Не менее категорически выразил эту мысль сибирский поэт Мартынов в своей небольшой, но яркой поэме «Бусы». В поэме выведен европейский торговец, отправившийся на корабле с грузом стеклянных бус в низовье Оби, чтобы выгодно обменять этот бесполезный товар на ценную пушнину. Но тут разыгрывается неожиданная для него сцена:

И купец, избороздивший моря, понял, что на земле не осталось ни одного дикаря.

Действительно, купцы и миссионеры всех стран сделали все, что могли, для того, чтобы не оставить этнографам нетронутого первобытного человека…

Тем больший интерес для этнографов должны приобретать неисследованные пространства Северо-Восточной Сибири, где еще остались места, куда буквально не ступала нога научного работника. И если Сибирь с каждым годом не перестает удивлять естествоиспытателей совершаемыми в ней находками, то антропологам и этнографам она, быть может, способна также дать что-нибудь весьма замечательное…

В 1908 году, во время путешествия на пароходе «Север» для минералогического обследования берегов Лены от Якутска до дельты этой великой реки, я слышал в Кюсюре и Булуне отрывочные рассказы о диких волосатых людях, которые встречаются будто бы в глухих местах Верхоянского округа. Серьезного значения этим рассказам я тогда не придавал, видя в них лишь произведения фантазии аборигенов края…

Помню, с каким волнением я слушал в Омске в 1925 году от моего друга якута Дмитрия Иннокентьевича Тимофеева, студента Сибирской сельскохозяйственной академии, собранные им на родине любопытные сведения о диких людях — мюленах и чучуна. Тогда же он передал мне выдержки из своего дневника, записанные им в 1924 г. со слов жителя Байгантайского улуса 2-го Байгантайского наслега Петра Тихоновича Забловского и жителя Восточно-Кангаласского улуса 1-го Нерюктейского наслега Георгия Григорьевича Петрова. Привожу в неприкосновенности эту записку: аяно-нелькан-ские тунгусы мюленами называют диких людей, обитающих в хребте Джугджур или Дюжунгджур. По рассказам якутов-очевидцев и также понаслышке от тунгусов, эти люди представляют собой нечто похожее на первобытных людей. Когда остановишься на ночлег, растянув палатку, разведешь костер, сидишь за ужином, мюлен подкрадывается к тебе между кустами, как осторожный охотник, вооруженный луком, иногда камнями. Надо при переезде через хребет Дюжунгджур быть особенно осторожным, иначе можно быть убитым мюленом. Якуты ужасно боятся мюлена, называют его «дюжунгджур-иччите» и потому приносят ему подарки. А тунгусы его знают, иногда убивают его. Ростом он ниже среднего человека (другие говорят — выше). Волосы совсем не острижены, большая часть лица покрыта шерстью. Одежда из звериной шкуры, шерстью наружу. Имеет нечто похожее на торбаса; вокруг головы натянута лента, представляющая головной убор. Вооружение — лук. На поясе привешен нож. Имеет огниво. Нередко вооружен просто камнями, палками. Язык — производит отдельные нечленораздельные звуки.

Подкрадываясь к ночлегу путешественников или к чуму туземных жителей, мюлен обстреливает их из лука или бросает камнями. Имеет привычку стрелять без перерыва. Окончив запас стрел, убегает. Предполагают, что они живут в пещерах.

Другая заметка о чучуна записана Дмитрием Иннокентьевичем со слов жителя 1-го Нерюктейского наслега Восточно-Кангаласского улуса Якутского округа И. И. Тимофеева:

«Чучуной» тунгусы северных округов называют обитателей северных хребтов — диких людей, тоже живущих в пещерах. Одежда из звериной шкуры, вооружение — лук и стрелы, на поясе висячий нож и огниво. Нож железный, очень плохой, массивный. Угоняет у тунгусов оленей, целые табуны. Тоже имеет привычку стрелять без перерыва. Чучуна первый стреляет и скоро кончает стрелы; а тунгус, в это время стоявший где-нибудь за деревом или лежавший за бугорком, стреляет в обезоруженного чучуну.

Существует следующее предание у тунгусов Усть-Яны: однажды чучуна сломал амбар, где хранился запас пищи, и украл все. Как раз в эту ночь пал снег; утром тунгусы собрали охотников и пошли по следам чучуна. Скоро пришли к одной пещере на горе и увидали, что вор сидит в пещере и ест украденную пищу. Чучуна оказался безоружным и не мог сопротивляться, только упал, будто прося пощады, что-то говорил нечленораздельно, похоже на мычание животных, и показывал зубы. Тунгусы, недолго думая, закололи его копьем.

Из собранных Д. И. Тимофеевым сведений обращают, между прочим, на себя внимание рассказы о привычке мюлена издавать перед нападением оглушительный свист, который производит ошеломляющее впечатление на человека, парализуя на некоторое время его волю.

Д. И. Тимофеев предупреждал меня, что получить сведения о мюленах из первоисточника крайне затруднительно. Якуты и тунгусы (особенно последние) весьма неохотно рассказывают о своих встречах с мюленом, кончающихся роковым исходом, боясь привлечения к суду за убийство, и обычно такой рассказ можно услышать на смертном одре или когда убивший уверен, что ему жить недолго».

Далее приводились материалы, собранные Д. И. Тимофеевым в 1928 г. Житель Хоринского наслега П. С. Назаров рассказал, что ему пришлось слышать пронзительный свист мюлена на вершинах гор по дороге в Нелькан. Один раз около сопровождаемого им каравана с грузом упал камень. Рассказчик и тунгусы-возчики были убеждены, что это проделка мюлена. На реке Мае лет пятнадцать назад (т. е. в 1913 г.), по сообщению Назарова, якут Мегинского улуса, по прозвищу Арджах, убил мюлена. Лицо последнего было покрыто шерстью, глухая одежда из оленьих шкур обтягивала тело. Провианта и оружия при нем не было. Учитель Булунской школы Собакин слышал от тунгуса В. Захарова, что его родственник около тридцати лет назад (т. е. в конце XIX в.) убил мюлена, одетого в «сплошной костюм», тело его было черное.

На основе этих сообщений в 1929 г. П. Л. Драверт совместно с Д. И. Тимофеевым прочел доклад о мюленах и чучуна на заседании Комиссии по выявлению и изучению памятников природы и старины при Западносибирском отделе географического общества. Собрание вынесло резолюцию, в которой обращало внимание якутского просветительного общества «Саха-кэскиле» (Якутское возрождение) на желательность сбора сведений о мюленах и чучуна.

Суммируя имеющиеся данные о диких людях, П. Л. Драверт пришел к заключению, что «теперь уже трудно отрицать существование в Якутии своеобразных представителей человеческой породы, близких по образу жизни к людям каменного века». В качестве слабого пункта этой проблемы он указал на отсутствие в имеющихся сообщениях упоминаний о женщинах и детях чучуна.

Его выводы сводились к следующим положениям. В области Джугджура (часть Станового хребта) и на севере бывшего Верхоянского округа обитают неизвестного племени люди, находящиеся на весьма низкой ступени культурного развития; от народностей Якутии они отличаются помимо некоторых особенностей сильно развитым волосяным покровом лица; членораздельной речью не владеют, а может быть, их язык просто непонятен; ведут бродячий образ жизни, свойственный первобытным охотникам; передвижения совершают в одиночку или мелкими группами, придерживаясь малонаселенных или пустынных мест. В качестве оружия используют лук со стрелами и копье, им известно употребление огня. Они нападают на отдельных охотников, по-видимому тогда, когда чувствуют себя в опасности, а также побуждаемые желанием овладеть одеждой или снаряжением. В результате столкновений с людьми более высокой культуры мюлены и чучуна находятся на пути к исчезновению.

П. Л. Драверт призвал спасти древнейшие человеческие существа Северной Азии, взять их под охрану советского закона, поставить перед научными учреждениями в качестве неотложной задачи поиск и изучение мюленов и чучуна. По его мнению, это явление имело огромное научное значение.