Надеюсь, что Трой никогда не узнает, что я уже успела поделиться этим с Дамианосом, или в первую очередь несдобровать именно мне.
Через несколько часов, красиво уложив волосы и облачившись в светло-серебристое бальное платье с глубоким декольте, расшитое цветами серебряной канителью, я получила, наконец, мамино колечко. Осторожно протянув руку к солнцу, заглянувшему в отвешенное окно, убедилась, что теперь оно действительно не обжигает. Как же замечательно! Однако кузен решил этим не ограничиваться. Он достал из своего саквояжа довольно большую бархатную коробочку и, улыбаясь, подарил ее мне. Это оказался гарнитур из гранатового колье и такого же браслета. Украшения оказались изысканными и прекрасно подходили к платью, да и подарок не из дешевых, хоть и неожиданный, я должна испытывать благодарность, но меня почему-то это не обрадовало, словно мешало какое-то нехорошее предчувствие.
Трой помог застегнуть замочек браслета и, прежде чем проделать то же с колье, раздраженно указал на золотое сердечко, по-прежнему бережно мною хранимое:
— Да сними же ты это, наконец! Оно здесь неуместно. И вообще, как можно быть такой сентиментальной идиоткой?
Молча сжав губы, я опустила цепочку поглубже в вырез платья, спрятав драгоценное сердечко на груди. Также молча кузен надел на меня вторую часть гарнитура и мы отправились на бал, хотя настроение у обоих было уже не таким радужным.
В этот раз мы взяли наемный экипаж с открытым верхом и я любовалась окрестностями, освещенными низким зимним солнцем, практически вновь чувствуя себя человеком. Спрингфилд — самый обычный небольшой городок. Но я провела в темноте столько времени, что сейчас при свете дня он показался мне необычайно милым. Аккуратные двухэтажные дома, украшенные рождественскими венками и еловыми гирляндами, казались такими уютными, а горожане — веселыми и приветливыми.
Жажду я утолила незадолго до отъезда, поэтому, когда начался бал, вообще позабыла все на свете. Я кружилась без перерыва, получая неимоверное удовольствие и от почти позабытых звуков вальса и от танцев, которые и прежде всегда любила, а теперь еще и чувствовала, как помогают мои новые ловкость, сила и грация. Трой тоже по-своему развлекался, хотя, ангажировав меня пару раз, предпочел, все больше мрачнея, прогуливаться с бокалом бренди, периодически останавливая одного из снующих официантов, которые разносили крепкий алкоголь вместе с шампанским и мороженым.
Я была здесь никому не знакома, поэтому мужчины и юноши из местного общества, проявляя любопытство и интерес, наперебой представлялись и просили оставить для них танец. Я не успевала делать записи в агендами — бальную книжечку, но, помня о своем бдительном спутнике, старалась не увлекаться и не уделять кому бы то ни было чуть больше внимания, чтобы не разозлить своего Цербера.
Когда вечер подошел к концу, как ни жаль, пришлось возвращаться к реальности, к тому же, от Троя сильно пахло алкоголем. Хотя он и утверждал, что вампирам спиртное только на пользу, тем не менее, на мой взгляд, в этот раз он заметно перебрал. По дороге он пытался делать мне какие-то пошловатые комплименты, то и дело хватая за руки; настроение от бала окончательно испортилось, и я не чаяла, как бы поскорее оказаться в своем номере.
Однако, проводив меня, Трой вовсе не поторопился пройти к себе. Придержав дверь, он последовал за мной. Решив, что дело в колечке, я вернула его, как и договаривались, но кузен резко привлек меня к себе и попытался поцеловать.
Вскрикнув от неожиданности, я постаралась увернуться и оттолкнуть его.
— Что это Вы тут делаете, мистер Трой?! — возмущенно уперев руки в бока, на пороге комнаты грозно стояла моя отважная защитница.
Вампир обернулся, ослабив хватку, и я заметила, как вздувшиеся возле глаз вены искажают его черты, а губа приподнимается, обнажая клыки. Осознав, что ситуация может стать смертельно опасной для моей няни, я, резко вывернувшись, подлетела к ней и быстро заговорила, внушая:
— Ты ничего не видела и не слышала. Трой сейчас уйдет. Ты зашла сюда, чтобы попросить посетить еще одно ночное богослужение, — а потом продолжила уже почти спокойно, буквально выталкивая ее из комнаты: — Да, Нэнси, иди, конечно, и помолись хорошенько за мою душу.
Мне ужасно не хотелось оставаться наедине с нетрезвым кузеном, я понимала, что, скорее всего, он продолжит свои притязания, однако помочь няня мне все равно ничем не смогла бы, а рисковать ее жизнью я никак не могла себе позволить.
Когда шаги негритянки затихли, я решительно повернулась к кузену:
— Трой, уйди отсюда немедленно. Мы все с тобой решили в прошлый раз, — настойчиво и твердо проговорила я, хотя внутри у меня все трепыхалось от страха. — Я благодарна тебе за вечер и подарки, но это ничего не меняет в нашем договоре.
— Хватит строить из себя недотрогу-монашку, Мэри! — развязно продолжил Трой, вновь попытавшись заключить меня в объятия. — Ты услала няню и правильно сделала. Теперь нам никто не мешает насладиться друг другом. Я покажу тебе, что такое настоящие вампирские утехи, и ты поймешь, от чего так опрометчиво отказывалась.
Как бы ни пыталась я вырываться, молодой крепкий мужчина, разогретый алкоголем, заведомо сильнее, да и опыт в подобной борьбе у меня полностью отсутствовал. Сдавив меня так, что я едва не задохнулась, он настойчиво принялся жадно целовать мою шею, обдавая запахами бренди.
— Так же нельзя, Трой, остановись, это неправильно! Я не хочу! Мы же договорились: я не убегаю, а ты меня не трогаешь, — сдерживая рвущиеся эмоции, уговаривала я его, пытаясь оттолкнуть и отстраниться.
— Да не дергайся ты, дурочка, — настойчиво твердил он, опускаясь губами все ниже. — Мы — вампиры, для нас нет неправильного, а я хочу тебя, Мэри, давно хочу. Что, я зря с тобой вожусь столько времени? Тебе понравится, вот увидишь, сама еще будешь умолять меня продолжить.
Мои познания в интимной сфере были совсем скудными. Весьма целомудренные женские романы, дозволенные в библиотеке пансиона, разговоры с подругами, да вот та назидательная беседа с воспитательницей о предстоящем замужестве. Но Трой — не мой муж, и я вовсе не обязана была заботиться о его потребностях, что бы это ни значило. Эти влажные грубые поцелуи ничего, кроме отвращения, не вызывали.
— Не прикасайся ко мне, ты мне противен, омерзителен! — не выдержав, закричала я.
— Другие нет, а я, значит, омерзителен! — в бешенстве взревел Трой.
Он резко завел мои руки за спину, сжав запястья одной рукой, а второй рванул шнуровку корсета. Брызнув багровыми искрами, гранатовое ожерелье скользнуло на пол.
Я осознавала, что слова мне уже не помогут, но зажатые руки не могли даже схватить нянин карандаш или канделябр, чтобы использовать вместо оружия. И тут что-то темное поднялось из глубины души, словно вспомнив, что я тоже хищник, и, даже не задумываясь о том, что делаю, я резко наклонилась и изо всех сил вцепилась в ухо кузена, крепко сжав зубы и рванув на себя. Заорав, Трой разжал руку и оттолкнул меня, схватившись за левую сторону головы. Между его пальцами стекали струйки крови.
Я с отвращением выплюнула откушенный кусок плоти, а кузен, к моему изумлению, мерзко ругаясь, подхватил свое ухо и быстро прижал его к ране.
Замерев от ужаса, вжавшись в стену, я смотрела на него, ни жива, ни мертва, даже не пытаясь представить, что он сейчас со мной сделает. Однако, похоже, боль немного отрезвила Троя. Продолжая изрыгать грязные оскорбления, держась за голову, он резко развернулся и выскочил из номера, хлопнув дверью так, что она едва не слетела с петель.
Сотрясаясь нервной дрожью, я так и просидела на кровати, поджав ноги, до самого возвращения Нэнси, не рискуя ни раздеться, ни лечь, хотя мой слух вполне отчетливо различал, как за стеной пьяно храпит кузен.
Наутро Трой сдержанно и сухо извинился за непотребное поведение, сказав, что был пьян и ничего не помнит, хотя мы оба прекрасно знали, что это ложь.
Гранатовое колье вместе с браслетом я попросила Нэнси отнести в церковь в кружку для пожертвований, решив больше никогда не принимать от кузена подобных подарков.