Следующее плавание по Атлантике было связано с одним романтическим эпизодом. В царствование Эдуарда III, около 1370 г., англичанин по имени Роберт Мэчин бежал из Бристоля вместе со своей возлюбленной Анной Д’Арфе. Его судно унесло от французских берегов северо-восточным ветром; после тринадцатидневного плавания моряки увидели остров — Мадейру — и высадились на нем. Корабль унесло штормом, возлюбленная англичанина умерла от страха и истощения, а пять дней спустя матросы Мэчина положили рядом и его тело; сами же они на спасенной корабельной шлюпке двинулись к африканскому побережью. Там они были захвачены в рабство и, таким образом, разделили участь всех, кто попадал в руки берберских корсаров, однако в 1416 г. за одного из пленников, старого кормчего Моралеса из Севильи, и нескольких других уплатили выкуп и отправили их в Испанию. По пути в Испанию Моралес был захвачен в плен португальским капитаном Зарко, состоявшим на службе у принца Генриха и заново открывшим Мадейру, и благодаря этому история Мэчина и его острова достигла двора принца Мореплавателя, который, получив такое известие, решил получить и остров и в 1420 г. отправил в плавание капитана Зарко.

Последними из мореплавателей — непосредственных предшественников принца Генриха были французы. В XVII в., ссылаясь на вновь найденные документы, они заявляли, что между 1364 и 1410 г. люди из Дьеппа и Руана открыли регулярную торговлю золотом, слоновой костью и малаггетским перцем с побережьем Гвинеи и основали посты, названные Малым Парижем, Малым Дьеппом и Ла Мин[27], который получил это имя в честь найденного там драгоценного металла. Однако все это представляется более чем сомнительным, и подлинное плавание, предпринятое Де Бетанкуром в 1402 г., окончилось только открытием Канарских островов и северо-западного побережья Марокко. Мыс Нон или мыс Бохадор все еще являлись самой отдаленной точкой африканского побережья, известной европейцам.

Два события побудили французского сеньора к нападению на Счастливые острова. В 1382 г. корабль Лопеса, капитана из Севильи, плывущий в Галлисию, прибило бурей к Гран-Канарии. Капитан жил среди туземцев семь лет, пока те не обнаружили, что он и его люди пишут домой послания, умоляя о спасении. Чтобы положить конец этим проискам, «тринадцать братьев-христиан», чьи послания дошли до Бетанкура двенадцать лет спустя, были казнены. Известие об этом и о путешествии испанца по имени Беккара к тем же островам и в то же время, около 1400 г., достигло Рошеля, где несколько отважных французов готовы были попытать счастья. В июле 1402 г. во главе с Жаном де Бетанкуром, властителем Грэнвилля Гадифером де ла Заль, бедным рыцарем, они выступили, чтобы завоевать себе новое морское царство. Несмотря на раздоры предводителей и на то, что Гран-Канария отбил все атаки, предприятие в основном увенчалось успехом, и несколько островов стали христианскими колониями, что было первым шагом к созданию колониальных империй эпохи великой европейской экспансии. Записи же капелланов Бетанкура представляют собой первую главу новой колониальной истории.

Однако самой очевидной особенностью этого трактата является ограниченность познаний. В 1425 г. французские колонисты, по-видимому, ничего не знали об африканском побережье за мысом Бохадор, они не знали, что Канарские острова — это начало нового мира, а не продолжение Испании и Европы. Они стремились достигнуть Золотой реки и вести там торговлю, но путь туда им был известен разве что с чужих слов. Сам Бетанкур бывал на Бохадоре и предполагал проложить путь к Золотой реке, «если все в этой стране обстоит так, как это описано в «Книге испанского монаха», ибо монах говорит: «Она расположена в ста пятидесяти лигах от мыса Бохадор, о чем свидетельствует и карта, а значит, лишь в трех днях пути, если плыть под парусами, и это открывает доступ в страну пресвитера Иоанна, где столько сокровищ. Но пока что норманны «жаждут лишь узнать, что представляют собой соседние земли как острова, так и terra firma»[28]. Им ничего не известно о побережье за «крайним мысом», мысом Бохадор, который занял место арабского Финистерре, мыса Нон[29], Нун, или Нам, считавшегося точкой, дальше которой плыть некуда.

Мы подошли к эпохе самого принца Генриха: его первое плавание состоялось в 1412 г. Де Бетанкур умер в 1425 г., и нет необходимости подробно пересказывать повествования, даже самые увлекательные, об эпизодических плаваниях в другие области европейских морей. Между 1380 и 1395 гг. венецианец Зени служил у Генриха Синклера, графа Оркнейского, и привез из путешествия рыбацкие истории, похожие на истории о Центральной Америке с их кораблями-людоедами и варварством. Несколько позже, около 1439 г., норвежец Ивар Бардсен чуть ли не последним из христиан посетил гренландские колонии, наследство XI в., теперь превратившиеся в развалины. Но ни один из этих путешественников не рассказывает о новых землях, куда к этому моменту удалось проникнуть не с севера и востока, а с юга и запада.

Мы проследили за развитием западных исследований и открытий на море и на суше и подошли к эпохе главного персонажа как истории Португалии, так и истории европейской экспансии. Остается рассказать о том, как его деятельность была подготовлена развитием научной теории и национальным развитием начиная с эпохи крестовых походов.

Как мы имели возможность убедиться, до крестовых походов основу географии в христианских странах составляли главным образом заимствованные представления. С IX в. до эпохи средневекового и христианского Возрождения, т. е. до XI, XII и XIII вв., — признанными наследниками греческой науки являлись арабы; идеи Птолемея или Страбона, известные франкам или латинянам, были почерпнуты (и исправлены) в университетах Кордовы и Багдада.

Однако, когда скандинавы и священная война с мусульманскими странами пробудили практическую энергию христианского мира, стали расти не только его владения, но и духовные богатства, и в эпоху принца Генриха, в XV в., португальцы могли заявить о себе: «Открытия побережий и островов были совершены не волею случая, ибо наши мореходы вышли в плавание, будучи хорошо обучены, оснащены приборами, правилами астрологии и геометрии, всем, что должно знать любому мореплавателю и составителю карт». Компас, астролябия, хронометр и карты — все это было известно на Средиземноморье около 1400 г., этими приборами владели и арабские торговцы в Индийском океане.

В этом разделе мы ограничимся беглым обзором христианской науки, независимость которой росла с тех пор, как она перестала слепо следовать мусульманским образцам и стала опираться на собственные силы. В одной из предыдущих глав мы имели возможность убедиться, сколь продолжительное и глубокое влияние греческая, мусульманская и индуистская традиция оказывала на западную науку, которая одержала победу, опередив всех своих соперников. Не следует забывать, что для объяснения самой деятельности принца Генриха и его роли в истории, которая была в гораздо большей мере ролью исследователя, чем государственного деятеля, требуется рассмотреть не только практические исследования, но ив не меньшей степени географическую теорию. И в конечном счете изобретение приборов, создание карт и глобусов, вычисление расстояний являются деятельностью не менее практической, чем самые дерзновенные и успешные путешествия. Первыми и главными условиями мореплавания были безопасность, точное представление о том, где ты находишься и куда плыть, которое давал мореходам магнит.

«Prima dedit nautis usum magnetis Amalphis»[30] — говорит Бекаделли Палермский, однако первое на Западе упоминание о «страшном черном камне» принадлежит англичанину. Александр Некам, монах из монастыря Святого Олбана, в своем трактате «О природе вещей», написанном около 1180 г., сообщает, что моряки всегда пользуются компасом как вещью обыденной, «не являющейся тайной, в которую посвящены избранные». «Когда они не могут ясно видеть солнце в облачные дни или в ночи и не способны определить, в какую сторону направлен нос их корабля, они ставят на магнит иглу, которая вращается, пока острие ее не устремится к северу и не остановится». Также и сатирик Гюйо де Прован в своей «Библии», относящейся приблизительно к 1210 г., выражает пожелание, чтобы папа был в вере такой же путеводной звездой, как в плавании «Полярная звезда, которую мореходы могут всегда иметь перед собой, не видя ее, единственно посредством указующей иглы, плавающей на соломинке в воде, к которой прикоснулись магнитом».