— Я много путешествовал, — говорит он, поглаживая свой бокал с пивом. Я обращаю внимание на его руки и то, как он хватает стекло. И ненадолго представляю себе, как эти руки сжимают мою грудь, и как будут ощущаться на моей мягкой коже.

Вау, Джесс, попридержи коней.

Я прочищаю горло.

— Ездил в какие-то в интересные месте? — спрашиваю я, зная, что он говорил об этом довольно расплывчато.

— Интересные, да. Вернусь ли я обратно? Мне потребовалось большая часть жизни, чтобы понять, кочевая жизнь не для меня.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать восемь, — отвечает он.

— И ты путешествовал большую часть своей взрослой жизни?

Он кивает, и его глаза путешествуют по узорам на стенах, словно он что-то ищет.

— Да. Шотландия - дом. Я почувствовал, что пришло время начать все заново.

— Быть ответственным.

— Что-то в этом роде, — говорит он, глядя теперь на меня и слегка улыбаясь. — Мы не можем избежать ответственности перед собой. Или другими.

Ему не нужно напоминать мне об этом. Прежде всего, если бы я не ощущала ответственность за Кристину, не уверена, что жила бы в Эдинбурге. Я люблю этот город, но в последнее время, даже до происшествия, у меня была сумасшедшая идея собрать вещи и уехать. Сбежать и начать все с начала. Теперь, как никогда раньше, я ощущаю себя привязанной к этому месту, словно я раненное животное с одной ногой в капкане.

К счастью, Кейр меняет тему на более безобидную. Мы говорим о погоде и о том, что никто из нас не видел большую часть Шотландии, за исключением Эдинбурга, Глазго и Абердина. Мы говорим о регби, о том, как его кузен Лаклан был одним из звездных игроков в Эдинбурге (и если он тот парень, о котором, я думаю, матерь божья, он горячий. Полагаю, горячие шотландские гены распространяются на всю их семью).

Затем мы говорим о татуировках, потому что у вышеупомянутого Лаклана их очень много. Я упоминаю русалку, которую я набила вокруг лодыжки. Которую, к сожалению, я, вероятно, никогда не покажу снова, учитывая, что она нарисована на моей раненой ноге, и слова Ральфа Уолдо Эмерсона «Никогда не теряйте возможность увидеть что-нибудь прекрасное» на ребрах. Кейр говорит мне, что у него есть несколько штук, но ведет себя очаровательно скрытно, не рассказывая подробности о них.

— Что ж, это несправедливо, — говорю ему, тяжело ударяя ладонью по столу. — Я только что рассказала тебе о своих.

Он допивает свое пиво и вытирает рот ладонью.

— И это была твоя ошибка.

— Дай угадаю, поясница? Племенная татуировка в нижней части спины? — дразню я.

— Тебе придется найти их самостоятельно, — говорит он. Голос его низкий и грубоватый, от чего у меня на затылке волоски встают дыбом.

Я начинаю чувствовать себя не в своей лиге. В тот момент, когда я поправляю ноги, боль поражает меня, сразу же напоминая мне, кто я.

— Вероятно, я скоро пойду, — поспешно говорю ему. Время пролетело, и в баре стало тихо, лишь один мужчина разговаривает с барменом.

— Ты легко сдаешься, — замечает он, разочарование написано у него на лбу.

Я хмурюсь.

— Относительно чего?

— Относительно моих татуировок, — говорит он. — Тебе не любопытно.

— Мне любопытно, я просто...

— Я тебя испугал.

Быстро качаю головой, ненавижу, что он снова оказывается прав.

— Нет, ты меня не напугал. Я...

— Почему бы тебе не поужинать со мной? — прямо спрашивает он.

Теперь я ошеломлена. Мне так же должно быть страшно, но я ощущаю тепло от этого приглашения.

— Хм, я так не думаю, — понимаю, что отвечаю ему.

— Я знаю, как ты себя чувствуешь, — говорит он мне. — Знаю, ты только что закончила отношения. И в курсе, что тебе не нужны еще одни. Понимаю, что тебе не любопытно узнать о моих татуировках самостоятельно. Я все понимаю.

Тьфу. Но он не понимает. Потому что мне чертовски любопытно, и, если бы это зависело только от моего эго, тела, моей похороненной, долго игнорируемой похоти, я бы абсолютно точно сказала «да».

— Я все это знаю, — продолжает он. — Но это не значит, что мы не можем поужинать друг с другом. Ты мне нравишься, Джессика. Я хотел бы узнать тебя получше. Не по воле случая. А сознательно. Как друга, если не остается ничего другого.

— Мужчины и женщины не могут быть друзьями, — упрямо говорю я. — Особенно это касается привлекательных мужчин и женщин, которым нравится вместе выпивать в барах.

— Никогда не узнаешь, если не попробуешь.

Что-то сжимается у меня в груди, словно сердце тянется к нему. Словно оно говорит мозгу сдаться и следовать за ним.

Я достаю телефон и смотрю на время, мне необходимо взять себя в руки, пока моя сила воли не отказала мне.

— Мне надо вызвать такси.

В течение долгого времени Кейр наблюдает за мной. Тишина, напряженность между нами, оседает как туман. Затем он поворачивается и щелкает пальцами в сторону бармена, прося ее взывать мне такси.

Он поворачивается ко мне, открывая ладони так, словно говорит, что он пытался, и произносит:

— Жаль, что я не смог убедить тебя. Может быть, тогда я еще увижу тебя. Если удача окажется на моей стороне.

— Может быть, — говорю я ему, и вспоминаю, что именной я говорила в последний раз, когда ушла.

Будучи настоящим джентльменом, он помогает мне подняться на ноги, и я позволяю ему, чувствуя себя ужасно за то, что отвергла его. Я знаю, что проведя месяцы в одиночестве, я оглянусь в этот момент и пожалею, что не сказала «да».

Но я также знаю, что еще не готова рискнуть. Если взрыв пробки от шампанского ассоциируется с выстрелами и заставляет меня спрятаться, в ближайшее время я буду чертовой катастрофой.

Он провожает меня на улицу, и я последний раз вдыхаю его аромат, что-то ментоловое и пряное, как зубная паста с корицей.

Такси подъезжает практически сразу, и вдруг приходит время прощаться.

— Спасибо за выпивку и компанию, — говорю я Кейру, протягивая руку.

Он берет мою руку в свои ладони, его хватка твердая и теплая, а затем наклоняется. Я задерживаю дыхание, когда он нежно прикасается губами к моей скуле, а затем шепчет мне на ухо низким голосом, от которого дрожь пробегает по позвоночнику:

— Если тебе когда-нибудь понадобится компания, ты знаешь, где меня найти.

Затем он поворачивается и спускается по лестнице, его большое тело исчезает в теплом пабе.

Минуту я наблюдаю за ним, мой мозг, сердце и тело борются друг с другом, прежде чем открываю дверь и сажусь в такси.

«Сент-Винсент» и загадочный человек, находящийся внутри, исчезают, когда мы двигаемся вверх по темным улицам Эдинбурга, уносясь в ночь.

Я не могу это сделать.

Не могу.

— Вставай, Джессика, — говорит мой физиотерапевт монотонным голосом. Обычно я терплю ее прямолинейность по отношению ко мне. Обычно такое отношение придает мне храбрости, делает меня сильнее.

Но не сегодня. Потому что у меня нет сил. Я на полу, а она нет.

Она заставляет меня работать на износ. Раздвигает пределы моих возможностей. Говорит мне, что после этого все будет лишь сложнее. Гипс помогает мне, и, когда через несколько дней его не будет, вот тогда начнется настоящая работа.

Но если он и помогает мне, сегодня я не ощущаю никакой поддержки.

— Вставай, — повторяет она, а затем отпихивает ходунки с дороги. — Твои дни стабильности подходят к концу. Ты должна быть готова.

Я смотрю на нее, лицо красное и сердитое. Разве она не может понять, насколько мне уже тяжело? Я лежу на линолеуме в ее кабинете, руки вытянуты вперед (хотя последнее, что вы должны делать, когда падаете, это выпрямлять руки). Я распласталась, левая нога болит от лишнего напряжения, а кости правой ноги ноют.

— Ползи, — говорит она, скрестив руки на груди и глядя на меня поверх очков в черепаховой оправе, — Ты учишься и падать и вставать.

Для акцента она снова ударяет ходунки, пока они не падают.