— Не будь я капитан команды, — сказал Николай Саше Арсенову, — если этот парень не футболист, и к тому же хороший. — И направился к незнакомцу.

— Коля, — восторженно встретил брата Виктор, — к нам из Москвы футболист приехал!

«Вот здорово, если это форвард», — подумалось Николаю. Сегодня ему решительно некого было поставить в линию нападения.

— Путимов Павел, — представился приехавший.

— А вы в какой команде и в качестве кого играли в Москве? — живо спросил его Николай.

— Девятым номером в команде МИИТа.

— Милый мой, Путимов Павел, да вы как с неба к нам свалились! — воскликнул Николай. — Пойдемте!

— Куда?

— Там увидите, — шутливо ответил он, увлекая за собой Павла.

— Бутсы и форму товарищу, и побыстрей, — приказал Николай завхозу. — А вы, — обратился он к Путимову, — быстренько переодевайтесь — и на поле! Сегодня мы с вами с Ковровом играть будем.

— Да что вы, — запротестовал было Павел, — вы же меня в игре еще не видели!

— Разговорчики! — с напускной строгостью сказал Николай, явно кого-то копируя, и рассмеялся. — Мы ждем, — закончил он, скрываясь за дверью.

Гастелло не ошибся в оценке Путимова, в его лице команда приобрела бессменного центрального нападающего, а впоследствии и капитана.

С того дня прошел почти год. Много раз выходил Гастелло вместе с Путимовым на футбольное поле. Вместе делили они и радость побед и горечь поражений. И вот теперь их ждет новая встреча с грозным противником.

Заграничные гости ехали с тем же пароходом. Игроки из далекой Швейцарии спали в отведенных для них каютах, а муромским парням не спалось. Они сидели на палубе и тихо переговаривались. Далеко в стороне плыли робкие огоньки прибрежной деревни.

— До чего же хорошо, Паша! — мечтательно вздохнул Николай. — До чего хорошо! Ты на небо смотреть любишь, да? Я тоже люблю. Оно ведь, как море, глубокое. Ты вот ощущал когда-нибудь глубину пространства над собой? Я ее ощущаю, особенно ночью, когда вот так звезды над головой. Даже жутко иной раз становится. Вот ты, Паша, инженер, человек ученый, скажи: как думаешь, скоро мы полетим к звездам?

Рационалистический ум Павла больше доверял расчету, чем фантазии. Он неплохо знал астрономию, читал труды Циолковского, был знаком с работами ГИРДа. Ой, какими далекими казались тогда перспективы полета в космос!

— Ты знаешь, Коля, — заговорил он, боясь нарушить восторженное настроение друга, — современная техника еще не в силах с этим справиться. Двигатель мы, пожалуй, смогли бы еще сегодня построить, но горючее, материал для камер — это дело будущего; далекого или близкого, никто тебе на этот вопрос не ответит. Быть может, еще и наше поколение окажется свидетелем…

— И не только свидетелем, — убежденно перебил его Николай. — Вот увидишь, я сам буду летчикам внеземных сообщений. К звездам не к звездам, а на Луну, может быть, слетаю. Ладно-ладно… — спохватился он, услышав смешок Павла. — Ты вот говорил мне как-то о каналах на Марсе. Покажи-ка мне этот Марс.

Павел разыскал, недалеко от горизонта, красную, как капелька крови, звездочку.

— Вон он какой! Далеко… — вздохнул Николай.

Так и проговорили они, мысленно переносясь с одной звезды на другую, пока не выкатилось на небо большое круглое солнце. Вместе с солнцем поднялся парень из Берна — капитан швейцарской команды. Высокий, горбоносый, облаченный в клетчатый пиджак и невиданные у нас тогда еще брюки гольф, он был разительно не похож ни на кого из муромских ребят.

— Oh, sind Sie stehen auf? Das ist eine gute Gewöhnheit[1] — воскликнул он, заметив на палубе Николая и Павла и подходя к ним. — Здрафствуйте! Хорошчо. Товарищ, — добавил он, немного подумав, и, исчерпав, видимо, весь известный ему запас русских слов, не спеша направился дальше.

Пароход, не останавливаясь, миновал Благовещенское и подошел к последнему перед Муромом повороту Оки. От устья реки Велетьмы уже были видны тугая зелень муромских садов, сползшая на край бугра древняя Косьмо-Демьянская церковь, мозаика разноцветных крыш.

Гулкий басовый вскрик пароходного гудка распорол воздух над рекой. Надо было идти в каюту собирать вещи. Когда Николай снова вышел на палубу, пароход, вспенивая желтую окскую воду, уже тормозил около веселенького голубого дебаркадера.

В летние месяцы муромские причалы жили кипучей и хлопотливой жизнью. Здесь в эту пору остро пахло каменноугольным дымом, разогретой смолой и свежими рогожными кулями. По нескольку раз в день сюда из Рязани, Нижнего и самой «Белокаменной» причаливали белые, как лебеди, пароходы. Пропахшие горьким машинным потом, буксиры подтаскивали неторопливые караваны барж. Огромные лобастые битюги, увязая в песке, тащили в гору тяжело груженные подводы.

Как и ожидал Николай, сегодня на пристани было особенно людно. Казалось, все несовершеннолетнее население собралось на песчаном откосе. По деревянному настилу прохаживалось районное начальство. За веревочным барьером томились муромские футболисты и наиболее рьяные болельщики.

Под звуки оркестра и приветственные возгласы гости сошли на пристань. После короткого митинга обе футбольные команды разместились на собранных со всего Мурома извозчиках и, сопровождаемые прыткой толпой мальчишек, отправились в город.

Морщась от боли, Николай сидит вытянув ногу. Доктор бинтует ему больное колено. За тонкой перегородкой слышна незнакомая речь — швейцарский тренер дает последние указания своим игрокам.

— Это безрассудно, — говорит доктор, заканчивая перевязку. — После такого ушиба вам еще по крайней мере неделю надо сидеть дома. Ведь болит же?

— Сейчас болит, а выйду на поле — перестанет, — отвечает Николай и, упрямо закусив губу, начинает шнуровать бутсы.

За окном слышится гул, словно шум морского прибоя. Сегодняшний матч собрал небывалое количество зрителей. Красочные, широковещательные афиши сделали свое дело. Всем захотелось посмотреть «первый в истории Мурома международный футбольный матч». Места на скамьях были заполнены до отказа. Толпы мальчишек осаждали забор.

Трибуны встретили игроков долгими аплодисментами. Лица футболистов, одетых в голубые футболки, были решительны. Не меньшей решимостью горели лица гостей, одетых в черно-оранжевую форму.

— Хорошчо! — сказал капитан швейцарцев, пожимая руку Николаю.

— Витте, — ответил Николай, вспомнив одно из немногих известных ему немецких слов.

Они посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись, как два старых приятеля. Улыбка эта успокоила Николая; он внутренне осмыслил, что предстоит им борьба с такими же, как и они, простыми рабочими парнями.

Первые пять минут осторожной игры, когда противники изучают друг друга, подтвердили его мысли. Вон правый край швейцарцев — рослый детина — потерял мяч и стоит, растерянно озираясь, а вон кто-то из гостей промазал по воротам.

— Играем! — крикнул Николай пробегавшему мимо Путимову.

— Факт, — ответил тот, принимая мяч и передавая его Саше Арсенову.

Это бодрое, оптимистическое «играем» стало веселым девизом команды. Ребята забегали веселее, начали увереннее строить комбинации. Тем не менее, несмотря на несколько хороших прорывов с той и другой стороны, на отдых команды ушли, так и не забив ни одного гола.

Второй тайм начался с яростных атак швейцарцев. Казалось, вот-вот сопротивление муромчан будет сломлено и гости безраздельно завладеют полем. Героем этих минут был муромский вратарь Крещук. Трижды трибуны гудели от приветствий в его адрес, когда в невероятных бросках он останавливал «верные» мячи. А гости всё наседали и наседали. Но вот на десятой минуте центральный нападающий швейцарцев неточно сыграл, и мячом удалось овладеть Николаю. Он финтом обошел швейцарца и повел мяч по краю поля. От набегающего игрока в полосатой майке Николай дал продольный пас. Путимов сделал рывок с центра поля, протолкнул мяч между двумя защитниками и с ходу ударил по воротам. Вратарь гостей вытянулся в броске, но поздно: пролетев под самой планкой, мяч ударился в сетку.