятельной рекомендации был назначен Феликс Эдмундович Дзержинский, а двумя его замами Крыленко (по армии) и Дыбенко (по флоту). Добившись назначения в аппарат начальника ГПУ Кравченко и Бокия, я рассчитывал начать формировать в недрах существующей организации основу будущего центрального аппарата ВЧК.