Он смотрит на мое горло, пока я глотаю, и на мгновение мне кажется, что я вижу вспышку тепла в его взгляде, нечто более чувственное, а не веселое. Но, прежде чем успеваю сосредоточиться на ней, она быстро исчезает.

Он прочищает горло.

— Я определенно могу помочь тебе в этом. Мог бы даже присоединиться к тебе.

Мы оба допиваем наше пиво, и он встает, намереваясь взять еще. Я внимательно слежу за ним, когда он подходит к бару, смеясь с барменом. Она симпатичная, с веснушками на носу, круглым лицом, и ей, очевидно, нравится Кейр. Он с ней так же дружелюбен, как и со мной.

То, что я чувствую, это не ревность - не совсем. Мне просто интересно, почему этот мужчина решил выпить со мной, а не с кем-то другим. Я сказала ему, полагаю, немного преждевременно, что была здесь не для отношений. Я пришла в бар не подцепить парня. И все же он был очень рад угостить меня выпивкой два раза на этой неделе.

«Может быть, он думает, что ты сексуальная», — говорю я себе.

Раньше именно это я и предположила бы. Но с момента инцидента мне с трудом верится, что какой-то мужчина может хотеть меня. Марк был первым примером, и независимо от того, сколько раз я думала, что между нами все может быть кончено, то, что меня отвергли, все еще причиняет боль. Подобное оставляет на мне практически такой же глубокий след, как и то, что в меня стреляли.

«Отказ порождает одержимость», — также говорю себе, цитируя Тони Роббинса. Да, в последнее время я много занимаюсь самоанализом.

Хотя я вижу, как легко стать одержимой Кейром. Он, безусловно, самый мужественный мужчина здесь, не говоря уже об Эдинбурге. Полная противоположность Марку. В то время как все мои бывшие предпочитали отглаженные рубашки и уложенные волосы, Кейр приверженец футболок Хенли и практичных штанов. Если вы будете думать о защитнике, именно его и будете представлять.

Хотя слишком поздно для этого.

Теперь он идет ко мне с напитками, потоки пены проливаются через край и бегут по его большим рукам. Что-то прячется в его глазах, когда они встречаются с моими, что-то скрытое, и я даю себе слово провести остаток вечера, узнавая о нем больше и наблюдая за ним, как он, кажется, наблюдает за мной.

Затем это случается.

В баре раздается выстрел.

Я кричу и инстинктивно бросаюсь под скамью, ужас наполняет меня, мир становится нечетким и серым.

Должно быть, я хнычу. Испуганный, хриплый звук, как у загнанного животного, исходит из моего горла. Я закрываю глаза и молюсь о том, чтобы все закончилось, ногтями впиваясь в деревянную скамью.

Он нашел меня. В конце концов, он не умер. Он пришел закончить свою работу.

— Джессика, — доносится еле слышный голос.

Рука касается моего плеча.

Я вздрагиваю и открываю глаза. Потолочные светильники светят позади темного лица, и я словно снова смотрю в мертвые глаза Льюиса Смита.

— Джессика, — повторяет он, у него грубый акцент, и я начинаю четче видеть его лицо.

Кейр стоит надо мной, его рука на моем плече. Он приседает на один уровень со мной, другой рукой отводя волосы с моего лица.

— Все в порядке, — говорит он, внимательно глядя на меня. Он выглядит так же испуганно, как я себя чувствую. — Это была просто пробка от шампанского.

Я моргаю, пытаясь понять, что, черт подери, только что произошло.

Пробка от шампанского.

Я была абсолютно уверена, что это был выстрел. Более того, я думала, что переживаю все снова. Думала, мертвые пришли за мной.

И я выставила себя полной идиоткой.

Я пытаюсь успокоиться и сеть. Кейр пытается помочь мне, но я быстро отмахиваюсь от его помощи.

— Нет, я в порядке, — но я не в порядке. Мое сердце вот-вот выскочит из груди. Тем не менее, я должна притворяться.

Мне как-то удается улыбнуться, пока я прихожу в себя, осторожно оглядываясь. Как я и думала, несколько человек смотрят на меня, вероятно, раздумывая, что, черт возьми, не так с этой крошкой, что ей пришлось резко нагнуться и укрыться, когда вылетела пробка от шампанского. Мои щеки горячие и красные, но, более того, я чувствую отвращение к самой себе за то, что настолько уязвима. Возможно, в конце концов, мне и не следовало пропускать встречу.

Но, хотя все есть еще время перейти через улицу, и, хотя логическая, рациональная часть моего мозга говорит мне, чтобы я пришла в себя и пошла, я остаюсь.

На данный момент.

— Что там произошло? — садясь, тихо спрашивает он. Подталкивает мое пиво ко мне. Внезапно мне хочется выпить кучу шотов, схватить бутылку виски и выпить до дна, пока не перестану чувствовать вообще все.

Я надеялась, что он проигнорирует то, что только что произошло, так же, как он проигнорировал мою сестру, которая на прошлой неделе ошиблась и спросила его, состоит ли он в группе поддержки. Я ожидала, что сегодня он спросит об этом, но пока об этом, казалось, он упоминать не собирался, но спросил о том, что произошло только что.

— Ничего, — отвечаю я.

— Ничего? — повторяет он, очевидно не веря мне.

В моем распоряжении много лжи, и все же мне необходимо достаточно много времени, чтобы придумать оправдание.

— Просто я нервничаю, — говорю я ему. — Плохо спала прошлой ночью.

Осторожно смотрю на него. Кейр удерживает мой взгляд, он кажется таким же твердым, как и объятие. У меня нет выбора, кроме как смотреть на него, провоцируя узнать меня, настоящую меня.

Наконец, он говорит:

— Ты не производишь на меня впечатление нервной особы.

— Нет? А какое я на тебя произвожу впечатление?

На его губах возникает улыбка.

— Той, которая обычно не стала бы тратить на меня время.

Теперь моя очередь удивляться.

— Ага, конечно.

— Я серьезно. Ты не просто красивая, Рыжик, ты смелая. Ты ешь таких ребят, как я, на завтрак. И парни вроде меня не станут возражать.

Тогда как мой пульс начал замедляться от ранее испытанного страха, эти слова заставляют его снова участиться. На этот раз кое-что еще волнует меня. Эти чертовы бабочки.

— Нечего ответить на это? — говорит он, дерзко поднимая подбородок, зеленые глаза игриво блестят. — Какой сюрприз.

— Я не ем..., — начинаю я, а потом замолкаю. Независимо от того, что я скажу, прозвучит не очень хорошо. — Неважно.

— О, пожалуйста, продолжай, — поддразнивает он. — 

Мне бы хотелось услышать о том, что ты ешь, а что нет.

Я смотрю на него, совсем не весело.

— Очень смешно. Так или иначе, ты должен быть смелым, если ты калека. Мир неумолим, и, если ты не проложишь себе путь, останешься позади.

Кажется, тени заполняют его глаза, лоб немного хмурится.

— Не уверен, что к тебе следует применять термин «калека».

— Ну, я не могу ходить без костылей, — говорю ему, защитное тепло растет в груди. — И как только на следующей неделе снимут гипс, кто знает, какой женщиной после этого я буду? Мне могут потребоваться месяцы, чтобы снова научится ходить без какой-либо помощи, и я все равно никогда не буду прежней. Я никогда не смогу сделать все эти гребаные вещи, которые я когда-то считала само собой разумеющимися.

Он немного наклоняет голову, оценивая меня сквозь длинные темные ресницы.

— Самое время.

— Самое время для чего? — практически рявкаю я.

Он кивает в мою сторону.

— Для этого. Расскажи мне, как ты на самом деле себя чувствуешь. Ты смелая, Джессика, как я уже сказал. Но эта смелость скрывает что-то в равной степени болезненное и мощное.

Проклятый наблюдательный наглец.

Я громко вздыхаю, словно все это время задерживаю дыхание, и не смотрю ему в глаза.

— Прости.

— Не стоит. Я рад, что увидел часть тебя настоящей.

— Я все время была настоящей, — быстро указываю я, хотя это отчасти ложь.

— Я знаю, — мягко говорит он. — Но у всех есть оболочка. Я просто счастлив, что увидел то, что есть под ней.

В его словах слышится подтекст. Слишком плохо, что эта идея не приводит меня в ужас.

Я меняю тему разговора.

— Так ты говорил, что раньше был механиком. И хочешь открыть свой собственный магазин. Такое чувство, что есть какая-то недостающая часть. Чем еще ты занимаешься? Что еще делал?