— Тогда вы не верите в Бога?

— Я никогда не говорил этого, — ответил Саврола. — Я только обсуждаю вопрос о нашем существовании с одной точки зрения, речь идет о разуме. Многие люди думают, что вера, наука и религия должны быть навеки разделены между собой и что, если признается один из этих аспектов, другие должны быть отвергнуты. Возможно, это происходит потому, что мы рассматриваем их на таком коротком отрезке времени, и нам кажется, будто эти линии параллельны и никогда не касаются друг друга. Я лелею надежду, что когда-нибудь в будущем, возможно, возникнет точка схода всех линий, символизирующих человеческие устремления, и, в конечном итоге, они соединятся.

— И вы верите во все, что вы сейчас сказали?

— Нет, — ответил он, — «нет веры в неведомое», что бы ни говорили поэты. Прежде чем мы сможем решить проблему существования, мы должны установить тот факт, что мы существуем вообще. Это странная загадка, не так ли?

— Мы узнаем ответ, когда умрем.

— Если бы я так думал, — сказал Саврола, — я убил бы себя сегодня вечером из-за непреодолимого любопытства.

Он остановился и посмотрел на звезды, так ярко сиявшие над головой. Она последовала за его взглядом.

— Вам нравятся звезды? — спросила она.

— Я люблю их, — ответил он. — Они очень красивы.

— Возможно, там записана ваша судьба.

— Я всегда поражался наглости человека, думающего, что Верховная сила должна объявить на небесах о подробностях его скверного будущего и что сведения о его женитьбе, о его несчастьях и преступлениях должны быть записаны золотыми буквами на фоне бесконечного пространства. Мы всего лишь крошечные существа, обладающие невероятным самомнением.

— Вы считаете нас незначительными?

— Жизнь сама по себе очень ничтожна. В природе она ценится очень низко. Я понимаю свою незначительность, но я — философски настроенное насекомое. И это доставляет мне какое-то удовольствие. Какими бы незначительными мы ни были, мне нравится жить и мне интересно думать о будущем.

— Ах! — порывисто воскликнула Люсиль. — Куда вы нас толкнете в будущем? К революции?

— Возможно, — спокойно ответил Саврола.

— Вы готовы ввергнуть страну в гражданскую войну?

— Ну я надеюсь, что дело не дойдет до такой крайности. Возможно, произойдут сражения на улицах и некоторые люди будут убиты, но…

— Но почему вы доводите их до этого?

— Я считаю, что человеческий вид обязан уничтожить военный деспотизм. Я не желаю видеть, как правительство опирается только на штыки; это анахронизм.

— Правительство проявляет справедливость и твердость. Оно поддерживает закон и порядок. Почему вы должны нападать на него только потому, что оно не соответствует вашим теориям?

— Моим теориям?! — воскликнул Саврола. — Именно так вы называете отряды солдат с заряженными винтовками, которые охраняют этот дворец? А что вы скажете об уланах? Я видел, как они пронзали людей копьями прямо на площади неделю назад.

Его голос стал необычайно страстным, и его манера поведения испугала Люсиль.

— Вы погубите нас, — тихо сказала она.

— Нет, — ответил он с решительным видом. — Вы никогда не погибнете. Благодаря вашему величию и красоте вы всегда будете самой счастливой среди женщин, а ваш муж будет самым счастливым из мужчин.

Его благородная душа отвергала подозрение в обмане. Она взглянула на него, мельком улыбнулась и порывисто протянула ему руку.

— Мы находимся на противоположных сторонах баррикад, но мы будем сражаться по правилам войны. Я надеюсь, что мы останемся друзьями, даже несмотря на…

— Мы являемся формальными врагами, — сказал напоследок Саврола.

Он закончил свою речь, взял ее руку в свою, поклонился и поцеловал ее. Потом они оба очень долго молчали и, пройдя по террасе, снова вошли во дворец. Большинство гостей уже уехали, и Саврола не стал подниматься по лестнице. Пройдя через вращающиеся двери, он ушел. Люсиль подошла к танцевальному залу, где все еще кружились несколько молодых и неутомимых пар. Здесь ее и встретил Молара.

— Моя дорогая, — сказал он. — Где ты была все это время?

— В саду, — ответила она.

— Вместе с Савролой?

— Да.

Президент старался скрыть чувство удовлетворения.

— Он что-нибудь рассказал тебе? — спросил Молара.

— Пока ничего, — ответила она, впервые вспомнив цель, с которой она брала это интервью. — Я должна увидеться с ним снова.

— Ты будешь продолжать пытаться выяснить его политические намерения? — взволнованно спросил Молара.

— Когда увижу его снова, — ответила она.

— Я доверяю твоему благоразумию, — сказал президент. — Только ты одна можешь это сделать, моя дорогая.

Последний танец подошел к концу, и отбыл последний гость. Люсиль ушла в свою комнату, очень усталая и задумчивая. Разговор с Савролой полностью занял ее мысли. Его искренность, его энтузиазм, надежды, убеждения или, скорее, его неверие снова напомнили о себе. Каким великим человеком он был! Разве это не было прекрасно, что люди следовали за ним? Ей очень хотелось поговорить с ним завтра.

Пришла ее служанка, чтобы помочь Люсиль раздеться. Затем она посмотрела вниз с верхнего балкона и увидела Савролу.

— Так это и был тот самый великий агитатор? — с любопытством спросила она свою госпожу. — Завтра мой брат собирался услышать его речь.

— Он собирается выступить завтра? — поинтересовалась Люсиль.

— Так говорит мой брат, — ответила служанка. — Он утверждает, что Саврола задаст им такую головомойку, о которой они никогда не забудут.

Служанка относилась с глубоким почтением к своему брату; они проявляли друг к другу огромную симпатию. На самом деле, она все время называла его своим братом только потому, что это лучше звучало.

Люсиль взяла вечернюю газету, лежавшую на кровати. Ее внимание привлекло объявление на первой странице, в котором сообщалось, что грандиозный митинг должен был состояться в здании ратуши в восемь часов вечера на следующий день. Она отпустила служанку и подошла к окну. Безмолвный город простирался перед ней. Завтра человек, с которым она беседовала, заставит весь город содрогнуться. Она должна пойти и услышать его. В конце концов женщины посещали такие митинги. Почему она не должна пойти, если можно полностью закрыть лицо вуалью? Это позволило бы ей глубже понять его характер. И, таким образом, она могла бы помочь своему мужу. Эти мысли принесли ей необычайное успокоение, и она пошла спать.

Президент направился вверх по лестнице, когда его встретил Мигуэль.

— Есть еще какие-нибудь дела? — устало спросил он.

— Нет, — ответил секретарь, — все складывается отлично.

Молара посмотрел на него с раздражением, но лицо Мигуэля оставалось невозмутимым. Поэтому он просто ответил: «Я рад этому», — и пошел дальше.

Осуждение, которое Море выразил по поводу решения Савролы пойти на правительственный бал, привело к серьезным последствиям. В каждой газете (за исключением тех, которые контролировались партийной организацией) высказывалось негодование или презрение в связи с его поступком. Газета «Час» упомянула о реве, с которым встретила его толпа, что свидетельствовало о падении его влияния среди народных масс и распаде революционной партии. В ней также обращалось внимание читателей на то, что устранение общественных различий всегда провозглашалось как главнейшая цель деятельности демагога. И в газете также подчеркивалось, что, приняв приглашение президента, Саврола обнаружил «свои подлые личные амбиции». Другие правительственные газеты выразили аналогичное мнение в еще более оскорбительной манере.

«Эти агитаторы, — говорилось в газете «Придворный», — во все времена в мировой истории жаждали титулов и почестей, и перспектива сближения с могущественными людьми снова оказалась непреодолимой для строгого и несгибаемого сына народа».

Эта разнузданная пошлость, казавшаяся более отвратительной, была менее опасной, чем суровые и мрачные предупреждения и протесты, содержавшиеся в демократической прессе. В газете «Бурный поток» откровенно говорилось, что если подобные вещи будут продолжаться, народная партия будет вынуждена найти другого лидера, «не раболепствующего перед властью и не стремящегося снискать расположение у элиты».