Песнь VII

В песне седьмой поется о кроткой мольбе Лиона,

Тайном ложе Семелы и пламени диевой страсти.

Вот, дабы плод появился неиссякаемой жизни,
В борозду женскую семя мужское, что все зачинает,
Эрос, любви прародитель, бросает за пахотой в землю.
Во всекормящей природе в рост пустилися корни:
Огнь смешался с землею, с воздухом влага сплелася,
В четверояком слиянье род людской нарождался.
Только вот смертное племя преследуют, видно, несчастья,
Горе и всякие беды, и нет скончанья заботам.
Для всемогущего Дня счастья не знавшее племя
10
Злополучное родич природы, Айон, выставляет.
Шва родового Отец на бедре, Дионисом чреватом,
Не распустил в то время, чтоб сын на свет появился,
Утешитель злосчастий людских; аромат возлияний
Винных в токах воздушных небес еще не струился
С жертвенников, и Хоры, Ликабанта быстрые дщери,
Из травы для бессмертных венки сплетали без песен.
Надобно было вина... Какое же будет веселье
В пляске и песне без Вакха? Только вино и чарует
Очи, когда в исступленной пляске, в круженье с прыжками
20
Вдруг зайдется плясун, ударяя пятками оземь;
Вместо речи звучащей - пясти, персты или перси!
К Дня стопам припав, разметав серебристые кудри,
Ключник племен человеков, Айон изменчиволикий,
Пряди космато-густые брады распустивши привольно,
Зевсу взмолился умильно: главу преклоняет он долу,
Гнет с мучением тяжким спину, вытянув выю.
Падает на колена, долгие пясти подъемлет,
Старец, пастырь извечной жизни, так просит Зевеса:
"Зевс владыка, на муки взгляни омраченного мира!
30
Видишь, Отец, Энио разорила круг обитанья,
Преждевременно срезав колос младости быстрой,
Нет, и потоп не схлынул, сгубив за собой все живое,
С неба поток ливненосный льется влагой обильной,
Водовороты бушуют, Мене самой угрожая!
С жизнью прощаюсь я смертных, править боле не буду
Доли кормилом небесным, боле не буду вселенной
Мольбы внимать и пени, пускай другой из Блаженных,
Божество помогучей, жизнью извечною правит,
Бремя годов бегущих пусть снимут - меня не заботит,
40
Истомленного мукой, род смертных многострадальный!
Разве мне старости мало, сменяющей медленно младость,
Силы сосущей из мужа, выю сгибающей долу -
Вот он идет согбенный (ноги его уж не держат),
Опираясь на посох, опору обычную старца!
Разве судьбы не довольно, нередко бросающей в Лету
Жениха после пляски свадебной вместе с юницей
Узам не должно ли брачным вовек пребывать нерушимым?
Знаю, сколь мил и любезен брак честной, где лепечет
Бога Пана сиринга с авлосом богини Афины!
50
Что же тогда в том проку, если у брачных чертогов
Семиструнной форминги песнь полнозвучная плещет?
Нет, не преграда пектида заботам. Даже сам Эрос
Хоровод остановит и светоч свадебный бросит,
Коли увидит: и брачный пир уже нежеланен!
Пусть возрастет, коль молвишь, корень, дающий забвенье
Горестям смертных злосчастных... Да хоть бы Пандора вовеки
Пифоса не открывала небесного, племени смертных
Сладкое зло обольщения! Сам Прометей, всезаступник
Рода людского в несчастьях, повинен в причине сих бедствий.
60
Лучше 6 вместо истока бед, огня, он похитил
С неба сладостный нектар, что радует сердце Блаженных,
В дар принеся человекам, чтоб горести жизни рассеять
Это питье, чтоб заботы избыть, одолевшие землю!
Что же, презри волненья жизни тревожной, предайся
Празднествам и пированьям мрачным... Да мыслимо разве
Призрачным обольститься дымом без возлияний?"
Так изрекал сей старец. В безмолвии долгом раздумий
Зевс премудрый разум свой изощрял в размышленьях,
Мыслей узду отрешивши. И по веленью благому
70
Мысли рядами теснились в его голове многоумной.
Вот, наконец, измолвил Кронид и слово Айону,
Речь провозвестная взмыла над сердцем пророческим мира:
"Отче, пастырь годов неисчетных бегущих в тебе же,
О, не гневися! Ведь смертных род, столь рано погибший,
Не прекратится, взрастет он, подобно лику Селены!
Нектар оставь Блаженным, оплотом утешным для смертных
Сладкое станет вино, подобное самотечной
Нектара влаге струящей. В горести мир пребывает
Этот, пока не рожу я единородного сына.
80
Сам по себе я родитель, его в бедре доношу я,
Боль претерплю родовую, спасая родов причину.
Ныне по знаку Део, богини полей и угодий,
Вскроются тучные почвы от жениха их, железа,
Класов отец породит дитя сухое от пашни,
Сын мой блистательнодарный тогда и высадит в землю
Благоуханный и влажный плод целящего лета;
Вакх, утолитель печалей, гроздь, гонящую скорби,
Явит, соперник Деметры. Хвалу вознесешь мне, увидя
Как лоза заалеет, росою гроздной налившись,
90
Вестницею веселья, как мнут селяне в давильне
Тяжкой стопою грозди в пору позднего лета,
Как Бассариды толпою, пястями потрясая,
С криком несутся по долам, волны волос распустивши,
Как помутившись духом, вакханствующее застолье
Вопль испускает блаженный (за чашей следует чаша),
Превознося Диониса, заступника рода людского!
Он же, победный в сраженьях, свершит свой путь средь созвездий
После с Гигантами битвы, после победы над Индом,
Подле Зевеса взблистает зарницей, взнесенный на небо,
100
Бог лозы виноградной, в венке плющевом темно-алом,
И со змеею вкруг кудрей обвившейся кольцами тела,
В этой змеиной повязке, знаке божественной мощи,
Ровня богам блаженным, он назван будет средь смертных
"Дионис виноградный" (словно "Гермес златожезлый") ,
Словно "Медный Арей" и словно "Феб стреловержец"!"
Молвил Отец, и Мойры с ним согласились. На это,
Вестницы дней грядущих, кивнули быстрые Хоры.
Тут они оба расстались, один направился в домы
Гармонии, другой же к дворцу пестроцветному Геры.
110
Эрос, мудрец неученый, пастырь старца Айона,
В темные двери стучит праначального Хаоса громко,
После колчан вынимает дивный, кованный богом,
В нем лишь одном храниться могли те стрелы, что в Зевсе
Страсть пробуждали к женам земным, огненосные стрелы,
Счетом двенадцать... Вот Эрос пишет слово златое
Каждой - свое на спинке колчана, что полон желаний:
"Первая Зевса сведет на ложе Ио волоокой,
Тура-похитчика женит вторая на деве Европе,
Третья к свадьбе с Плуто принудит владыку Олимпа,
120
Ко златому супругу четвертая кликнет Данаю,
Пятая огненный брак готовит юнице Семеле,
Неба царю, орлу, шестая подарит Эгину,
Антиопу седьмая Сатира ликом обманет,
Приведет восьмая к лебедю Леду нагую,
А девятой удар обольстит перребийскую Дию,
Дрот же десятый ночь Алкмены чарой утроит,
А одиннадцатой прельстится Лаодами́я,
Олимпиаду отдаться последняя трижды принудит!"
Все осмотрел бог Эрос, каждую стрелку проверил,
130
Но отложил другие с огнепышущим жалом,
Пятую выбрав: на пламень тетивы налагает,
Плющ обвивает вкруг жала пернатого огненной стрелки,
(Чтоб увенчал потом божество виноградное), после
Острие он в кратеры с нектаром окунает,
Дабы как нектар сладок был Вакх осенней порою!
Вот направился Эрос к Диеву дому проворно...
Дева ж Семела проснулась с зарею розоволикой,
И над упряжкою мулов бичом из сребра заблистала,
Их погоняя и в прахе улиц прямой оставляя
140
След от круглых колес своей благозданной повозки.
Гипноса крылья, забвенье дающие, с глаз ее спали,
Дух же девы блуждал в пророческом сновиденье:
Куст с зеленою ветвью примстился ей в вертограде
Некоем, с гроздию тяжкой на пышнолистных побегах,
Гроздь, налитая соком, на ветвях тех поспевала,
Плодоносной росою Крониона бога омыта.
Вдруг с поднебесья упавший огонь охватил это древо,
Наземь повергнув, но грозди новой нисколько не тронул.
Некая птица, раскинув крыла, сию гроздь похищает
150
Недозревшую с ветви, с места рожденья, Крониду
Зевсу тут же подносит - Отец к груди благодатной
Плод прижал, а после зашил в бедро, и явился
Юноша вместо грозди, быку рогами подобный,
Он из бедра Зевеса в полной силе родился!
Древом была Семела... В страхе дрожащая дева
С ложа вскочила, и в ужас повергнув отца, рассказала
Сон о ветви зеленой, об огненосном дыханье.
От Семелы услышав о древе, от пламени павшем,
Кадм-владыка трепещет. Зовет он дивного сына
160
Харикло, на рассвете говорит с ним о сне огненосном.
Выслушав божий оракул из уст Тиресия, тут же
Дочерь он посылает во храм родимый Афины,
Дабы принесть Громовержцу, метателю огненных молний,
В жертву быка, подобье рогатое бога Лиэя,
Также козла, что враждебен лозе, подъедая побеги.
Вот причина поездки: алтарь возжечь, дабы жертву
Зевсу свершить Громовержцу. При поднесении жертвы
Брызгала кровь святая, лоно Семелы кропила.
Юную деву кровавый ток омывал, и все кудри
170
Увлажнилися кровью, намокли хитон и повязки.
После, поросли мимо густых тростников, направляет
Путь к родимым водам близлежащим Асопа
Дева в грязной одежде, дабы в реке быстроструйной
Смыть все бурые пятна с забрызганных кровью покровов.
Новый испуг ожидает ее. С высокого брега
Предается она реки охранительным струям
Быстрым и страх оставляет, внушенный ей сновиденьем.
Нет, не без божией воли она окунается в воды
Резвые, речки этой, вели ее вещие Хоры.
180
И завидев Семелу, омытую влагой Асопа,
Мимо летящая дева Эринния громко смеялась,
Мысля Крониона подле, мысля их общую участь:
Ибо низвергнут обоих громы палящие Зевса.
Дева в то время купалась, служанки ей помогали
Плыть, рассекая руками быструю влагу потока.
Ловко (ей было привычно) главу Семела держала
Высоко над волнами, до самых волос погрузивши
Тело в струистый поток, а грудью волну разрезая,
Сзади стопами взбивала обеими воду речную.
190
Не ускользнула от взоров всевидящего Зевеса
Дева. С высот поднебесных ее он взглядом уметил.
Эрос, податель жизни, свою тетиву напрягая,
Встал перед ликом Отца, взирающего на Семелу,
Несравненный стрелок. Под стрелкой, плющами увитой,
Тетива засияла - вот лук до предела натянут -
Дрот искусный слетает со звоном, рождающим отзвук.
Зевс всемогущий мишенью являлся. Эрос же, крошка,
В шею владыку уметил. Мерцающею звездою
Стрелка эротов вонзилась в тело с трепетом брачным,
200
К сердцу Дия приникла, ведая умысел тайный,
Бурно прошла до бедра до самого, провозвещая
Будущее рожденье бога. Тут-то Кронион,
Не отводя своих взоров, что сердце отдали страсти,
Загорелся любовью, язвимый волшебным желаньем.
Только узрев Семелу, себя вопросил: не Европа ль
Явлена пред очами снова? Мукой сердечной
Мучается, не забыл финикиянки. Так же прекрасна
И Семела, в ней то же сиянье, как в сроднице, блещет
Красоты несравненной, даруемой лишь от рожденья.
210
Зевс-Отец пустился на хитрость: в орла обратившись,
Страстью к Семеле томимый, летит, помавая крылами,
Высоко над Асопом, потоком многодочерним,
И, уж предвидя с Эгиной крылатую свадьбу, он блещет
Взором, орлиной повадке в воздухе подражая.
Он с поднебесья спустился, приблизился к брегу речному,
Взглядом окинул нагую прекраснокудрявую деву.
Нет, оставаться не надо вдали, наслаждайся видом
Девы с белою кожей столь близкой, чтобы возжечься
Страстью, приблизиться надо, чтоб взором острым измерить
220
Созерцателя целой вселенной и миропорядка.
Он не довольно ее разглядел, непорочную деву!
Розовой кожей сияла она сквозь темную влагу,
Струи речные предстали лугом прелестным, где блещут
Красотою Хариты. Одна нагая наяда
Выглянув из потока, кличет вдруг в восхищенье:
"После Ки́приды древней серпом отца оскопивший
Новый Кронос какой же ныне пену взбивая,
Снова ведет к рожденью влагу обретшую облик,
Он ли помог явленью младшей морской Афродиты?
Можно ль речному потоку с плодным морем сравняться,
230 [231]
Можно ль ему те зыби поднять самородные, где бы
Родилася другая Киприда - точно как в море?
Ах, возможно ль, чтоб Муза какая покинула склоны
Геликона и в глуби отца моего опустилась?
Ради кого оставляет конный ключ пегасийский
Или воды Олмея... О нет, то в водах простерта
Среброногая дева, плывущая вниз по теченью!
Нет, наверно, желая взойти на латмийское ложе
Эндимиона, вечно не спящего козопаса,
240
В аонийских ручьях омовенье свершает Селена!
Если для своего любимца пастыря водах
Моется, что ей в Асопе, текущим в поток Океана?
Если она сияет красой белоснежного лика,
В чем отличье от Мены? Распряженные мулы
Вольно пасутся на травах, возок же среброколесный
Рядом стоит, у брега. С ремнями яремными ига,
Бычьей упряжки возница, богиня Селена не знает!
С неба явилась богиня? Ибо, мнится мне, вижу
Отблеск светло-зеленый глаз глубоко-спокойных.
250
Может, вражду презревши с Тиресием старцем былую,
Плещется, скинув доспех, ясноокая дева Афина?
Дева с розовым ликом красой божества обладает!
Если же лоно смертной сияющий плод породило -
Дева такая достойна Крониона страсти небесной!"
Так она говорила, в водах глубоких ныряя.
Зевс, обуянный стрелою огненной страсти любовной,
Жадно смотрел на руки белые девы плывущей.
Он поводил очами кругом, без конца озираясь,
То сияние лика белого подстерегая,
260
То волоокого взора отблеск впивая пресветлый,
Всматривался в струенье волос, поджидая, когда же
Белая шея из прядей юницы нагой засверкает.
Боле всего любовался он грудями - ибо, нагие,
Стрелами были эротов, направленными на Кронида!
Телом ее восторгался, не смея разглядывать только
Скромное девушки лоно (тут взгляд отводил он стыдливо).
Мысль всевышнего Дня покинула, плавая вместе
С юной Семелой в потоке. Как и многажды дотоле,
Пламенем жарким желанья зачарованный, страстью,
270
Сыну отец уступил: ведь Эрос-малютка стрелою
Малою воспламенил метателя громов и молний!
Не помогли ни ливни, ни огненные зарницы
Своему господину, и был повержен небесный
Пламень малою искрой не знающей битвы Пафийки!
Эрос нагой, без доспехов, пробил и щит волокожий,
Бился и пояс с эгидой... Перун же, рождающий отклик
Громко-рокочущий - раб колчана, где страсть зародилась.
Зевс от волшебной стрелки любовью к Семеле охвачен -
Оцепенел, ведь с восторгом соседствует пламень любовный!
280
В небо решился вернуться Зевс, высочайший владыка,
Замысел хитрый задумав, принял свой истинный облик.
Пылким желаньем томимый взойти на ложе Семелы,
Взгляд подъемлет на запад - придет ли сладостный Веспер...
Он бранит Фаэтонта, тянущего с наступленьем
Вечера и, удрученный любовью, так он вещает:
"Ночь, уйдет ли Эос завистливая с небосвода?
О, возжигай же светоч, горящей для страсти Зевеса,
Светоч, что предвещает ночного скитальца Лиэя!
290 [289]
О, Фаэтонт-ревнивец меня преследует, разве
Он к Семеле пылает, завидуя страсти любовной?
Гелий! Помилосердствуй, коль жала эротов изведал!
Что ж ты не погоняешь бичом коней нерадивых?
Знаю я средство другое ускорить ночи явленье,
Если б желал, и тебя, и Эригенейю я б спрятал
В тучах, ты б скрылся, и Ночь густая днем воцарилась,
Ночь, споспешница страсти нетерпеливого Зевса!
Звезды б под Солнцем сияли, с моим повелением вечный
Спутник эротов, Веспер, взошел бы, не закатился!
Ну же, влеки на закат Эосфороса, спутника Солнца,
300
Мне и себе свою милость яви, насладися с Клименой
Ты всю ночь напролет, а я проникну к Семеле!
О, запрягай же повозку, молю, светоносная Мена,
Испусти же сиянье, что бодрствует над древами,
Страсть моя предвещает рождение Диониса -
Поднимись над прекрасным и милым домом Семелы,
Вместе с звездою Киприды сияй, ибо так я желаю,
Ночь счастливую страсти сделай для Зевса длиннее!"
Слово такое измолвил Отец, томимый любовью.
Гелий, молению внемля, одним прыжком неизмерным
310
Землю пересекает, влажному мраку ночному
Уступая, и Эос заставив с собой закатиться!
Зевс же горний, тайно звездные домы оставив,
Поспешает к Семеле. В невидимые плесницы
Он обулся и прянул чрез путь подлунный мгновенно,
После у Фив оказался, влекомый словно пернатой
Мыслью и вот уж стремится по залам дворца поскорее
Пронестись, и пред ним замки словно сами спадают.
Вот заключает Семелу в нежные узы объятий,
И над ложем нависнув, мык быка испускает!
320
Тело в нем человечье, чело же с парою бычьих
Рожек - будто он облик рогатого Диониса!
Вдруг он во льва обратился с гривою густо-косматой,
Вдруг - в пантеру (здесь сына храброго было зачатье,
Сына, водителя львов, пантер укротителя диких);
Вдруг обратился змеею юный супруг и лозою
Виноградною пряди свил с плющевыми ветвями
Цвета пурпурных вин, повязав побегами темя,
Вакхово украшенье! - и змей этот сразу обвился
Вкруг белорозовой шеи девы доверчивой, сладким
330
Язычком изливая ласки, потом опустился
Он на упругие груди, сжав их кольцами плоти,
Брачною песнью звеня и мед изливая пчелиный
Сладостнотерпкий на грудь, а вовсе не яд смертоносный.
Долго Зевс наслаждался, и будто бы рядом с давильней
Вопль "Эвоэ!" испускал, столь милый зачатому сыну!
Бог, обезумев от страсти, устами сливался с устами
Милой Семелы и нектар в лоно Семелы безумной
Изливал, чтобы сыном, царем лозы, разрешилась;
Гроздь, грядущего вестницу Зевс воздымал над собою,
340
Дланию опираясь на жезл, пламенами чреватый.
То, потрясая тирсом, увитым плющом виноцветным,
В шкуру рядился оленью. В ласках любовных теряясь,
Потрясал он небридой на левом плече помещенной...
Вся земля улыбалась, пускала побеги растений,
А виноградные листья опутали ложе Семелы,
Стены покрылись цветами влажноросистого луга
В честь зачатия Вакха- Бромия, Зевс же над ложем
Без облаков громами внутри дворца потрясает,
Дабы вещать о грядущих тимпанах Вакха Ночного.
350
Зевс к Семеле со словом ласковым обратился,
Будущее предвещая соложнице, деве прекрасной:
"Знай же, Кронид - твой любовник! И с небожителем, с богом
Ты спозналась! Так выше гордой главою, юница!
Страсти больше чем страсть моя не найдешь среди смертных!
И с тобой не сравняться Данае! Затмила своею
Страстью ты и союз с быком Европы, отцовой
Кровной сестры, насладившись с Зевесом любовью, та дева
К Криту направилась - ты же на небо вознесешься, Семела!
Большего невозможно желать, чем звезды и небо!
360
Скажут однажды люди: почтил особо Кронион
Миноса под землею, а Диониса - под небом!
Смертный сын Автонои, отпрыск Ино - все погибли;
Первый затравлен псами, второй от родителя принял,
Детоубийцы, смерть, причиненную дротом пернатым.
Недолговечный отрок растерзан безумной Агавой -
Пусть же родится бессмертный, и станет Семела богиней!
Ты, о благая, на радость богам и людям младенца
Породишь, что забвенья подаст в злосчастье и горе!"

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: