Вечером членов комиссии пригласили на Суд Истории, организованный по инициативе Дома Престарелых и обкома комсомола.

Установку Москвы на восстановление исторической правды в Партграде истолковали именно так, как того и хотели в глубине души в Москве, а именно — как установку врать по-новому, Вспомнили о том, что Партград когда-то назывался именем Троцкого. Обратились в Москву с просьбой вернуть это имя городу, но Москва посоветовала подождать. Надо сначала как следует проэксплуатировать реабилитацию Каменева, Зиновьева и Бухарина. Когда сенсация по этому поводу на Западе сойдет на нет, тогда им можно будет подбросить новый материальчик для шумихи. А пока займитесь Бухариным, приказали из Москвы. И в Партграде поднялась волна конференций по Бухарину. Возникло даже особое неформальное общество бухаринцев. Оно выпустило брошюру, из коей явствовало, что Горбачев просто позаимствовал идеи перестройки у Бухарина. Руководителей общества пригласили в обком партии и попросили умерить пыл. — Что же получается, товарищи, — сказали бухаринцам. — Тогда еще только начинали строить, а уже о перестройке говорили? А не рановато ли? И товарищ Горбачев может быть кое-что новое по сравнению с Бухариным сказал?

Бухаринцы пообещали внести исправления в историческую правду. В связи с этой историей возник анекдот. На том свете встретились Хрущев и Брежнев. Они спросили друг друга, строили ли они что-нибудь. Получив отрицательный ответ, они изумились: так что же перестраивают горбачевцы?!

Помимо общегосударственной правды в Партграде начали восстанавливать правду местную. Стали искать подходящих кандидатов. Выяснилось, что все вожди области вплоть до Сусликова и Крутова были отъявленные мерзавцы. По их приказам были загублены сотни тысяч невинных жертв, прежде чем они сами стали жертвами террора. К тому же почти все они были нерусские. Остановились в конце концов на некоем Иванове, которого расстреляли как бухаринца, хотя он никогда не встречался с Бухариным и политикой вообще не занимался, как он сам заявил на суде. В наказание за это ему и приписали принадлежность к троцкистско-бухаринскому блоку, Этого Иванова и сделали невинной жертвой и идейным противником сталинизма. Его именем назвали улицу города, издали его биографию и установили памятник. Потом выяснилось, что он возглавлял ЧК, затем — ГПУ и НКВД в области и был расстрелян за чрезмерное усердие в уничтожении «врагов народа». Но об этом писать не стали.

В Доме Престарелых разыскали одного нераскаявшегося сталиниста. Старик оглох, ослеп и впал в полный умственный маразм. Над ним решили устроить образцово-показательный Суд Истории. Отобрали на роль судей молодых людей с университетским образованием, ставших теоретиками и апологетами перестройки. Суд проводили в помещении драматического театра, иллюстрируя исторические экскурсы судей театральными представлениями. Зал был набит битком. Суд показывали по телевидению. Судьи под неумолкающие аплодисменты собравшихся мужественно обличали «недобитого культиста» в жутких преступлениях, совершенных в сталинские годы. Его обвинили, в частности, в зверском убийстве товарища Иванова, о котором упоминалось выше. Старик на каждый вопрос, обращенный к нему, и на каждое обвинение кивал головой и бормотал что-то невразумительное. Какая-то пожилая женщина вякнула было, что это суд ей напоминает сталинские процессы тридцатых годов, только с обратным знаком. На нее обрушились всем залом, и ее вывели милиционеры за нарушение порядка. Председатель Трибунала Истории заявил, что в лице этого нераскаявшегося сталиниста тут судят всю сталинскую эпоху.

На другой день выяснилось, что по ошибке на Суд Истории привезли совсем не того старика. Судимый оказался жертвой сталинизма, отсидевшей в лагерях более двадцати лет. Но дабы не пострадала историческая правда, этот факт гласности не предали. И никто на этом не настаивал. Партград жаждал освободиться от прошлых грехов и двигаться в будущее с чистой совестью.

Для показа иностранцам либерализации режима наметили посещение исправительного лагеря строгого режима, известного во всем мире благодаря уцелевшим жертвам сталинизма и диссидентам. В сталинские годы лагерь был одним из крупнейших в стране. При Хрущеве он опустел и был почти полностью разрушен. При Брежневе его частично реставрировали. Содержали в нем главным образом политических заключенных. Самых отпетых уголовников содержали в нем лишь для терроризирования политических. С началом перестройки часть политических выпустили, а других распределили по обычным лагерям. И лагерь снова опустел.

Представитель КГБ предложил устроить в брошенном лагере музей сталинского и брежневского террора наподобие Дахау и Бухенвальда. Идея такого музея наверняка найдет отклик во всем мире. Посыпятся пожертвования. Бывшие узники лагерей и члены семей погибших завалят музей материалами и экспонатами. В центре лагеря надо водрузить памятник жертвам террора. Отличная идея, — сказал Корытов. — Только палку перегибать не следует. Наше прошлое — не одни провалы и преступления. Мы все-таки стали сильнейшей державой мира. Какую войну выиграли. Спасли человечество от фашизма. В космос первыми вышли. Не все же в лагерях сидели. Был же трудовой героизм. Был энтузиазм. Были репрессии. Были преступления, ошибки. Но нельзя же сводить к ним нашу великую историю. Председатель партградской комиссии подхватил мысль Корытова и развил ее далее. Он предложил вообще на территории лагеря сделать филиал краеведческого музея, в котором несколько стендов посвятить репрессиям в сталинские и брежневские годы.

После продолжительной дискуссии комиссия нашла более целесообразным отвести под прошлые репрессии один зал в уже существующем музее в самом городе. Это будет удобнее для иностранцев и много дешевле.

Решив проблему лагеря наилучшим образом, перешли к другому объекту маршрута — к психиатрической больнице. Партградская «психушка» тоже имела дурную мировую славу. Сам тот факт, что ее разрешено посещать иностранцам, должен произвести сильное впечатление на Западе. Расположена она всего в получасе езды от центра. Внешне она выглядит вполне прилично, не хуже западных заведений того же рода. Никаких диссидентов, подвергаемых принудительному лечению по политическим мотивам, там уже нет. Их всех выпустили на свободу или перевели в другие больницы. Содержащиеся в больнице пациенты все являются стопроцентными медицинскими сумасшедшими, и любые западные эксперты могут это подтвердить.

Но радость членов комиссии была непродолжительной. Они увидели, что больница была переполнена психами, свихнувшимися на перестройке. Если дать иностранцам поговорить с обитателями больницы, у них может сложиться ложное впечатление, будто тут содержатся искренние сторонники перестройки. Пойдут слухи, будто консерваторы в Партграде захватили власть и готовят контрреволюцию снизу в противовес горбачевской революции сверху.

Выход из затруднения нашли такой. Одно отделение больницы решили вообще освободить от больных и устроить в нем клуб для бывших жертв карательной медицины, выпущенных на свободу. Иностранцы из бесед с ними убедятся сами в том, что эти жертвы суть нормальные сумасшедшие, и распространят слух, будто прежние слухи на счет карательной советской медицины были сильно преувеличены.

В маршрут включили также встречи иностранцев с зелеными, патриотами и демократами. Зеленые как раз начали борьбу за спасение трясины. Они установили, что с осушением трясины в области исчезнут мухи, комары и оводы. В результате птицам нечем будет питаться, и они вымрут или эмигрируют на Запад. И тогда расплодятся те же мухи, комары и оводы, но уже в таких количествах, что людям житья не будет, и они вымрут или эмигрируют на Запад. В дискуссиях с зелеными иностранцы получат неповторимую возможность проявить свой гуманизм и чувство ответственности за судьбы насекомых.

Патриоты поняли москвичей с полуслова и во всем согласились с ними, кроме одного пункта: отношения к евреям. Комиссия попросила патриотов не обнажать свой антисемитизм открыто. Но патриоты заявили, что без явного антисемитизма никакого русского национализма не получится. А тайный антисемитизм выродится в явную русофобию.