Спустя долгую минуту, когда я и так, и этак старалась её обойти, она сказала:

— Я рада видеть тебя, Айрин.

— Вы ошиблись, — невежливо буркнула я, отчасти раздосадованная её поведением, отчасти обескураженная невероятным голосом, который проникал в самую душу и словно омывал её чистейшей родниковой водой, унося все горести и печали.

— Я никогда не ошибаюсь, милая. И ты это знаешь.

— Дамочка, я вас не знаю! — уже твёрже, злясь, ответила я, но меня просто проигнорировали.

— Пора домой, дорогая. Я снимаю запрет. Тебя ждут, — развернулась и ушла.

А я тупо стояла на мостике и открывала-закрывала рот, не зная, как на это реагировать и как вообще себя вести. Ну не странно ли? Может она больна и нуждается в помощи, а я тут возмущаюсь? Или же это розыгрыш? В общем, чувства были неоднозначными, и я даже решилась её догнать и всё же поинтересоваться здоровьем. Пусть и буду в случае чего выглядеть дурой, зато совесть точно будет чиста.

Сделала ровно один шаг назад и почувствовала, как начинаю падать.

«Упала с мостика метровой высоты — смех и грех!» — подумала я, прежде чем потерять сознание от удара головой обо что-то твёрдое и явно выступающее из земли.

Почему не сгруппировалась? Почему не попыталась как-то удержаться? Почему не закричала? Я не знаю. Просто падала себе спокойно и молча, испытывая какое-то странное умиротворение…

Шанрэл. Год назад

Мужчина раздражённо мерил шагами внушительное помещение собственного кабинета. Никто из присутствующих в замке не решался его не то, что побеспокоить — на глаза попадаться! Так как знали, что реакция может быть довольно жёсткой.

Хозяин этого монолитного сооружения отличался взрывным нравом, мстительностью и практически абсолютной неуживчивостью с посторонними. Исключением были его тётушки. Аж целых шесть штук, которые могли себе позволить и накричать на него и даже, было дело, отшлёпать. А после этого ещё и остаться в живых. Слуги же для него всегда были чем-то вроде домашних привидений — они как бы и есть, но он их почти в упор не видел. Только вот в такие дни крайнего бешенства мог не только заметить, но ещё и хорошенько отчитать. А то и наказать плетьми.

Глупцом будет тот, кто посчитает, что если хозяин замка не замечает слуг, то и не ведает всего, что они делают. О, нет. Всё было как раз наоборот. И знал, и ведал, и следил, и даже, временами, контролировал. Но по большей части предпочитал перекладывать все обязанности, связанные с челядью, на вездесущих тётушек. Надо же им чем-то заниматься, а то вконец замучают его своим вниманием и опекой.

И вот сейчас, грамотно избавившись от шестерых любимых женщин в его жизни, мужчина зло рассекал пространство кабинета, то и дело кидая испепеляющие взгляды на полученное недавно письмо.

«Женись!» — было сказано там. Причём, в приказном тоне, не терпящем возражений. Женись и всё! Даже список возможных кандидаток прилагался. Всего-то штук сорок. И откуда вообще столько наследниц и дочерей лордов завелось? Или он не знает и закон о рождаемости упразднили? Нет, конечно, это великодушно со стороны отца предоставить такой широкий выбор, давая возможность выбрать себе невесту, если не по любви, то хотя бы по симпатии и из чувства комфорта. Но Тёмные забери! У него уже есть женщина!

Сердце тут же кольнуло, а по телу разлилась всепоглощающая боль. «Была!». Она у него была. Пока он, как последний дурак не повёлся на провокацию сводного брата и не решился вмешаться в дела сестры… За что и поплатился. А, ведь, это было жестоко… Когда он решил вмешаться, то даже не подозревал о существовании его второй половинки. И сестра, перед тем, как воплотить в жизнь его наказание, показала ему её. Чтобы он знал, чего лишился из-за своей глупости, чтобы наказание было для него поистине невыносимым.

И теперь, спустя столько лет, они ещё и решили поиздеваться над ним!

Взгляд снова упал на ненавистный кусок пергамента, а в душе поднялась волна ярости.

Вот уже триста лет он делал всё, чтобы искупить свою вину. И перед этим ещё двести жил себе спокойно, лишённый истинной памяти, даже не подозревая, кто он на самом деле. А потом, однажды, словно ураган, на него навалились все воспоминания, едва не убив его. Было невыносимо больно осознать себя абсолютно другим существом, вспомнить всё, что натворил и чего лишился. Но он справился, не стал губить то, что у него уже было, продолжил жить жизнью своего нынешнего воплощения и, как мог, помогал этому миру…

И всё это… чтобы получить письмо с установкой жениться!

О Сариб, за что?

Шанрэл хмыкнул. Ну да, смешно. Так свыкся с этим воплощением, что уже и ведёт себя точно так же. Скоро вообще молиться богине этого мира станет. Вот уж его родня посмеётся…

Мужчина глубоко вздохнул и опустился в кожаное кресло. А может, и правда это выход? Если уж ему суждено прожить данное воплощение целиком, так, может, стоит прислушаться к просьбе отца, жениться и обзавестись семьёй?

Как бы сильно он не злился на себя и сестру, как страстно бы не желал воссоединиться со своей половинкой, данная мысль не нашла отторжения в его душе. Да, он обрёл, но и тут же потерял свою единственную. Ту, которая смогла бы разделить с ним его душу. И, наверное, только то, что он не успел осознать себя рядом с ней, не коснулся её ни разу, помогло ему не сойти с ума от тоски. И вот теперь даже мысль о браке с другой и о совместных детях не вызывала отторжение.

Да, наверное, это и есть самый лучший выход.

Шанрэл решительно кивнул сам себе, схватился за перо и принялся писать первое приглашение:

«Миледи Кинас, прошу…»

Спустя три часа все сорок приглашений были готовы, и мужчина мысленно собирался с духом, дабы озвучить «радостную» новость своим обожаемым тётушкам. И когда на столе вместо книг и журналов появились несколько заварников с чаем и миниатюрные чашечки из сервиза покойной матушки, Шан приказал лакею позвать родственниц.

— Гэни, Ким, Лека, Ашна, Чар, Изу, — поприветствовал он каждую из них, — вы, как всегда прекрасны.

— А ты, как всегда, льстец, мой мальчик, — ласково улыбаясь, ответила ему та, которую звали Гэни.

Гэниран была старшей из его тётушек и, по-хорошему, годилась ему в бабушки, но из всех шестерых была самой весёлой и жизнерадостной, даже несмотря на то, что Сумеречные времена забрали её мужа и всех сыновей, оставив её одну. Она была настоящей красавицей — миниатюрная кудрявая блондинка с голубыми глазами, — и могла бы второй раз выйти замуж, родить детей, но предпочла войти в семью младшего брата и заботиться уже о его детях. А точнее, об одном единственном сыне — Шане. И подарила ему всю свою любовь и ласку, на которую только была способна. Она была для него с самого рождения самым близким существом в этом мире и, пожалуй, единственная догадывалась, что Шанрэл не так прост, как кажется. По крайней мере, когда к нему вернулись воспоминания, она выпроводила всех жителей замка на целую неделю, под предлогом его дурного настроения, а сама осталась. Просто была рядом, без вопросов и разговоров, сидела в другой комнате и занималась своими делами. Но он-то знал, что она рядом и, в случае чего, сразу же придёт.

Лека была её точной копией с небольшими отличиями в виде длинных прямых волос, которые она предпочитала заплетать в косу, и взбалмошного характера. Девушка по возрасту была на год младше Шана и являлась самым младшим ребёнком в семье. Как тётушку, мужчина её не воспринимал, скорее уж, как сестру, тем более, что росли они вместе и были закадычными друзьями. И не редко ей перепадало именно от Шана, потому что он оказался единственным, кого она вообще слушалась.

Ашна и Чар, две рыжеволосые близняшки с зелёными глазами, внешностью и темпераментом пошли в мать-дрию — такие же изменчивые и непредсказуемые, как природа, но и такие же родные. Они были на четыреста лет старше Шана и Леки, но тоже никогда не отказывались от проказ, затеваемых младшенькими.

Изу и Ким были ровесницами и лучшими подругами ещё с детства. Только Ким приходилась Шанрэлу родной тётей, а Изу — двоюродной. Обе мастью пошли в бабушку — черноволосые и сероглазые. Только Ким предпочитала коротко стричь волосы, а Изу всегда ходила с длинной распущенной шевелюрой — в память о супруге, который просто обожал возиться с ними, расчёсывая и заплетая каждый день, когда бывал дома. Мужа она любила, поэтому и старалась хоть так напоминать себе о нём.