О плене

Наверное, самое время сейчас поговорить в нашей книге о плене.

Я учился в классе втором, когда прочитал в какой-то книжке о том, как какой-то наш командир застрелился, чтобы не попасть в плен врагу. Я почему-то прочитал этот отрывок отцу, но, к моему удивлению, он только выругался: «Ну и дурак! Если б все стрелялись, кто бы войну выиграл».

Впоследствии я несколько раз возвращался в беседах с отцом к этой теме, и, как я понял, у летчиков существовал некий тайный кодекс чести. Сбитый летчик или штурман мог назвать свою фамилию, должность, назвать командира и номер части. Как показала практика, немцы все это прекрасно знали и сами. Сознательно сдаваться в плен, естественно, никто не собирался, но и стреляться тоже.

Как стало известно уже после войны, на сторону противника перелетело 80 советских самолетов разных типов. Отец о подобных случаях мне никогда не говорил, да, возможно, и не знал.

В мемуарной и художественной литературе в рассказах о тех летчиках, которые оказались в плену, обязательно фигурируют такие фразы, как «находился без сознания», «при ударе о землю потерял пистолет и потому не смог застрелиться». Все это – либо откровенная ложь, либо эвфемизмы.

Каждый человек до последней секунды надеется на лучшее, надеется даже на чудо. Под Апостоловым (недалеко от Никополя) был сбит и попал в плен наш экипаж, который прозводил разведку на бреющем полете. Как вспоминал Владимир Тарасов, «после наступления наших войск экипаж вернулся к нам в полк и рассказал, что при допросе их немцами был задан такой вопрос: «Как вы не боитесь летать на бреющем? Ведь это опасно?» А летчик ответил: «Я всю войну летаю, хотя и знаю, что это опасно» [7].

Как показала практика, у немцев было несколько иное отношение к советским летчикам, штурманам, стрелкам-радистам, нежели ко всей остальной массе советских военнопленных. Их содержали в отдельных лагерях и настойчиво, вежливо агитировали летать против англичан. Вероятно, это был первый этап на пути предательства, так как случаев появления над линией фронта «самолетов-оборотней» было предостаточно. Они вели разведку, могли пристроиться к нашим самолетам, а затем внезапно атаковать. Пользуясь тем, что по ним не стреляют наши зенитки, могли неожиданно провести прицельное бомбометание.

Именно в таком лагере для советских авиаторов и оказался экипаж Ивана Глыги. Там же он встретил ранее сбитых однополчан Николая Шабалина и Петра Воронова.

Как потом рассказывал Глыга, бежать им удалось благодаря старику банщику. В партизанском отряде оказались авиационные пулеметы, с которыми никто не мог совладать, вот почему партизанам понадобились авиаторы. На предложение банщика бежать Глыга поставил одно условие – только вместе с остальными ребятами из его полка. Какое-то время они воевали в партизанах, а когда область освободили наши войска, сами нашли свой полк.

Так случилось, что боевой путь полка проходил неподалеку от того места, где Глыга был пленен. Незадолго до приземления, уже понимая, что попадет в руки к врагу, Иван снял с груди свой орден Красного Знамени и выкинул его в поле. Теперь возникла мысль попробовать его найти. С согласия командира полка они полетели к месту пленения Глыги. Собрали мальчишек со всей деревни и пообещали огромные, в детском понимании, деньги. Те обследовали все поле так тщательно, что действительно нашли этот орден. Обе стороны расстались очень довольными, причем Иван одарил деньгами не только нашедшего орден, но и всех мальчишек, которые участвовали в поиске.

За весь период войны в плен попали:

Акмен Леонид – сбит в феврале 1944 года. Освобожден нашими войсками. Вернулся в полк и летал до конца войны;

Ботов Владимир – пришел в полк после плена. Разжалован из капитанов. Летал, погиб;

Величко Иван – сбит в феврале 1944 года. Бежал, вернулся в полк, летал до конца войны;

Воронов Петр – был сбит, попал в плен. Бежал, сражался в партизанах, вернулся в полк и летал до конца войны;

Глотов Николай – сбит в июле 1944 года. Находился в плену до конца войны. Освобожден союзниками;

Глыга Иван – сбит в августе 1943 года. Бежал из лагеря. Сражался в партизанах. Вернулся в полк. Летал;

Горяинов Никифор Петрович – сбит в январе 1944 года. Находился в плену до конца войны;

Григорьев Петр – сбит под Брестом в июне 1941 года. Погиб в офицерском лагере XIII D (62) 20 апреля 1942 года;

Гущин Алексей Антонович – сбит в январе 1944 года. Находился в плену до конца войны;

Жданов Александр – сбит в мае 1944 года. Находился в плену до конца войны;

Журавлев Петр – сбит в феврале 1944 года. Пленен, бежал, вернулся в полк и летал до конца войны;

Коваль Михаил – сбит в декабре 1942 года. Бежал из плена. Вернулся в полк. Летал;

Махов Георгий – сбит в мае 1944 года. Попал в плен. Освобожден нашими войсками;

Минаев Семен – сбит в августе 1943 года. Бежал. Сражался в партизанах. Вернулся в полк. Летал;

Россохач Владимир Михайлович – сбит в январе 1944 года. Находился в плену до конца войны;

Самусенко Николай – сбит в конце 1942 года. Попал в плен. Освобожден советскими войсками. Вернулся в полк. Летал;

Семичев Владимир – сбит в августе 1943 года. Бежал. Сражался в партизанах. Вернулся в полк. Летал;

Шабалин Николай – сбит в августе 1943 года. Был в плену. Бежал. Сражался в партизанах. Вернулся в полк. Летал.

Надо признать, что счастливая судьба всех вышеперечисленных летчиков, штурманов и воздушных стрелков в целом не типична для всей массы советских офицеров, которые прошли немецкий плен. Приказ № 270 не предусматривал исключений, и если бы они не пришли именно в свой полк, то, скорее всего, оказались бы в нашем лагере или, в лучшем случае, в штрафной роте. Хотя подобные исключения были и в других авиаполках.

Плен аукнулся им уже после войны. Николай Самусенко, который всю войну пролетал с поврежденным позвоночником, был сразу же отчислен из армии, а когда попытался поступить на юридический факультет университета, то не смог пройти мандатную комиссию.

Иван Глыга остался в армии, но неожиданно для себя получил назначение в какую-то глухомань. Когда он прибыл в новую часть, кто-то из старожилов добродушно поинтересовался, за какие, мол, грехи к нам. Глыга первоначально даже не понял вопроса. Но когда ему предложили возможный перечень ответов, среди которых на первом месте был плен, то с грустью понял, что попал по назначению.

Александр Покрышкин вспоминал, как чудом вытащил из концлагеря своего комэска Героя Советского Союза Ивана Бабака, который успел пробыть в плену всего два дня и был освобожден американцами. Если бы не случайная встреча с незнакомыми летчиками, которым Бабак крикнул: «Сообщите Покрышкину, что Бабак жив и находится в плену!» – а Покрышкин не бросился бы шерстить все лагеря в округе, то сидел бы он в нашем лагере еще лет десять.

Думаю, что в какой-то степени на судьбе всех побывавших в плену отразилось и то, что начальником особого отдела 39-го полка оказался порядочный человек. Я долго не знал его фамилии. О нем ни разу не вспоминал Самусенко, ни словом не писал Федоров, но в рассказах отца он фигурировал несколько раз. Однажды он вызвал капитана Полякова и официально предложил подписать бумагу, согласно которой он должен доносить на капитана Смирнова. При этом особист знал, что Смирнов – его самый близкий друг. Прекрасно понимая, что делает особист все это не по своей инициативе, а это обязательная часть его работы, ту бумагу отец подписал, о чем сразу же рассказал Косте Смирнову. Тот грустно улыбнулся и рассказал, что точно такую же бумагу, с обязательством доносить на начальника связи полка, подписал час назад и он.

Примечательно, что ни у Смирнова, ни у отца особист ни разу не потребовал никакой информации.

Запомнился мне и другой эпизод. Однажды вечером офицеры штаба сидели в землянке и играли в преферанс. Все было как обычно, и только один офицер загадочно улыбался и что-то хмыкал себе под нос. Наконец он не выдержал и, посмеиваясь, рассказал, что начальник особого отдела нечаянно провалился в какую-то яму и до сих пор там находится.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: