Поиск
Песнь XVII
В песне семнадцатой битвы Ареевы первые славлю,
Струи медовые влаги, ставшею винным потоком!
Завершилася битва опьяненьем всеобщим
Рода смуглого индов, взятого в рабство без боя...
Но Дионис не рассеял гнева в ветре забвенья,
Поднял он тирс фригийский вновь - ведь на битву поднялся
Дериадей надменный, призвав раздоры и распри.
Вакх о любовном лукавстве, о страсти своей к амазонке,
Ставшею жертвою хмеля, отныне уже и не мыслил!
Он повел ополченье как вестник Диевой крови,
Осененный небесным сияньем и ропотом горним,
10
Вкруг повозки лидийской Вакха-Гигантоубийцы
Тирсоносное войско теснилось и среди рати
Высился он одиноко, соперник высей Олимпа,
Всех затмевал красотою, и бога зрящие мнили:
Гелий сам огненосный сияет в скопленьях созвездий!
И неоружное войско бог ополчил перед битвой:
Нет ни меча, ни дрота смертного, вместо копейной
Меди - непобедимый плющ, он же им помавает
Над городами Асиды, и в почву Асиды его же
Укореняя, ведет возок Кибелиды-богини,
20
Взмахивая бичом, увитым листвой, в колеснице
Оплетенной объятьем братским плюща и гроздовья,
Влагою маронидской восточный край опьяняя!
Бромию подражало в этом все войско вакханок,
Одержавшее в прежней битве победу! И сладкой
Яростью одержимый трепал в кольцевидных объятьях
Труп врага бездыханный, латного инда, сей старец,
Вечно пьяный Силен беспечный, бродя где придется!
И приплясывая и ритм отбивая стопами?
Мималлона, вакханка, топтала оружного воя,
30
Инда сонного, после ж, голову оторвавши,
Битвенную добычу тащила как дичь по отрогам...
Шел от града ко граду бог и вот оказался
На плодородной равнине алибов, где по соседству
Бурно и яро струился, питаемый влагою ливней
Гевдис и в водах белесых таил неисчетных сокровищ
Груды, путь пробивая себе средь почв среброносных.
Тут, идя по отрогам, таящим в недрах богатства,
Сопровождаемой свитой сатиров круторогих,
Вакх повстречался с мужем, живущим в лачуге убогой.
40
Бронгос бродил по отрогам в необитаемых долах.
В хижине, сложенной только из грубых камней он ютился,
В доме, который и домом назвать-то нельзя. Вот веселья
Благоподателю козий напиток пастух предлагает,
Доброго гостеприимства знак, белоснежное млеко.
После одну он из стада овчего матку выводит
Густорунную, дабы в жертву отдать Дионису.
Бог отклоняет жертву. Старик подчиняется Вакха
Непреложным веленьям. Нетронутой матку оставив,
Яство добросердечно пастушье Лиэю подносит,
50
Накрывает на стол (обед не обед!) он убогий
Ужин. Ставит кувшины на стол и миски простые,
Так же, как некогда ставил Молорк из Клеон пред героем,
Поспешающим в битву со львом свирепым и страшным,
Пред героем Гераклом. Он подает изобильно
Вымоченные в рассоле оливы позднего сбора,
Бронгос, следуя прямо примеру доброго старца.
Он в плетеных корзинках сыр подает новожатый,
Круглый, сочащийся влагой; Бог улыбается, глядя
На подношенья простые. На пастуха благосклонным
60
Взором взирая, бог поедает скромные яства
С неистребимой охотой, при этом же поминая
Пиршества столь же простые без всякого мяса и дичи
За столом у богини Кибелы, матери горной;
Вакх дивился вратам из глыб в том доме округлом,
Трудолюбивой природой выточенному жилищу -
Будто бы без резца вершины на две разделили!
Только насытился Бромий-владыка сим яством пастушьим,
Вдохновленный явленьем божественного Диониса,
Песнью священною Пана тотчас почтил его пастырь
70
Бронгос, двойным авло́сом пользуясь девы Афины;
Диониса он славил, и очарованный песней,
Бог, смешавши в кратере сок молодого гроздовья,
Милостиво промолвил, чашу тому подавая:
"Вот тебе, старче, подарок! Он прогоняет заботы!
Боле нет нужды во млеке, коль соком душистым владеешь!
Это земное подобье небесного не́ктара, оным
Ганимед на Олимпе отрок радует Зевса.
Млеко оставь отныне древнее, ибо напиток
Сей из козьих сосцов тобой добываемый белый
80
Горести и заботы рассеивать не помогает!"
Рёк - и пастырю подал за милое гостеприимство
Матерь веселья и хмеля, лозу виноградную с гроздью.
Обучил и уменью возделывать виноградник,
Как черенок на почву высаживать тучную лучше,
Как подрезать побеги старой лозы могучей,
Дабы побег плодоносный пустился в рост побыстрее.
Вот, пастуха оставив и горный гребень лесистый,
Бог на сраженье с индом отправился по отрогам,
Сатиров подгоняя идущих к ним через скалы.
90
Вновь примкнул он к вакханкам, служанкам неистовым бога.
Алча убийства и крови в благотирсном сраженье,
Он из тирренского моря трубу к устам прижимает,
Раковину морскую, трубит Эниалия бога
Клич, собирая войско, опьяняет он воев,
Дух в мужах пробуждает, зовет их на жаркую битву,
Дабы покончить с родом индов, Вакху враждебных;
Вот Дионис-владыка строит войска против индов.
Астраэнт же пророчит в это время Оронту
Голосом горьким и слезным только о рабстве грядущем:
100
"О нестрашимое племя копейщика Дериадея!
Внемли и не гневися, ибо тебе я открою
Правду о дивной победе неоружного Вакха!
Инды и сатиры в схватке сойдутся, вскричат Бассариды,
И народ, ополчившись на Вакха, щитами взблистает
Нерушимыми, видя войска́, подъявшие копья.
Многоопытный в битве лидиец пред ними встрепещет:
Встал во главе хвастливых сатиров муж неоружный,
Нет ни меча, ни дрота, ни стрел на жилах воловьих
Тетивы, что летели б к цели стремительней ветра!
110
Только вздымает он бычий рог, и пенится в роге
Чудное зелье, его же он в струи реки среброносной
Изливает, напиток коварный, и воды алеют,
Сладостны и пахучи горного струи потока...
Жаждой охвачены, вышли из схватки смуглые инды,
Стали пить и пустились, безумные, в дикую пляску!
После их Гипнос лукавый настиг. Сраженные сразу
Сном и томною пляской, на землю они повалились!
Прочие тут же простерлись, кто где оказался, на бреге,
Выронив щит и оружье, сделавшись в дреме волшебной
Легкой и быстрой добычей вакханок и Диониса.
120 [121]
Нет, не в схватке жестокой и не железом изострым
Женщины их захватят, ослабленных духом и телом,
В рабство... Врагов ненавистных они погрузят на плечи
После и поволокут на себе их как будто бы трупы,
Их, извергающих влагу злоковарную Вакха,
Сатирам малодушным в рабство предаст судьбина,
Зелием ядовитым отравленных... А из сраженья
Я лишь один и спасусь, ведь я не попробую влаги,
И нетронуты будут уста мои зтим напитком!
О, питья берегися, копейщик, чтоб хитрой победой,
130 [131]
Без оружья одержанной и без пролития крови,
Бог Лизй не забрал бы в плен твоих индов остатки!"
Так он поведал. Гневливый Оронт распалился жестоко
И устремился как ветер на битву, ибо сраженье
Лишь вполовину свершилось и требовало завершенья!
Вот индийская рать, побуждаема богом Ареем,
Выстроилась. Бассариды со склонов скалистого Тавра
Устремились в сраженье. Вакханки оружные также
Двинулись в бой, и феры, что вместо оружия камни
Или глыбы набрали в горных долах окрестных,
140 [141]
Или с макушек отрогов... И вот, начиная сраженье,
На врага нападают! Тучею сыпятся глыбы,
Быстро вращаясь в полете, на головы индов и плечи!
Легкой, проворной стопою взнесясь на вершины отрогов,
Ополчаются паны, свирепствуя - бросился первый
Вниз и могучею пястью ухватывает за выю
Вражьего воина, козьим копытом бьет и свергает
Наземь, панцырь пронзая и средостенье грудное;
Вот и второй устремился, круторогий, со склона
Прямо на встречного инда, бодает его он рогами
150 [151]
И поднимая на воздух, пронзенного, оземь бросает,
Несколько раз подпрыгнув и повернувшись на месте
Вкруг себя самого! Вот третий, оружье Деметры
Крепко сжимая в ладонях, серп сей колосокосящий,
Словно обильную жатву, снопы собирающий словно -
Режет вражее племя когтеизогнутой медью...
О Арею обряды, о Дионису начатки -
Недругов ненавистных главы... О Вакх, ты свидетель:
Меч изогнутоострый, забрызганный алою влагой,
Вот кровавая жертва для возлияний Лизю!
160 [161]
Эниалий, упейся! Мойры! И вы в опьяненье!
Вот еще один пан козопасный на бой устремился,
Дланей железным захватом душит он вражию выю
И рогами своими изострыми латы пронзает,
Вражье чрево проходит обоими остриями...
Пятый с пастушьим посохом вдруг нападает на воя,
Лоб раскроил он инда от брови и до подбородка!
Но и Оронт отважный индов войска ободряет,
Грозным и громким гласом биться их призывая:
"Сатирам противостаньте! Не уступайте вы в битве!
170 [171]
Не трепещите рати трусливого Диониса!
Пусть никто не стремится испить воды желтоватой,
Да не отведает зелья сладкого в струях потока,
Дабы злосчастных индов от дланей бога Лизя
Головы не слетели, дабы во сне не погибли!
Недругам противостаньте в битве! Когда же я встречу
Малодушного Вакха, сойтися в противоборстве?!
Коль не боится - пускай подождет владыка пугливый,
Зная, поборников скольких Дериадей ополчает!
Пусть побросает листочки, ведь бьюсь я сверкающей медью!
180 [181]
Есть у меня и железный дрот! Что ж с гроздовьем листвяным
Сможет этот лидиец в цветочках? Этого воя
Я закую в оковы, и поволоку, и содею
Неженку Диониса слугою Дериадея!
Ах, нежнорукий, с девичьим румянцем, оставь же навеки
Индов толикое войско, выйди сразиться с Оронтом!
Выйди, мальчик кудрявый, ласкаемый льстивейшим ветром!
Выйди, сладкий владыка Бассарид, ибо жены
Только красой убивают - мужи поражают стрелою!
Свиты твоей служанки нагим индийцам сгодятся,
190 [191]
Поволокут их на ложе рабское наши мужчины!"
Молвил - и в гущу сраженья Оронт устремляется пылкий,
Жатву Арея сбирая, никто из мужей и не смеет
Выдержать столь свирепый и неистовый натиск:
Ни Эвриме́дон отважный, ни А́лкон, кровный сородич.
В бегство Астрей обратился, сатиров предводитель,
Нет никого, кто б остался рядом, и буре подобно
Дериадея зять неистовствует в сраженье.
Вот он в пару кентавров мгновенно мечет утесы,
И поражает Гилея... Пастырь косматогрудый
200 [201]
Падает с головою уязвленною глыбой...
Мягкий подшлемник слетает от молниевидного камня,
Он ведь подобье шлема, сделанное из гипса,
Защищает он только кость от медного шлема:
Валится наземь подшлемник и разбивается сразу,
Черен покров его, белым сверкает прах от осколков!
Дротом каменным свергнут, бьет ногами о землю
Сей кентавр, и вдруг видит, как круторогое темя
Отделено от косматой выи двойною секирой,
Бычьи рога крошатся тут же от этих ударов -
210 [211]
Сам же он рухнул немедля на землю всем телом огромным...
Прянула голова - и с плеч во прах покатилась...
Он же в последнем усилье встает еще на колена
И начинается пляска зловещая смерти, не хмеля,
И раздается могучий мык, как из глотки бычиной,
Коль он под молотом бьется, в темя удар ощущая...
Но пред смертью своей Эрембе́й низвергнул Хелику,
В чрево ей бронзу вонзивший, уметивший белые груди,
Смуглой рукой начертавший алые борозды в теле!
Грянулась в прах вакханка другая, сраженная раной,
220 [221]
Вихорь бурный ей пеплос и складки одежды развеял,
Брызнула кровь из раны... Она же стыдливой десницей
Наготу прикрывает белоснежную бедер,
Ухватить пытаясь бегущие складки хитона...
Бог же, узрев, что победа склоняется в сторону вражью,
Что устрашаются толпы сатиров - вопль испускает,
Вопль, коим девять тысяч возопить лишь смогли бы
Воинов, крикнув единой глоткою битвенный возглас!
Вот перед Бромием быстрый предстал Оронт, чтоб сразиться
Смертный бессмертного бога вызывает на битву!
230 [231]
Оба сходятся к бою шагом размеренным... Этот
С дротом, а тот лишь с тирсом изострым. Завидев лишь только
Вакховой головы навершье, Оронт распаленный
Бромиевы рога напрасно копьем поражает -
Нет, Дионис-владыка с главою неуязвимой
Облик не мнимый принял Селены быкоподобной,
Коего и железу секиры срубить не под силу,
Как зто было с рогатым Ахелоем... Сломал их
Мощный Геракл, домогаясь супруги! Но у Лизя
Истинен быкоподобный облик рогатой Селены!
240 [241]
Сей убор рогоносный бога, неразрушим он
И врагом в нападенье... И вот, напавший на Вакха
Бурный инд, уподобясь вихрю воздушному в небе,
Ударяет вдруго́рядь копьем, но коснувшись небриды,
Гнется копье как свинец... И тут же в недруга прямо
Мечет тирс виноградный, в широкие плечи Оронта,
Вакх, и над ним надсмехаясь, над богом небесным, Лизем,
Над увитым плющом его дротом, Оронт похвалялся:
"Вот он, женское войско против меня ополчивший!
250
Если ты можешь, сражайся тирсом, оружием женским,
Если ты можешь, то бейся! Коль дух мужчин услаждаешь -
Что ж, одного лишь Оронта смири, всевладычный, попробуй!
Встань и сразись, и изведай, сколь мощен в единоборстве
Тот, кого воскормили потоки родного Гидаспа!
Я не из Фригии, где мужчины походят на женщин,
Где перед свадьбой срезают колос, плодородье несущий!
Я не изнеженный служка изнеженного Диониса!
Не спасут твои зелья поборников ваших, добычей
Служек твоих безумных возьму военной, из битвы
Выведу всех силенов, царю моему в услуженье!
260
Сатиров же трусливых копьем во прах ниспровергну!"
Так вопиял полководец угрозы... Словами такими
Вакх-владыка разгневан и виноградной лозою
В грудь того поражает... И только лишь ветка с гроздовьем
Панцырь железный задела, как надвое он раскололся!
Но оружие Вакха до тела не дотянулось,
Плоти не избороздило! И из обломков железных
Выскочил безоружный Оронт, нагой и бессильный,
Взор обративши на небо, к восточным горним пределам,
270
Пред Фаэтонтовым ликом бормочет предсмертные речи:
"Гелий! Ты неба пути измеряешь в возке огнепылком,
Ты излучаешь сиянье над краем Кетеев соседним,
Останови колесницу и молви Дериадею:
"В рабстве воинство индов, Оронт с собою покончил,
Хрупкие тирсы низвергли нас", сообщи и о зелье,
Что даровало победу непобедимому Вакху!
Молви, как влага в вино, несущее страх, обратилось!
Молви, что индов, в железо закованных воев победных,
Жезлов хрупкой листвою слабые жены разбили!
280
Если своей Климены ты ложе еще поминаешь,
Доброй к Дериадею, от крови твоей же потомка,
Ибо в нем кровь Астриды, слывущей дочкой твоею,
Молви, что Бромию битвы не проиграл я - клянуся
В том землей беспредельной и Солнцем, идолом индов,
Зыбью священного тока! Милостив буди ты к индам
В битвах и дай погребенья погибшему вою Оронту!"
Рек и выхватил меч он, и пал на железное жало,
В волны реки погрузился, названной ныне Оронтом.
Видя, что тело трепещет в смертном еще содроганье,
290
Вакх владычный промолвил свое жестокое слово:
"В волнах далеких от края родного покойся! Настигнет
Дериадея погибель - Гидасп-отец похоронит!
Зять и милый родитель погублены мной в одночасье,
Ибо свирепо и метко сражался я ветвью и тирсом,
Будто бы дротом каким иль мечом изострым и крепким,
Тирсом винолюбивым и лезвиями гроздовья!
Ты же, свирепо убивший себя кровавым железом,
Ты не испил от сладких струй медовотекущих
Влага речная укрыла тебя, ты ж не ведаешь хмеля!
300
Коль пожелаешь, то выпьешь, пожалуй, и целую реку!
Только к чему тебе влага? Ахерусийские воды
Смертоносные хлещешь, ныне погибельным током,
Горькой волною чрево наполнилось, Мойрой чревато!
Вод и кокитских попробуй и Леты потоков отведай,
Дабы забыть о сраженьях и о кровавом железе!"
Так насмехался над трупом он влажным. С телом раздутым,
Зыбится мертвый Оронт на волнах речных и спокойных.
Заледеневшие члены двинулись вниз по теченью,
Брошена плоть, бездыханна, на волю зыби приречной.
310
Погребли его нимфы, по усопшему плача,
Нимфы Гамадриады, что жили у самой Дафны,
У реки... Надписали надпись они на могиле:
"Непочитавший Вакха здесь покоится воин,
Павший от собственной длани Оронт, полководец индийский!"
Только жестокая битва не кончилась. Наполовину
Схватка зта свершилась - и на высоком прибрежье
Индов вопит Арей, туда, к разгоревшейся битве,
Исступленный лидийский рев издавая, несется
Энио́, вакханка священная, к бою готова.
320
В недругов метя, листвою увитый тирс смертоносный
В пляске вакхической бьется! Лозолюбивым Лизем
Недруг наземь повергнут, сражен листвой и лозою,
Чьи смертоносны раны. От безоружных вакханок,
Мечущих плющ, все железо расходится лат и кольчуги!
Меднодоспешные инды дивятся, что плющ остролистный
Разрешает от медных доспехов тело нагое,
Ибо без лат и доспехов уязвимее воин!
Каждому избиенье по-своему зто предстало
Страшное: обагрены доспехи, разбиты лозою,
330
Кровью... Лежат, где их сбили. По Тавра отрогам вакханки
Непобедимые тесно сошлися вкруг загнанных индов.
Звонкий авлос запевает песню убийства, и в схватке
Стаи вакханок, дев лозоносного Диониса,
Хоть их и рубят секиры с мечами кривыми наотмашь,
Словно стена невредимы - но к вящему посрамленью
Падает недруг на землю, листовьем хрупким сраженный!
Часто в гибкие ветви и стебли сыпятся стрелы
Меткие индов... Вот дротом, посланным издалёка,
Расщеплена сосна, вот лавр умечен пернатой,
340
Будучи древом Феба, прячет в ветвях густолистных
И целомудренных тучу стрел, его уязвивших.
(Как бы бог Аполлон и ран от стрел не заметил!)
Вот безоружною пястью, щита и меча не имевшей,
В бубен ударит вакханка - и щитоносец запляшет,
Тронет кимвал рукою - закружится в хороводе!
Лишь загремят кимвалы - и перед богом Лиэем
Падает инд молящий! Коснутся ль оленьей накидки
Необоримые копий наконечники - гнутся!
И от листвы разлетается напрочь топор меднозданный!
350
Некто из сатиров буйных, сражаясь, в какого-то воя
Мечет копье лозовое - и надвое панцырь расколот
Медный побегом лозы с плющом смешавшейся тесно...
Устрашенный исходом сраженья, сулящего богу
Вакху-индоубийце победу и славу в грядущем,
Астразнт, предводитель, судьбы избегая, уходит
Из сраженья, страшась лозового дрота Лизя.
Аристей же в то время целительные коренья
На Бассарид увечья накладывал, Фебов искусник:
Раны одной врачует он некой конской травою,
360
Раненую другую выделеньями лечит
Сыворотки кровавой; стонущих дев-вакханок
Исцеляет согласно ране каждой отдельной -
Уязвлена ли в руку, ногу, грудь или чрево...
Вот у воителя вынет иного из язвы кровавой
Быстрое острие пернатой и, жилы сжимая,
Сукровицу выгоняет каплю за каплей из раны;
Длань другого подносит поближе и рану раздвинув,
Лезвием острым целящим гнилую часть вырезает,
Вытянув осторожно кончик стрелы ядовитой...
370
С животворящей травою зеленой, земли порожденьем,
Смешивает пчелиный мед, отвращающий боли,
Льет рукою целенье несущую Вакхову влагу;
Раны других облегчает Фебовым песнопеньем,
Перечисляя при пенье грозные именованья.
(Ведает он враче́ства, искусства отчего тайны!)
Так врачевал он язвы различные, а в зто время
Биться уж не хотело войско варваров индов.
Многих тогда пленили воинственные Бассариды
Воинов Множество, горы оставив Тавра, пустилось
380
В путь обратный, надеясь напрасно в земле поселиться
Индов, средь Дериадея пределов домами владея,
Взяв свирепых слонов, что меры жизни не знают.
Сатиров в поле собравший войско после сраженья,
Пастырь Пан зачинает свой эпиникий победный.
Блемис курчавоголовый, вождь эритрейских индов,
Мирную ветвь подносит древа молящих, оливы,
Выю рабскую клонит пред Индоубийцей Лиэем;
Бог же, увидев во прахе простершегося человека,
Подал руку, подняться помог и словом умильным
390
Дал прощенье. От индов отделив эритрейцев,
Он отсылает враждебных нравам Дериадея
В араби́йские земли, где, соседствуя с морем,
Край они населяют тучный, дав ему имя...
Блемис тотчас поспешает туда, к семиустому Нилу,
Дабы стать скиптродержцем подобным ему зфиопов,
Вечно теплые земли Мероз его принимают,
Носит отныне он имя владыки Блемиев рода!
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: