ПИСЬМО ИЗ ЛЬВОВА

О своих планах Иванна не сказала дома ни отцу, ни встревоженному приходом советских войск Роману Герете. Даже своей близкой товарке Юле Цимбалистой не сказала. Вдруг откажут? Нового поражения ей не вытерпеть. Да и Герета, если ей откажут, при случае сможет попрекать ее. Скажет: «Куды дивча полезло!»

Велика же была ее радость, когда спустя две недели, перебегая по гнущейся даже и под ее проворными, стройными ногами узкой кладочке быструю горную речку, она встретила сельского письмоносца Хому. Хитро щуря глаза, он сказал:

— Танцуйте, панно Иванна! — и спрятал за спину прокаленную солнцем жилистую руку.

— С какой стати?

— Говорю — танцуйте! — бросил Хома, размахивая письмом.

— Это мне?

— Танцуйте же!

Иванна, ловко подпрыгнув, вырвала из рук почтальона конверт с типографским штампом: «Львівскій Державний універсітет імені Івана Франко». Она осторожно разорвала конверт и прочла содержание письма. Глаза ее наполнились счастливыми слезами. Подобно горному ветру, помчалась в парафию. На погосте, возле церкви, как и всегда по вечерам, собралась празднично одетая молодежь. Хлопцы разгуливали в гуцульских кептариках-разлетапках, отороченных мехом, девчата в пестрых, расшитых разноцветными нитками, тяжелых плахтах.

Отец Теодозий, закончив вечерню, спускался по деревянным ступенькам на погост. Ивана подбежала к нему и, обнимая, воскликнула:

— Поздравь меня, таточку! У меня такая радость!

— Что случилось, доню?

— В университет меня приняли, тато! Боже, как я рада! Как мечтала о том, как молилась долгими ночами, сколько слез пролила, и вот теперь бог услышал мои молитвы...

Однако старый священник не склонен был разделять і, радость дочери. Разглядывая уведомление, он протянул:

— Ты что, покинуть меня собираешься? А как же свадьба?

Видно было, что ато маленькое уведомление поставило Ставничего в тупик. Но для Иванны все образовывалось донельзя просто.

— Какая может быть свадьба, когда я теперь студентка? Ты же сам так этого хотел! Что лучше, киснуть всю жизнь на парафии в глухом селе, стирать мужу и детям белье и сутаны или стать ученой? Разве ты бы надел эту реверенду, если бы тебе в молодости представилась возможность получить светское высшее образование?

— Не будем вспоминать об этом,— оборвал дочь Став-ничий, хотя понимал, что она права.— А меня оставишь одного? — продолжал Ставничий.

— Какие глупости! — воскликнула Иванна.— Скоро наладят движение пригородных поездов. Три часа — я здесь. Все воскресенье здесь. И ты сможешь приезжать ко мне во Львов. Ты же сам хотел, чтобы я училась в университете!

— Но теперь другие времена! — нетвердо сказал отец Теодозий.— Кто знает, какие порядки в этом безбожном университете?

— Хорошие порядки, татусю, если мне так быстро ответили! — весело и убежденно сказала Иванна, ища глазами, с кем бы еще поделиться этой новостью.— Мы еще поговорим об этом! — И, заметив вдали подругу, бросилась к ней. — Юльця! — запыхавшись, проронила Иванна.— Ну бачишь, Юльця? Есть правда на земле? — и протянула ей письмо.

Юльця читала уведомление, а за ее спиной вглядывался в текст высокий, стройный хлопец в зеленой тирольской шляпе со щеголеватым фазаньим перышком.

— А видишь, а видишь? Я же говорила тебе — все изменится. А ты все ныла: «Не доведется мне больше учиться. Буду обычной попадьей...» — воскликнула Юля.

— Ты была права, Юлька, курносая и дорогая моя подруга! — целуя девушку, воскликнула Иванна.— Все меняется на глазах.

— Разрешите и мне поздравить вас, Иванна,— сказал парень в зеленой шляпе.— Меня зовут Щирба. Грицько Щирба. Я живу в Нижних Перетоках и вас знаю с виду. Это вы верно сказали: все меняется на глазах. Моего батьку за коммуну в Дрогобыцкой тюрьме гноили, а сейчас вот меня, селянского сына, во Львовскую политехнику приняли. Буду учиться в Дублянах, на агрономическом факультете...

ВСЕ РУШИТСЯ

Неожиданное письмо из Львова разрушило все надежды Романа Гереты на такое, казалось бы, уже близкое обручение и свадьбу с Иванной Ставничей.

— Извините, Ромцю,— сказала она ему просто й деловито,— но я беру свое слово обратно. Не могу я выходить за вас замуж и не хочу вас ставить в смешное положение. Попадянка — студентка советского университета! Да меня засмеют все мои товарки. Не на мне одной свет клином сошелся. У вас есть»время подыскать до рукоположения

хорошую невесту. Вы будете с ней счастливы, а я пойду своей дорогой, той, о которой мечтала все последние годы...

Все это никак не устраивало Герету. Он уже сообщил друзьям по семинарии имя и фамилию своей избранницы. Как же он будет выглядеть в глазах митрополита и председателя консистории,ее генеральных викариев, когда расскажет, что Иванна Ставничая, как говорят в народе, «поднесла ему тыкву» — отказалась выйти за него замуж?

Какой, скажут они на любом из своих ближайших тайных заседаний, из этого Гереты будущий священник, как он может держать в руках своих паству, если влюбленная в него девчонка пошла наперекор его воле и он не сумел ее уберечь от тлетворного влияния Советской власти?

«Нет! Нет! Нет! — сказал он себе.— Не бывать этому! Иванна во что бы то ни стало должна стать моей женой. Иного выхода нет».

И решил действовать тайными, ему одному известными путями, чтобы не вызвать у Иванны протеста, а быть может, и необратимой ненависти.

— Ну что же, на то воля божия,— сказал он смиренно, наклоняя свою красивую голову.— Насильно мил не будешь. Раз панно Иванна решила променять супружеский союз со мной на учение в этом университете, я схожу с ее пути. А другие невесты меня не интересуют. Я сохраню любовь к вам, панно Иванна, в своем сердце и посвящу себя только службе богу, навсегда останусь неженатым...

— Не надо этого делать, Ромцю,— чуть не плача сказала Иванна, понимая, какую боль она принесла своим решением молодому богослову.— Поезжайте в Перемышль, сколько там в епархиальном училище есть красивых и умных попадянок, из них будут хорошие хозяйки и верные жены. Ну, а разве вы не можете подыскать себе невесту из светской среды? Хотя бы в том же самом Львове?

— Не уговаривайте меня, милая Иванна. И в службе богу, запрятав глубоко в душе своей разбитую любовь к единственному на земле человеку, могущему быть моей избранницей, я смогу найти себе утешение и отраду. И пусть вас отныне не волнует судьба моя...

Роман Герета, высокий, статный богослов из села Нижние Перетоки говорил так, а в хитрой своей голове, хорошо обученной многим тонкостям обмана, лихорадочно обдумывал точный, рассчитанный до мельчайших деталей план, которому смог бы позавидовать самый искушенный иезуит...

ДЕЙСТВОВАТЬ!

Спустя неделю, переодетый в штатское, Герета сидел за столиком львовского ресторана «Атлас» на площади Рынок и медленно пил из высокого бокала прозрачное и пенистое львовское пиво.

 Герета не зря выбрал именно это место и дневной час для тайной встречи с тем, кто мог круто изменить его судьбу и спасти его будущее благополучие. На плечах у Гереты был небрежно накинут светло-синий модный пиджак. Серые шевиотовые его брюки были сшиты у модного портного и не были так широки, как у многих приезжих во Львов с Востока, а из-под пиджака выглядывала тоже хорошо сшитая белая шелковая рубашка-апаш. И ни один непосвященный человек не мог бы узнать в этом франте, мирно посасывающем пиво, богослова, решившего посвятить себя службе всевышнему.

 Тот, кого он ждал, его старый школьный товарищ еще по частной гимназии Кукурудзов, Дмитро Каблак, коренастый, широкоплечий парубок лет двадцати пяти, вошел шумно, размашистыми шагами обогнул пустые столики и, протягивая Герете волосатую, загорелую, сильную руку, сказал по-львовски: