— Ну-ну… медицина сейчас может все. Почти. Надо только захотеть и заплатить, — ласково успокоила Аня.

Денис поднял злое лицо:

— Я бы дорого дал, чтобы ты сейчас избавилась от этого ребенка. Скажи, кому и сколько я должен заплатить за это?

— Сумасшедший! Мерзкий, наглый подонок! — Оттолкнув Дениса, Аня поднялась. — Уходи немедленно! Я больше не могу тебя видеть!

— Уйду. Может, навсегда. Но сначала сделаю то, что должен был сделать раньше… — Он встал против нее, прочно расставив ноги, стиснув кулаки, будто собирался драться. — Ты должна знать правду о человеке, от которого мечтаешь иметь ребенка…

— Уходи! Сейчас же… — тихо проговорила Аня похолодевшими, жесткими губами. Сердце бешено колотилось — наружу рвалась ярость; на себя — за то, что позволила Денису ещё раз стать мерзавцем. На него, за то, что он этой ситуацией воспользовался, торопясь испоганить её счастье.

— Никогда, никогда больше не появляйся на моем пути.

Денис схватил из шкафа дубленку:

— Не появлюсь. Но умоляю: не будь идиоткой — сделай аборт.

Широко развернувшись, Аня отвесила первую в своей жизни пощечину звонкую и страшную, как выстрел.

Огонь в камине догорал, часы, устав трезвонить, отбивали короткие удары — давно перевалило за полночь. Свернувшись клубком на диване, Аня ждала. Она не хотела подниматься в спальню — огромная кровать под зеленым шелком не для одинокой женщины.

Смежив веки, она следила сквозь ресницы, как пробегают яркие искры по серому пеплу, вспыхивают и исчезают. Все реже и реже. Неужели Алина права так угасают страсти? Разве такая любовь может угаснуть? Она не лгала Денису — ничего теперь не имело никакого значения, кроме долгожданного шуршания шин во дворе, морозного воздуха и являющегося вместе с ним седовласого человека — единственно необходимого, самого дорогого…

Аня открыла глаза — Михаил стоял рядом — в распахнутой куртке с шарфом, выбранном Аней в парижском бутике Терри Мюглера.

— Мне очень грустно. Я заставил тебя волноваться. — Он протянул руки и обнял её. — Так получилось. Прости, девочка.

Стянув куртку, Михаил набросил её на плечи Ани.

— Выйдем на минутку. Там столько звезд.

— Пойдем гулять в лес? — обрадовалась Аня, решив, что Михаил намерен возродить былые традиции.

— Постоим на крыльце.

Они вышли. Белый двор с холмами скрытых под снегом клумб и кустарников полукругом распахивался от главного подъезда. В центре этой арены в лучах прожекторов стоял новенький автомобиль, изящный и сверкающий, как игрушка.

— Возьми. — Михаил протянул Ане ключи и права. — Все оформлено. Ты хозяйка. Инструктор по вождению явится завтра, в девять. Обещал справиться за две недели. Ведь ты же хотела?

— Милый… Ты поэтому задержался… — Аня едва не расплакалась, прижавшись к его надежной груди. — У меня тоже для тебя припасено кое-что… Я… Я хотела сказать именно сегодня. У нас будет ребенок.

Обнявшуюся на ступенях заснеженной лестницы пару благословляли яркие, мигающие в вышине звезды.

За завтраком Михаил объявил:

— Предстоит выезд. Недавно открылся новый супер-стильный клуб. Хочу тебе показать. Готовят классно.

— Это тоже — дитя твоего концерна?

— Слава Богу, нет. Надеюсь, мы сможем побыть вдвоем, отметить твой сюрприз, девочка. Но глазеть все равно будут. Сделай мне приятное — надень колье и голубого соболя.

— Меховой палантин? Там так роскошно?

— Навестим казино. За игрой красавицам просто необходимо кутать обнаженные плечи в меха. Это нейтрализует соперников и привлекает удачу.

— Удача, как уже совершенно ясно, слетается на седые бороды и широкие сократовские лбы. — Поцеловав мужа, Аня собрала тарелки. Она всегда старалась использовать самую красивую посуду и в максимальном количестве посудомоечная машина требовала загрузки, а в шкафах хранилось устрашающее количество очаровательных сервизов. Поэтому накрытый на двоих завтрак занимал весь стол — сегодня, в честь субботы, на нем переливался всеми оттенками оранжево-золотисто-алых тонов сервиз Версаче «Медуза». Это особенно приятно, когда за окном возвышаются заснеженные елки, а на твоих плечах утреннее неглиже цвета мака, с широким кружевом, полным сладострастных намеков и тайн.

В клубе, действительно, все было устроено по высшему разряду. Даже, вероятно, чересчур: с заявкой на элитарное превосходство в мировом масштабе. Бдительные манипуляции любезной охраны, встречающей каждого прибывшего сюда члена клуба, создавали ощущение причастности к избранному кругу рисковых сверхчеловеков. Для них — защищенный кордоном секьюрити ресторан — нечто вроде окопа, в котором можно передохнуть, залечь под свистящими пулями; потратить тысячу долларов на вино и окрошку в январе, пренебречь фонтанчиком с шампанским, рискнуть по-крупному в казино, лениво повернуть голову к сцене, где одна за другой сменяются исполнительницы «эротических танцев».

Посетителей в ресторане оказалось немало. Ане даже показалось, что она заметила знакомые лица. Но никто не бросился к Михаилу с приветствиями, лишь сдержанный метрдотель проводил гостей к угловому столику.

— Похоже, здесь тебя не знают. Чудесное место! Можно не опасаться, что через полчаса интимный ужин превратится в дружескую пирушку. — Аня рассеяно пробежала глазами меню. Она и так знала, что будет есть — нечто легкое и кисленькое, вроде окрошки или фруктового салата, ведь её уже донимала подкатывавшая приступами тошнота.

— В том-то и смысл. — Михаил небрежно огляделся. — Здесь правило: даже если за соседним столиком окажется твоя собственная жена, ты сделаешь вид, что не знаком с ней, а предложить знакомство даме можешь только через метрдотеля.

— Мне это нравится. Но шоу, кажется, носит вполне определенный оттенок — самоутверждение секс-меньшинств.

— Ах, пустяки! — отмахнулся Михаил. — Сюда приглашен в качестве постановщика известный режиссер. Ты знаешь его пристрастия. Вот все и выглядит слегка сдвинутым, но в этом есть своеобразная пикантность. Тебе, наверно, не стоит пить?

— Совсем немного сухого шампанского не повредит. И… спроси, они не могли бы приготовить окрошку? — Аня виновато поморщила носик.

— Фантастическое сочетание. Вероятно, это нечто особенное чувствовать себя беременной.

— Да, масса капризов. Например, совершенно не смешно смотреть на переодетых в примадонн кабаре представителей сильного пола. Уж очень заезженный трюк. — Аня кивнула в сторону сцены, где обтянутый сетчатым трико юноша, в парике и гриме шансоньетки, ловко вытанцовывал на шпильках нечто эротическое. — Противный… Но Бориса Моисеева ему все равно не переплюнуть.

— Да черт с ним, не смотри! Я же не обсуждаю с тобой предыдущий дуэт лесбиянок. Мишура, претенциозная отделка, модное архитектурное излишество.

— Боже, а это что?! — Аня развернулась к сцене.

Там в ярком круге единственного прожектора-пистолета появилась знойная испанка. Шлягер из репертуара Хулио Иглесиаса она почти шептала пухлыми кроваво-алыми губами. Тонкая золотая ткань обтягивала узкие бедра и довольно внушительный бюст. В руке, украшенной крупными перстнями поверх тонкой черной перчатки, призывно трепетал веер. Среди взбитых смоляных кудрей колыхались перья и горели стразы.

— Не может быть! — Не поверила своим глазам Аня. Она приподнялась, мех соскользнул с её плеч. — Да это же Карлос!

— Сядь, дорогая! Тебе везде мерещится этот тип. Действительно, голос похож. Смотри — индивидуальный заказ выполнен с точностью до укропа — тебе принесли окрошку.

— Не мерещится, клянусь! Он посылает нам воздушный поцелуй… Он поет для нас!

— Не надо оглядываться! Ну что за неистребимая тяга к сомнительным шоу. Никого этот паяц не взволновал, как видишь. — Михаил демонстративно положил на свою тарелку кусок ростбифа и занялся закуской. — Я не понял, ты хочешь шампанское под окрошку? — Он взялся за бутылку.

— Конечно, — рассеяно проговорила Аня.