Поиск
Песнь VIII
В песне восьмой поется о злобной ревности Геры,
Также о пламенном браке Семелы и Зевса-убийцы.
Слово промолвив такое, бог на Олимп возвратился,
Но и в высокостенном дворце вспоминает он деву,
К Фивам стремится желаньем боле, чем к небу, эфирный
Дом для Крониона девы-Семелы жилище, служанки
Кадма для Зевсовых мыслей - быстрые дочери, Хоры!
Вот от пламенной страсти брачной, исшедшей от неба,
Стала она тяжела - округлилось чрево Семелы,
В честь божества Диониса венколюбивого стало
Мило венков плетенье; из плюща плетеницы,
10
Словно вакханка, на плечи и голову возлагает
(Вот Бассариды накидка!); в честь жен, что вот-вот разродятся,
Жен капризных, стала Киссою величаться.
Но и носящая в чреве тяжкого божьего сына,
Только заслышав сирингу старого козопаса,
Песнь, средь скал и утесов будящую отзвук ответный,
Тут же, безумствуя, дева в хитоне простом убегала,
Только двуустой свирели почуяв средь долов призывы,
Тут же бросалась, босая, прочь из высокого дома,
В чащи бросалась лесные, в поросли горного склона;
20
Если бряцали кимвалы - мчалась в неистовой пляске
Дикой по лугу кругами, прыжками высокими дева,
Если внимала мыку быка со лбом круторогим,
Бычий мык вырывался из нежной глотки девичьей;
Часто в горных ущельях напевы Пана безумным
Гласом подхватывала, становилась сородницей Эхо;
Часто, заслышав пастушью дудочку роговую,
Тут же плясать принималась. Дитя зачатое тоже,
Все понимая, во чреве материнском пускалось
В пляс, обезумев от дудки; слышал песни пастушьи,
30
Что отражались в утробе, еще не рожденная детка!
Так во чреве, сулившим младенца мужеска пола,
Вестник веселия рос, разумный малютка - вкруг девы
Служки Крониона, Хоры, вечали и звезды, и небо.
Фтон же, зависти бог, следя за ложем владыки,
Высочайшего Зевса, за мукой Семелы, зачавшей
Вакха, божьего сына, к младенцу в утробе ревнует,
Сам своим ядом отравлен, что губит любовь и терзает:
В сердце своем замышляет замысел злой и коварный.
Принял он ложный облик воинственного Арея,
40
Сотворил и доспехи, и цветом отравного корня
Щит воловий окрасил, изобразивши кровавый
След сраженья, и словно убийца он многих героев,
Пальцы обманные в краску алую окунувши,
Руки кровавит, словно в битве они обагрились.
После он испускает вопль ужасный из глотки,
Вопль, способный развеять ряды воителей грозных;
Речью обманной и бурной волнует он разум Афины,
Гнев разжигает и ревность в сердце завистливой Геры,
И такими речами обеих богинь укоряет:
50
"Гера, ищи в поднебесье другого, получше, супруга,
Зевса взяла Семела, ради милостей ложа
Девы предпочитает он семивратные Фивы
Небесам семислойным, вместо Геры в объятьях
Дий чреватую деву земную ныне лелеет!
Где ж материнская ревность? Где гнев твой и ярость, богиня,
Что покарает Семелу - иль чувства эти ослабли?
Где беспощадное жало овода? Разве телицу
Боле не гонят за море? Разве же пастырь твой, Аргус,
Чьи неисчетные очи гонят прочь сновиденья,
60
Не стерегут уж ложа тебе изменившего мужа?
Что мне дом на Олимпе! На землю я возвращаюсь.
Отчее небо оставлю, в родимую ныне отправлюсь
Фракию, дабы не видеть матери боль, оскорбленной
Зевсом, мужем неверным. Если когда он нагрянет
В край мой, влекомый любовью к прелестнице бистонийской,
То узнает, как может Арей яриться, ведь нашим
Копнем смертоносным для дерзкого рода Титанов,
Я прогоню Кронида, что обезумел от женщин.
Он бесчестит юницу - вот вам мое обвиненье!
70
Так отомщу я, по воле собственной, Геры бесчестье!
Он, сочетался браком с земными женами, звездный
Свод блестящий заполнил плодами собственной страсти
(О, да простит меня небо!) - домом сделал для смертных!
Я ухожу. Разве в высях Каллисто не мелькает
Там, где блистает созвездье аркадской Медведицы с гривой?
Семипутье Плеяд ненавижу! Электра с Селеной
Там сверкающей вместе долит меня горькой обидой!
Что ж ты, Гера, спокойна? С ложа Лето ненавистной
Ты погнала Аполлона - и щадишь Диониса?
80
Деве Тритогенейе помог ты, Гефест, народиться -
Только в бедре от жены незаконной сына доносит
Зевс, и сам породит, и будет отпрыск сильнее...
Нет в топоре твоем нужды! Так подчинись же, Афина,
Не прославляй ты Зевеса главы беременной боле,
Ибо сие рожденье мудреное Дионису
Будет казаться смешным: рожденный от смертного корня,
Станет он жить на Олимпе, как и богиня Афина,
Славу затмит Паллады, не знавшей матери девы.
Стыдно мне мысли единой, что смертный станет смеяться:
90
"Зевс дал битву Арею, веселье дал Дионису!‟
Вот я и оставляю Кронида детям побочным
Свод небесный, а сам удаляюсь, пусть Истра замерзший
Ток увидит владыку, блуждающего по дорогам,
Нежели кравчего Зевса, кудрявого Ганимеда,
Пастуха на Олимпе, у самого Пергама встречу
Гебы небесной супругом, девы с винною чашей,
Нежели я Семелу и Вакха на небе увижу
Иль Ариадну земную в венце небесных созвездий,
Рядом идущую с Солнцем, подле Эригенейи.
100
Тут остаюсь, чтоб не видеть Кита и серпа Персея,
Иль Андромеды лик, иль око Горгоны Медусы,
Коих Кронид пристроит еще в небесах напоследок!"
Так говорит и смущает ум самородной Афины,
И разгорается злоба Геры и тяжкая ревность.
Фтон стремительно прянул, коленами острыми взрезал
Воздух, несясь по воздушным тропам. Для рода же смертных
Он проносился по небу подобно струям тумана,
Вооруженный коварством и злобным духом тельхинов.
Не дремала и злоба тяжкая Зевса супруги.
110
Прянула бурной стопою, небо пересекая
Пестрое, все в созвездьях, пылавших пламенем ярким,
Неисчислимые веси повсюду земные минуя,
Только б найти Апату, умыслов полную злобных.
Вот с высоты диктейской, милой всегда корибантам,
Гера Амнис узрела поток, дарующий жизни,
Там, в горах, и наткнулась она на богиню обмана,
Ведь Апата жила у мнимой гробницы Зевеса,
Милая критянам, ибо лгут всегда эти люди!
Пояс кидонский богини стягивал узкие бедра,
120
Изображенье там было всего, что смертных прельщало:
Все воровское лукавство, лести искусной беседы,
Хитрости и обманы, возможные при коварстве,
Также и лживые речи, что ветер по воздуху носит!
Вот к злоковарной Апате со словом лукавым богиня
Хитроумная Гера, Зевесу мстя, обратилась:
"Здравствуй, с сердцем коварным, рекущая речи коварства,
Здравствуй! В искусном притворстве Гермеса ты превосходишь:
Дай же мне пояс обманный, с помощью коего Рейя
Бедра свои обернувши, мужа запутать сумела!
130
Не поднесу я Крониду каменной глыбы какой-то,
Не обману я супруга какой-то мнимой скалою,
Нет, лишь дева земная гнев возбуждает и ложе,
Из-за коего небо Арей оставляет во злобе;
Что мне званье богини, когда какою-то смертной
Зевс уведен, отторгнуть коего мать Аполлона
Не смогла; Высочайший более не был с Данаей,
После того, как из медной темницы вызволил деву,
Та супруга бранила и дождь его златоносный,
И получила в подарок брачный соленую пену,
140
В ларчике этом медном плывя по воле течений!
Снова на Крит не вернулся Телец олимпийский по волнам,
Выйдя из брачных покоев, Европы он боле не видел;
Даже Ио, телица, плыла, гонимая слепнем!
Даже богини браком полностью не насладилась!
Даже Лето, понесши во чреве, долго скиталась
По островам округлым, на месте отнюдь не стоящим,
По зыбям беспокойным негостеприимного моря,
Только с великим трудом смогла разродиться у пальмы...
Столько Лето страдала - помощи не было мужа!
150
Зевс ради страсти к смертной, что скоро умрет и исчезнет,
Гере, сестре небесной, отказывает от ложа!
Боязно мне, что известный как брат и супруг Кронидаон
Из-за страсти земной меня с Олимпа изгонит,
Геру - соделав Семелу владычицею Олимпа!
Если Крониону Дню ты служишь больше, чем Гере,
И не отдашь мне пояс, что полон чары обманной,
Дабы вернуть на небо смогла я изгнанника сына,
К самым дальним пределам отправлюсь реки Океана,
Горние выси оставив из-за Зевесова брака,
160
И к очагу Тефи́и-праматери сяду. Оттуда
К дому пойду Гармонии, с Офисном рядом пребуду!
Ты же почти праматерь премудрую, Зевса супругу,
Пояс мне дай, обольщу я воинственного Арея
Беглеца, чтоб к Олимпу, на небо он снова вернулся!"
Ей откликалась богиня ответным словом искусным:
"Мать Эниалия бога, единая на престоле!
Дам я тебе сей пояс и все, что мне ни прикажешь,
Ибо ты правишь богами, первая после Зевеса!
Вот тебе подпояска, вяжи ее прямо под грудью,
170
Дабы Арея на небо вернуть, а если желаешь,
Ум зачаруй Кронида... Коль надо - и Океана
Гневного! Зевс же, оставив женам земным вожделенье,
Сам вернется на небо по собственному разуменью,
Чарой опутан могучей, обманной моей опояски,
Ибо она сильнее пояса дивной Пафийки!"
Так коварная молвив, исчезла - словно, как ветер
Прянула в воздух, высь рассекая крылатой плесницей
Над диктейским отрогом с пещерой? где бычьи гремели
Древле щиты и с гротом, где древле богиня рожала...
180
В опочивальню Семелы явилась коварная Гера,
Ревностью горькой пылая. Преобразилась в старуху
С речью слащавою, облик кормилицы приняв, что деток
Взращивает и лелеет, Агёнора кто вспитала -
Дал он ей землю и мужа выбрал, отцом ей родимым
Стал, она ж, в благодарность, заботливой стала и верной
Мамкой, и собственной грудью Кадма-младенца вскормила,
И взрастила Европу от самой ее колыбели.
Облик нянюшки приняв, явилася Гера в покои,
Гневаясь на Семелу, Пафийку и Диониса,
190
Хоть он и не родился еще... И вставши у ложа
Страстной любви, устремила взгляд свой на ближнюю стену,
Взор отвратив, лишь бы ложа любовного Зевса не видеть.
Пейсианасса, служанка Семелы, тириянка родом,
Место ее пригласила занять на сиденье удобном,
А Тельксиноя на кресло яркий ковёр подложила.
Там разместилась богиня, зло затаившая, глядя
На Семелу, мученьем томимую близких уж родов.
Только еще не достигла дева срока рожденья,
Так о том говорила бледность ланит и запястий,
200
Прежде таких румяных... Гера, устроившись рядом,
Задрожав всем телом в трепете старческом мнимом,
Головою кивая, выю долу склонила...
Вот наконец старуха нашлась и речью плаксивой,
Слезы лия, разразилась... Вся затряслась, застенала,
Отирая рукою лицо, и лгала, обольщая,
Голосом, льнущим к сердцу, словом таким хитроумным:
"Ах, скажи мне, царица, что ж щечки твои побледнели?
Сталось что с прежней красою? Покой твой кто же порушил,
Угасивши то рденье, что так украшало ланиты?
210
Роза стала почто анемоном, чья жизнь столь непрочна?
Точит забота какая? Иль слышала речи какие
Стыдные, или слухи среди горожан преболтливых?
Ох уж это злоречье из женских ртов, вот беда-то!
Все расскажи, не таися, кто пояс порушил девичий,
Кто из богов обесчестил? Кто твое девство похитил?
Если к моей дочурке Арей пробрался украдкой,
Возлегал с Семелой, не думая об Афродите,
Пусть подойдет к ее ложу, копьем потрясая как даром,
Пусть твоя матерь узнает о грозном воителе муже!
220
Если резвоплесничный Гермаон сей новобрачный,
Ради красы Семелы пусть от Пейто отречется,
Пусть тебе жезл свой предложит, брачный союз закрепляя,
Или тебя украсит плесницами золотыми -
Дар достойнейший к ложу брачному, чтоб величали
"Златоплесничной" Семелу, как Геру, Дня супругу!
Если это прекрасный пришел Аполлон с поднебесья,
Дафну забыв, чтоб предаться любви с Семелою-девой,
Если без всякой утайки слетел он с неба, беспечный,
На возке, лебедей поющей стаей влекомом,
230
Пусть в ознаменованье страсти формингу подарит,
Верный супружества знак! И только формингу увидев,
Кадм-владыка признает кифару горнюю Феба,
Ибо внимал он ей уже на пиршестве брачном,
Где Гармонии свадьбу гимном она прославляла!
Если тебя темнокудрый бог, безумный от женщин,
Силой поял, предпочтя воспетой в стихах Меланиппе,
Пусть приходит открыто, к привратью дворцовому Кадма,
Пусть жениховский трезубец вонзит у самого входа,
Равную почесть воздав и Дирке, воспитавшей дракона,
240
Точно как в Аргосе Лерне, гидру вскормившей, где встретил
Страсть с Амимоной своею, в память сего и истоку
Имя "Трезубец лернейский‟ от имени девы лернейской.
Что же я называю Энносигея супругом -
Разве есть у тебя Посейдона-бога подарки?
Влажною пястью своею Тиро обнимал он когда-то,
Бился изменчивым валом, как будто был Энипеем!
Если промолвишь, что нынче возлюбленный твой - Кронидаон,
Пусть он явится к ложу в сиянии пламенных молний!
В громе великом перунов, дабы промолвили после:
250
"Гера лишь и Семела являются в блеске зарницы!‟
Зевса супруга ревнива, но горя тебе не доставит:
Родич по матери твой, Арей, того не дозволит!
Счастлива боле Европа - ее на бычьем загривке
Зевс умыкал рогатый, гонимый пламенем страсти,
Гребней касался копытом (не в силах достать его влага!),
Эроса малой скорлупкой бык огромный являлся!
Дева владычила - чудо! - владыкой целой вселенной!
Счастлива боле Даная: на лоно ее ливненосный
Зевс золотыми ручьями сквозь кровлю проникнув, пролился
260
Влагой росистообильной ласки любовнобезумной!
Только счастливая дева ласки себе не просила:
Мужа она получила, как дар любовный. Так кто же
Муж твой? Ах, ради богов, помолчи! Как бы Кадм не услышал!".
Молвив, печальную деву в светлице она оставляет,
В ревности и обиде на брак владычицы Геры,
Горько бранящей Зевеса. А Гера, в дом возвратившись
Поднебесный, входит в жилище и видит у трона
Брошенное оружье (как будто ненужное Зевсу!),
Льстиво молвила Гера (как будто слышит оружье!):
270
"Огненный гром! И тебя оставил тучегонитель;
Кто тебя снова похитил? Кто снял тебя снова с владельца?
Ты уворован, гром, но сие не вина Тифоэя,
Беды ты с Герой делишь, новою девой увлекся
Зевс ливненосный, и оба мы брошены им в небреженье!
Ливня земля не дождется, влаги, тучей излитой,
Боле не будет на пашне, засуха поле изгложет;
Колос не вызреет, боле не назовут земледельцы
Тучегонителем Зевса, воскликнут, молясь: "О, бестучный!‟
Звезды, кликайте Дня огненно ликой зарницей!
280
Зевса влюбленного, громы, о други, зовите погромче!
Отомстите за тяжкий позор, терзающий Геру!
К ложу Семелы ступайте! Попросит подарка за ложе -
Станете вы ей подарком, огненные убийцы!"
Так восклицала Гера, жалуясь громам безмолвным;
Оскорбленная, гневом богиня пылала ревнивым.
Дух же Семелы терзался новой печалью обидной:
Молний дева желала, пламенных стражей страсти
И умоляла супруга, всячески упрекая;
С Герой тщилась сравниться на ложе в блеске зарничном:
290
"Ради Данаи, молю я, дождем златоносным омытой,
Милости, муж быкорогий Европы - стыдно Семелой
Зваться, себя я видала только лишь в сновиденье.
Кадма счастливей Акрисий, да и сама я желала б
Свадьбу златую увидеть, о Зевс, мой супруг ливненосный,
Если б матерь Персея меня того не лишила!
Плыть и я бы желала, о бык похититель, на мощной
Хребтовине, чтоб милый брат Полидор меня, долго
Странствуя по далеким краям разыскивал, словно
Некогда Кадм владыка, меня, быком уносимой!
300
Только вот что же мне в страсти такой с быком или ливнем?
Почестей не желаю, доставшихся смертным на долю,
Будь быком для Европы, ливнем златым для Данаи -
К ложу я Геры ревную! Когда ты почтить меня хочешь,
Пусть в моем брачном покое огонь разольется эфирный,
Страсть да сверкнет из тучи зарницей - вот дар твой небесный,
Вот любви твоей знак, вопреки неверью Агавы!
Пусть Автоноя трепещет, внемля в соседнем покое
Песни любви, что перун гремит, сторожа у порога,
Знак для мира единый таимого брачного ложа!
310
Дай заключить мне в объятья пламень небес, насладиться,
Огненный блеск лаская и пламенный гром перунов!
Дай мне супружеский пламень! Ведь над любою невестой
Светоч пылает брачный, когда свершается свадьба!
Разве я не достойна зарницы свадебной блеска?
Кровь Арея во мне и матери Афродиты!
Горе мне! Ведь для Семелы кратко брачное пламя,
Факел прост ее брачный, ведь огненною зарницей
И перуном владеет одна только Гера-богиня!
Муж мой громогремящий! Ты в полном божественном блеске,
320
Лик священный являя, нисходишь к Гере на ложе,
Освещая супругу брачной своею зарницей,
Пламенный Зевс! А к Семеле быком или змеем крадешься!
Слышит она на Олимпе тяжкорокочущий отзвук
Страсти, но бледною тенью скользишь ты мимо Семелы,
Слышит она лишь мычанье мнимое мнимого тура,
Зевс без туч, без перунов ложе мое посещает -
С Герой, богиней надменной, возлег он средь туч с облаками!
Дабы слухов постыдных не слышать про дочь любодейку,
В доме Кадм затворился, по улицам боле не ходит,
330
Людям стыдясь на глаза показаться, ибо болтают
Все горожане открыто об этаком тайном союзе,
На Семелу бранятся с ее женишком малодушным:
Что за брачный подарок - брань торговок базарных!
Даже рабыни, и те судачат, но боле боюся
Языка я дурного кормилицы невоздержной!
Вспомни: кто чаровал Тифона искусной игрою,
Кто вернул тебе снова им похищенный пламень?
Что ж, отцу -то Семелы яви, что вернули, и старый
Кадм тогда мне покажет брачные знаки Зевеса!
340
Только еще не видала я праведных взоров Кронида,
Ни блистанья лучистых зениц, ни сияния лика,
Ни зарницы, горящей слепительным светом в подбрадье!
Нет, не знала я лика божественного олимпийца,
Лев и барс пред очами - не лик божественный мужа,
Смертный лишь предо мною - а богом должна разродиться!
Я о другом слыхала огненном браке: ведь Гелий
Деву Климену в объятьях огненных страсти покоил!"
Так она кликала участь, ей дорогую... Как Гера
Дева злосчастная пылко желала покоиться в страсти
350
С лаской зарницы, слетевшей с перуна, полного ласки!
Зевс же Отец все слышал и проклял ревнивые Судьбы,
Предрешенную гибель Семелы оплакал. На Вакха
Неумолимая Гера зависть и гнев направляла.
Он приказал Гермесу из огненно-пылкой зарницы
Выхватить сына Тионы, пожранной пламенем неба.
Слово молвил такое Отец юнице надменной:
"Дева, умыслы Геры гордой твой разум затмили!
Что ж ты думаешь, дева, молнии сладостны будут?
Только немного осталось - от бремени разрешиться,
360
Только немного осталось до срока рождения сына,
Не домогайся от Зевса явленья зарниц смертоносных!
Не было пламенных молний, когда овладел я Данаей,
Не было грохота громов, когда я с тирийскою девой
Сочетался на ложе, не было там и перунов,
Для инахийской телицы огни не пылали, одна лишь
Ты о том умоляешь: Лето - и та не просила!"
Так говорил, но Кронион и не дерзал состязаться
С пряжею Мойр, и прянул, весь небосвод озаряя,
Светом громовой зарницы к возлюбленной, громов молящей,
370
Против воли своей Кронид супруг-громовержец
В опочивальне Семелы явился в неистовой пляске,
Дланями воздымая погибельные зарницы.
Дева Семела, увидев огонь смертоносной зарницы,
Гордо встретила пламя такою достойною речью:
"Я не желаю пектиды жалостной, прочь же авлосы,
Громы и молнии Дня - вот сиринги эротов,
Мой же авлос - громыханье громов, а светоч мой брачный -
380 [378]
Горних высей сиянье! Жалких факелов чада
Мне не надобно боле, светоч мой славный - зарница!
Я - Зевеса супруга! Эхиону - участь Агавы,
Пусть Автоноя зовется женой Аристея, пусть Зевса
Делят Ино с Нефелой, а я - соперница Геры!
Не Афаманта жена, не рожу Актеона для скорой
Смерти от яростной стаи псов среди чащи нагорной!
Нет, не желаю форминги смиренной, ибо небесной
Звездной Кифары звуки Семелы брак воспевают!"
Гордая, так она молвит - и возжелала в объятья
390 [388]
Смертоносные громы заключить. Не противясь
Мойре, коснулася пястью смелой громов смертоносных.
Брак, погубивший Семелу, свершился. Во установленье
И костром и гробницей Эринния сделала ложе.
Вот зарница Семелу от бремени разрешивши
(Зевс не удерживал боле), деву во прах обращает!
Восприемником - гром, Илифией - зарница сказались,
Только лишь Вакх из чрева горящего появился.
Пощадило младенца пламя зарницы небесной,
Хоть и невестную матерь сгубило огнем смертоносным,
400 [398]
И до срока рожденный остался Вакх невредимым,
Ведь дыханье сдержали его омывшие громы!
Видя погибель, Семела счастливой себя почитала,
Ибо родить успела... Средь пламени видеть могли бы
Химероса, Илифи́ю с Эриннией в брачном покое!
И недоношенный отпрыск как только родился, омытый
Горним огнем, доставлен тотчас Гермесом к Крониду.
И смягчает Кронион Геры злобноревнивой
Умысел, что завершился, бремени гнева лишает:
Пламенный прах Семелы возносит на свод небесный,
410 [408]
Матерь Вакха приводит к дому звездному, дабы
Там она обитала, ведь в близком родстве она с Герой,
От Гармонии, дщери Арея и Афродиты.
Там свое новое тело омыв сиянием звездным,
Замерла навсегда в бытии нетленном. Не с Кадмом
Ныне она на земле, не с Агавой, не с Автоноей -
С Артемидою рядом, беседует с девой Афиной,
Стал небосвод ей подарком свадебным, делит застолье
С Зевсом, Гермесом, Ареем и самой Афродитой!
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: