Уже 8 января был издан приказ по 202-й бад об их награждении. Двух последних посмертно.
20 февраля 1943 года поступает приказ о награждении командующим 17-й воздушной армией № 5 от 20.02.43 г. Из 39-го ббап были названы начальник связи полка капитан Поляков, заместитель командира эскадрильи лейтенант Мильченко (к этому времени он уже погиб) и начхим полка старший лейтенант Давыдов.
Как я понял из наградного листа, главная заслуга капитана Полякова заключалась «в блестящей организации связи». Дело в том, что с началом боевых действий командование полка и дивизии было поражено открывшимися возможностями применения радиосвязи.
Обратимся к тексту наградного листа:
«Поляков Е.М. 1911 г. р. Русский. Призывался из Симферополя. Помощник начальника штаба – начальник связи полка.
Участник Финской войны с 01.02.40 по 12.03.40. Жена проживает в Бухарской области, г. Кермене, ул. Керменская, 6.
Участвует в войне с июня по декабрь 1941 и с декабря 1942 по настоящее время.
Лично овладел радиосвязью в воздухе. За период с 16.12.42 полк совершил 145 боевых вылетов, за это время передано на землю и принято 240 радиограмм. Полеты групп имели связь внутри строя. С земли передано 20 радиограмм с приказами о перенацеливании; шесть – о состоянии погоды. Две радиограммы приняты самолетами от наземных станций с предупреждением об атаках истребителей. 25 вылетов на разведку обеспечивались радиосвязью. Отказов в технике не было ни разу. Лично осуществляет контроль и руководство связью и контроль выполнения заданий. Совмещая работу начальника связи, совершил пять боевых вылетов».
Дата: 22 января 1943 года. Представлен к ордену Красной Звезды.
Примечательно, что командование воздушной армии, вопреки общепринятой практике, когда, как правило, вышестоящие власти снижали статус награды, ее повысило. Одним из самых первых в 17-й воздушной армии он получает только что учрежденный орден Отечественной войны II степени, а вот Дмитрия Мильченко и Григория Давыдова, которых представляли к «Красному Знамени», почему-то наградили орденами Красной Звезды. Когда я пишу эти строки, отцовский орден лежит передо мной. На обратной стороне хорошо просматривается номер 7752.
20 февраля издается приказ командующего Юго-Западным фронтом генерала армии Ватутина № 228, в котором, что интересно, тот же орден Отечественной войны получил начальник связи 3-го смешанного авиакорпуса подполковник Антон Федорович Ратушняк. Вероятно, все это события одной цепи.
Из 39-го ббап в этом же приказе были награждены орденом Красного Знамени: капитан Канаев (посмертно), старший лейтенант Прохоров и капитан Смирнов.
30 апреля приказом по 1-й гвардейской армии награждаются командир 39-го ббап и его заместитель по политчасти. Как ни странно, но у замполита формально статус награды выше. Сысоев получает орден Красного Знамени, а Федоров – недавно учрежденный орден Александра Невского.
Наградной лист Сысоева весьма характерен:
«Сысоев Николай Дмитриевич, 1908 г. р. Награжден орденом «Красное Знамя» (1940). Участник войны в Финляндии. Прибыл в полк в период большого упадка дисциплины, высокой аварийности и других происшествий. Старым руководством полка под командованием майора Морозова полк доведен до тяжелого состояния.
За период наступательной операции на Юго-Западном фронте полк совершил 342 боевых вылета, из них 94 на разведку. Сброшено 150 тысяч кг бомб, израсходовано 35 тысяч патронов…
Лично в качестве штурмана совершил 7 боевых вылетов».
Знакомясь с наградным листом Федорова, узнаю, что ранее он тоже уже был награжден орденом Красного Знамени за участие в Финской войне, а, будучи командиром 9-го бап, получил орден Красной Звезды за бои под Москвой. Указывалось, что уже на Юго-Западном фронте, командуя 39-м ббап, совершил 7 боевых вылетов. Лично водил девятки.
С 27 декабря 1942 года (вероятно, это дата вступления Федорова в командование полком) 39-й ббап произвел 332 успешных боевых вылета, из них 80 на разведку. При этом отмечалось, что боевых потерь полк не имеет. Представление подписал 28 марта 1943 года командующий 3-м смешанным авиакорпусом генерал-майор Аладинский.
М-да… Список потерь 39-го полка будет приведен в конце главы.
Отец вспоминал, как, обмывая награду, Федоров опустил в кружку с водкой свой орден Александра Невского и сказал: «Ну, выпьем за Сашку».
Вскоре Федоров ушел на повышение, стал командиром 241-й авиационной дивизии. Убежден, что для 39-го полка это была большая потеря. Алексей Федоров любил людей, любил делать добро.
После войны он занялся наукой, защитил кандидатскую, а потом и докторскую диссертации. Служил военно-воздушным атташе в Венгрии, а последние годы своей жизни был преподавателем в Московском авиационном институте (МАИ).
В своих воспоминаниях «Иду в пике» [99] А.Г. Федоров пишет, что уже в самый короткий срок полк вновь стал боеспособным и даже повысил свой статус. В соответствии с требованиями жанра в начале книги показан летчик-разгильдяй, который очень скоро, под положительным влиянием командира, становится лучшим летчиком полка. На роль книжного разгильдяя могли успешно претендовать многие: Сергей Карманный, Петр Журавлев, Аркадий Романов.
Романов был цыганом и, вероятно, из-за своего темперамента не вписывался в установленные рамки. В полку он считался самым лихим летчиком. Погиб он, сгорев в высоковольтных проводах, врезавшись в них на бреющем полете.
Однажды, возвращаясь с задания, Журавлев решил порезвиться и стал ложными атаками пугать пассажиров легковых автомашин на дороге Старобельск – Беловодск. На его беду, в одной из машин оказался новый начальник штаба 39-го ббап майор Громов. Своей атакой Журавлев заставил его выскочить из машины и плюхнуться в канаву.
Вечером Федоров построил полк и потребовал, чтобы «воздушные хулиганы» сами вышли из строя. Журавлев продолжал беспечно стоять, как будто его это не касалось, но его штурман Костя Ботов не выдержал и вытащил его из строя. Дело закончилось пятью сутками гауптвахты без отмены боевой работы. Впрочем, уже во время следующего боевого вылета Петр был тяжело ранен и вместо гауптвахты оказался в госпитале.
Сергея Карманного в полку почему-то называли Жоржем. Родом он был из Николаева, но, как сказали бы сейчас, «косил под одессита». Сергей прекрасно играл на гитаре, очень хорошо пел. Вечерами вместе со своим штурманом Мишей Тревгодой они устраивали платные концерты. Миша ходил по кругу и собирал в фуражку деньги, сигареты, а Жорж исполнял по заказу песни.
На все собрания, совещания, сборы Сергей Карманный всегда приходил самым последним, чем выводил из себя командира полка. Думаю, что на роль книжного разгильдяя Сергей Карманный не подходил по той причине, что он и не собирался меняться. Он был такой, какой есть, и именно таким его надо было воспринимать. При этом был обаятельным человеком, хорошим товарищем, бесстрашным летчиком, но – разгильдяем.
Отец и другие ветераны к книге Федорова относились иронично. Помню их реакцию даже на название книги «Иду в пике».
– Федоров никогда в пике не ходил! – сразу же заметил отец.
Поясню читателю, что самолет Пе-2 действительно был пикировщиком, но для таких полетов надевали специальные решетки. Бомбометание в пике – дело действительно опасное – применялось довольно редко, когда цель была мала или требовалась особая точность. Федоров же, как командир полка, на такие задания, естественно, никогда не летал.
Отец рассказывал, что вывод самолета из пикирования требовал от летчиков большой физической силы. Когда он летал с Костей Смирновым, человеком в общем-то не богатырского телосложения, то они вдвоем тянули на себя штурвал. И тем не менее необходимо четко разделить Федорова-мемуариста и Федорова – командира полка. Федоров-мемуарист, откровенно говоря, неинтересен. Его книга – классический образчик советских военных мемуаров периода застоя. Все летчики – «бесстрашные», комиссары – «пламенные» и т. д. Примечательно, что когда спустя десять лет появилась книга воспоминаний штурмана 39-го авиаполка Николая Самусенко, то она начисто была лишена этих эпитетов. Самусенко просто и честно описал все, что видел, что помнил [97].