Шутки шутками, но чем ближе был день «Последнего бала», тем труднее становилось Шанрэлу в присутствии девушек. Каждая норовила увлечь его разговором наедине, кидала томные взгляды, выставляла напоказ свои прелести и писала влюблённые письма, до того надушенные, что у него, порой, на день отбивало нюх. И ему приходилось терпеть, сдерживая свой характер, потому что он сам дал добро на всё это и теперь просто не имел права срываться на девушках.

Единственным, помимо тётушек, существом, с которым было свободно и легко — оказалась Сашия. Шан изменился с момента их встречи, это заметили все, в том числе и он сам. Стал меньше злиться, меньше рычать и вообще, в целом, стал куда терпимее, чем раньше. По крайней мере, теперь слуги не шарахались от него в стороны. И, признавшись самому себе, мужчина понял, что такое отношение пришлось ему по душе.

А единственным местом, где он чувствовал себя более или менее свободно, был замковый парк, куда леди не могли пробраться из-за магической печати.

Вот и в тот день, за сутки до «Последнего бала», он решил отдохнуть и скрылся в небольшой берёзовой рощице. Но на этот раз он оказался там не один.

Сашия лежала на траве и безудержно рыдала. Да так, что у Шана все внутренности тугим узлом скрутило — столько отчаяния было в её плаче.

— Саши! — позвал он её, встревожившись не на шутку. — Что случилось?

— Ничего, Шан, прости. Не думала, что ты… — она резко встала и собралась уходить, но внезапно её зашатало и, если бы не вовремя подскочивший мужчина, она бы упала.

— Саши? Ты больна?

— Нет, — всхлипнула она и попыталась вырваться. — Я… мне… Я должна уехать, Шанрэл. Сегодня же!

— Хорошо, — нахмурился он. — Я сообщу твоим сопровождающим и…

— Нет! Я не вернусь домой. Документы я уже подготовила и хотела бы тебя попросить, чтобы ты отдал их светловолосому парню в моей свите. Это мой кузен. Я передаю право наследования ему, а сама отправлюсь в Эдельвиль, к дриям.

— Саши, объясни нормально, что случилось?! — разозлился Шан.

Ему не нравилось чувствовать себя беспомощным!

— Не могу…

— Ладно, — сказал он и перешёл на второе зрение. — Я сам выясню!

В этот момент лорд Шанрэл Сыз-Ар-Чи впервые задумался о нерациональности закона, который разрешает невестам не хранить невинность до свадьбы… Да, с одной стороны, это жестоко, ведь некоторые не сочетались узами и по достижении тысячи лет… Но с другой… эти свободные нравы приводят вот к таким результатам.

Саши была беременна.

И девушка, видя, что он всё понял, вновь горько заплакала. Только около двух часов спустя, когда она немного успокоилась, смогла поведать свою историю.

Она не знала, кто отец ребёнка, единственное, в чём была уверена — это был не лекан. Саши с подругами возвращалась вечером с деревенской ярмарки, когда на них напали грабители. Двоих девушек сразу же оглушили, а её и ещё одну… В общем, их было трое, один из которых — маг. Он-то и сдерживал превращение и вообще лишил её способности двигаться. Жаль не лишил чувств.

Что было, она в точности сказать не могла. Но очнулась от того, что ей было трудно дышать. Кое-как встала, огляделась и едва сумела сдержать крик ужаса. На поляне, куда их притащили, были одни только трупы. Из живых — она и одна из тех девушек, которых оглушили в начале. Обе в крови. Сама Саши ничего не помнила, но подруга сказала, что, когда те мрази не рассчитали силу и убили Лаку, леди Дар-Са-Ран не смогла сдержать животную ярость, которой подверглись и другие две девушки, ведомые зовом вожака. Была не драка — бойня. Но одна из них всё равно погибла…

Домой вернулись сами, сменив ипостась, но рассказать о случившемся не смогли. Сказали только, что на них напали, а они отбивались… и выжили лишь вдвоём.

Прошло не так много времени, но память — уникальна. Она, повинуясь подсознанию, оставляет лишь те фрагменты, которые нужны. Саши сейчас помнила всё. Вернее, вспомнила всё, что произошло, когда поняла, что беременна. А до этого твёрдо верила в собою же придуманную историю. Ну да, сама придумала — сама поверила.

Шанрэл сидел тихо, с трудом справляясь с полыхающей в груди яростью. Даже сейчас, почти восемь месяцев спустя, его иногда преследовали кошмары, навеянные рассказом… жены. И, как это ни странно, но он не жалеет. Ни капли. Тогда его предложение показалось самым разумным: ей необходима защита, ему — жена. Они ладят, можно даже сказать, что стали друзьями. Её ребёнка он даже готов назвать своим. Смущал, правда, момент принятия его зверем, но пока что всё было хорошо и вот-вот должны начаться роды. Так что в некоторой степени, Шанрэл надеялся на положительный исход. А Саши всё переживала, знает, что пойдут разговоры… По законам Сарибэль, в случае смешанных браков первенец рождается с генами отца. Но они оба были леканами, поэтому принадлежность ребёнка к этой расе даже не обсуждалась. Но вот её первенец им не будет, в этом Шан уже и сам успел убедиться. Ребёнок родится полукровкой… ведь его отцом был человек. Но его это не заботило. Главное, чтобы Саши бед не натворила.

Никто пока не знал правды, даже тётушки, но после родов ничего скрыть уже не получится. Поэтому и переживает его жена, плачет ночами в подушку и проклинает себя на все лады. Это Шан не позволил ей совершить глупость и избавиться от дитя. Знал, что она потом возненавидит себя в стократ сильнее. Да и он был спокоен — будут у них ещё дети, чего тогда с ума сходить?

А вообще, странно всё немного. Шанрэл вздохнул и потянулся — спина затекла, сидеть было уже неудобно, но уходить ему всё равно не хотелось пока что. И странность заключалось в следующем: леканы могли чуять родство. Поэтому среди его расы никогда не было проблем с детьми — отец всегда учует своего ребёнка в женщине, буквально с самого начала уже будет ощущаться родной запах. Впрочем, чужого он тоже учует, как «не своего». Ребёнок же Саши не пах. Вообще. То, что он — полукровка, удалось узнать только благодаря особому амулету, который подарила ему его тётушка Гэни. Как знала, не иначе. А вот запах… это и настораживало его, и приносило облегчение.

Всё же леканы — звери. И чуять у женщины, которую самец по праву считает своей, чужого ребёнка — тяжело. Поэтому и был благодарен он Судьбе, что лишила его ненужных и лишних переживаний. Но и раскрыть тайну этого странного явления тоже хотелось. Сестрицу спросить, что ли?

От этой мысли Шан дёрнулся и помотал головой.

Ну уж нет, раз он уже до такого додумался, то и правда, пора спать!

Поднявшись к себе в комнату, он не спеша принял душ, наслаждаясь ощущением, как вместе со струями воды, с него стекают усталость и раздражение, накопившиеся за день. Правильно, нельзя с таким настроением идти к беременной жене. Она и так в последнее время сдала сильно. Целители опасаются, как бы выкидыша не было, слишком уж она тоненькой стала.

Но Шан не раз говорил с ней, она клялась, что не желает себе смерти, просто ребёнок слишком уж странный — словно все соки из неё пьёт. А Целители молчали. И это ещё одна причина, по которой лорд злился.

Зайдя в комнату жены, он осторожно прошёл к кровати и, по установившейся уже традиции, едва уловимо поцеловал её в лоб. На этот раз она даже не пошевелилась, хотя раньше всегда реагировала на столь невинную и добрую ласку. И Шанрэл посчитал это добрым знаком — если не реагирует, значит в кой-то веки, спит крепко.

И спокойно ушёл к себе.

Ирина. В то же время

Ощущения были странными. Я, как бы, была в двух местах одновременно и, в то же время, нигде. А ещё ничего не помнила. Вернее, помнила, как шла на работу, как на мостик поднялась, девушку странную и её слова… Кажется падала… А потом всё. Пусто. Первая осознанная мысль была уже здесь, в пустоте, и о ней же. Сначала просто было неуютно. Трудно было не ощущать собственного тела, и даже, кажется, не дышать, не видеть, не слышать… только думать и чувствовать. Хотя и в последнем я не была уверена. А потом появился страх — вдруг, я умерла? Или сильно ушиблась, а эта пустота — признак пребывания в коме? Но, тогда, почему я вообще думаю? И следом за этой мыслью вернулись первые чувства — мне было холодно. Безумно холодно, как если бы зимой в сорокаградусный мороз сдуру решила голяка побегать. Всё тело начало колоть, неметь, потом запылало жаром, резкая боль шла от конечностей в самую середину, к сердцу, которое начало колотиться всё неистовее, пока на самом пике не замерло. Мне показалось, что в установившей, вдруг, тишине, я сойду с ума.