Но она посмотрела на напуганного Сэмми в руках незваного гостя и достала их — желтую шелковую сумочку на черном шнурке, все еще теплую от ее груди. Один из мужчин взял ее из рук Бритты, открыл и показал содержимое Фило: клочки разной бумаги, чем-то испачканной и измазанной, слова на которых были написаны дрожащей рукой, — подлинные описания Джейкоба Бушхорна его видений Бога.

Фило встал и осторожно вернул птицу обратно в клетку. Корелла вскочил на жердочку, его перышки взъерошились, но он был невредим.

Они попрощались с плачущей женщиной, и, выйдя на улицу на свет угасающего дня, мужчина с розовой отметиной на щеке сказал:

— Поздравляю, Фило.

Но Фило никогда не сомневался в том, что добудет бумаги. Он был рыцарем ордена огня, и кровь героев текла в его венах…

Южная Франция, 1096 год

Сэр Аларик, граф Валлийский, скакал во весь опор, на милю опережая своих людей и заставляя своего боевого коня нестись все быстрее.

Его ждала награда: Марго, чьи руки были белее молока, а губы — слаще вина. Никогда его рвение к победе не было так велико, как во время битвы. И последний бой был очень хорош, враг повержен, призы получены. Теперь самое время вспомнить о постели — но не для того чтобы спать.

Кампания выдалась удачной — только двенадцать из его людей погибли, а у барона тридцать два. К тому же им удалось собрать неплохую добычу: бочки с вином, шелка с Востока, несколько жирных овец и горячий боевой конь барона. Люди Аларика с нетерпением ждали возвращения на фермы, откуда их забрали воевать за своего сеньора, к женам и детям, которые не видели мужей и отцов несколько месяцев, чтобы продолжить свою прежнюю жизнь, пока их снова не призовут под знамена господина.

Аларик тоже ждал воссоединения с возлюбленной. Еще ему хотелось как можно скорее встретиться с братом Боденом, который из-за ранения ноги в прошлой битве не смог участвовать в этой кампании и с радостью бы выслушал все детали сражения.

Он подгонял своего коня, андалузского жеребца по кличке Тоннер — Гром, — чтобы тот скакал все быстрее. Аларик вез подарок Марго: кусочек креста, на котором был распят Христос! Аларик сам не особо верил в его подлинность. Он подозревал, что если выложить все щепки от «истинного» распятия в длину, то они смогут два раза опоясать землю франков.

Аларик скакал под весенним дождем, весна его юности уже прошла, теперь, в свои тридцать пять, он входил в лето своей жизни. Он был доброго нрава, красивый и сильный, с длинными светлыми волосами и коротко подстриженной светлой бородкой, зеленоглазый, храбрый, страстный и влюбленный. Он решил, что на какое-то время хватит воевать и таскаться по бабам. Сейчас он собирался провести вечер с Марго, своей женщиной, центром его вселенной. Пришло время вернуться домой, исполнить свой долг перед ней и подарить ей ребенка. Святая, терпеливая Марго, переносившая отсутствие своего рыцаря как настоящая знатная дама, — мог ли он желать большего?

Аларик и не подозревал, что дальше по дороге, двигаясь ему навстречу, скакал, нахлестывая коня, другой мужчина. Но его миссия не имела ничего общего с ублажением дамочек или похвальбой о подвигах на поле боя. Им двигала священная цель.

Брат Кристоф ехал верхом день и ночь, с тех пор как покинул Париж. Теперь под дождем дорога превратилась в грязную кашу, и всю последнюю милю, когда он пустил коня галопом, копыта животного скользили. Священник вез важные новости: призыв волею Господа пойти на Иерусалим.

Он добрался до поместья одновременно с графом, оба быстро заехали в мокрый от дождя двор, где помощники конюха выбежали им навстречу чтобы принять поводья лошадей.

— Милорд, — хотел было начать разговор монах, слезая с седла.

— Вина! — заорал Аларик, пребывая в добром духе. — И мяса! — Слуги быстро откланялись и побежали обратно в дом. Сняв шлем, Аларик спросил: — Разрази меня гром, кто, черт возьми, ты такой?

— Брат Кристоф, из ордена александрийцев.

Аларик хмыкнул.

— Я принес важные вести, милорд, — монах произнес это таким серьезным тоном, смахивая капли дождя с лица, что Аларику захотелось расхохотаться. Он похлопал своей большой ладонью его по плечу и громко сказал:

— Пойдем, добрый брат, отогреешь свой зад у моего очага!

Они вошли в большой зал, где на полу были расстелены шкуры зверей, а стены покрывали гобелены. Аларик сразу направился к огромному камину, в котором плясали языки горячего пламени.

— Милорд, — попросил брат Кристоф, — выслушайте, пожалуйста. Я приехал по срочному делу.

Аларик рассмеялся, сбросив промокшую накидку, под которой оказалась грязная, заляпанная кровью кольчуга. Двое молодых слуг помогли своему лорду снять боевые доспехи и стали протирать его тело пушистыми теплыми полотенцами. Без скромности и стыда стоя перед камином, где огонь освещал его сильное тело, испещренное множеством шрамов былых сражений, Аларик сказал:

— Нет ничего более срочного, чем моя обязанность поприветствовать хозяйку этого дома. — Он опустил пальцы в чашу с ароматной водой и похлопал по щекам. — Но я не пойду к ней, пока от меня исходит зловоние битвы.

Появился слуга с вином. Аларик выбрал себе бутыль и осушил ее наполовину, одновременно рассматривая своего любопытного гостя.

Монах был кривоногим, наголо бритым, невысоким человеком, его грудь и живот свисали под одеждой. Капюшон и сутана были в грязи, так же как и он сам, вдобавок от него несло потом и пивом. Аларик почесался и смачно рыгнул.

— Так какие у тебя новости?

Задрав промокшую одежду и подставив голый зад огню, брат Кристоф ответил:

— Во всем христианском мире принцы и герцоги созывают свои войска. Собирается огромная армия, милорд, готовясь к славному походу в Святую землю, чтобы спасти Иерусалим из рук неверных.

Аларик уже слышал о военной экспедиции на Восток. Когда Папа Урбан произнес пылкую речь прошлой весной, тысячи глоток закричали: «Такова воля Господа!» И с тех пор христианская лихорадка распространялась по земле.

Он без малейшего интереса слушал то, о чем говорил посетитель. У него на уме были дела постельные.

— Турки нанесли нашим людям ужасное оскорбление, — продолжал коротышка. — Они собрали христиан и устроили им обряд обрезания. Они напали на христианских паломников, привязали к лошадям и протащили их по улицам Иерусалима.

Аларик повернулся другим боком, чтобы молодые слуги растирали и массировали его замерзшее тело, возвращая обратно к жизни. В ход пошла еще одна бутыль с вином. Аларик разглядывал гостя через донышко, допивая ее содержимое.

Кристоф был странным монахом. Он не носил распятия на груди, на поясе у него не было четок, он не сдабривал речь, подобно другим святошам, словами «Господь», «Иисус» или «Мария». И его речь становилась все ярче и выразительнее, когда он страстно описывал картины пыток, рабства, казней. И, хотя монах мог бы это выдумывать на ходу, Аларик знал, что тот говорит правду — турки показывали себя во всей красе.

Что же касается собственного мнения брата Кристофа на этот счет, то он чувствовал, что в призыве Урбана помимо отмщения зверств и вопроса религии есть своя правда. Европу раздирали войны, сражения, междоусобицы, лорды захватывали земли и дома своих соседей просто из-за каприза, утомленные однообразием жизни во дворцах. И не успевали они возвратиться со своей маленькой победой к себе, как сосед собирал свою армию, нападал в ответ и все начиналось по-новому. Карта Европы словно была огромной шахматной доской, на которой игра шла без остановки, и никто не обращал внимания на человеческие жизни или возможность мирного разрешения проблем. «Дерутся, — думал монах, — как свиньи из-за отбросов». Урбан, мудрейший из понтификов, нашел способ объединить людей — указал им общего врага.

— Милорд, ваши собратья рыцари нашивают кресты на свои одежды, рисуют их на шлемах и щитах и называют себя крестоносцами. Они собираются выступать под знаменем Иисуса Христа. Это будет священная война.